Глава 27
И продолжал Иов говорить рассуждение свое и сказал:
«Клянусь Богом, отнявшим право мое,
Крепким, уязвляющим душу мою, —
доколе дыхание мое во мне
и Дух Божий в ноздрях моих,
не изрекут неправды мои уста
и язык мой не скажет лжи!
Вас правыми признать? Да не будет того!
Пока жив, не отступлюсь от простоты моей;
правоту мою держу и не выпущу из рук;
не осудит жизни моей сердце мое!
Да причтется к злодеям мой враг
и к неправедным-восстающий на меня!
Что за надежда отступнику, когда возьмет,
когда исторгнет Бог душу его?
Божья Сила услышит ли вопль его,
когда придет на него беда?
Будет ли утешаться о Крепком он
и Бога призывать на всякий час?
Покажу вам, что в Божьей руке;
как действует Крепкий, не скрою от вас.
Впрочем, вы и сами видели все;
к чему же столько пустых слов?
Вот какой от Бога злому удел,
вот часть, что от Крепкого насильник возьмет:
растут сыновья у него, — так под меч,
и не насытятся хлебом потомки его;
оставшихся по нем похоронит смерть,
и вдовы его не оплачут его;
если наберет он серебра, как песка,
как грязи, наготовит одежд, —
он наготовит, но праведник возьмет,
и серебро получит в удел, кто чист!
Он строит жилище свое, как паук,
как сторож, что ставит себе шалаш;
уснет богачом, но встанет нищ:
откроет глаза — и нет ничего!
Ужасы настигнут его, как вода,
ночью унесет его смерч —
восточный ветер подхватит его
и сдует его с места его,
ринется на него и не пощадит,
как бы ни рвался он спастись!
Только всплеснут руками о нем,
только посвищут ему вслед.
Глава 28
Так! Копи есть для сребра,
и для золота горнило есть,
железо добывают из земли
т плавят из камня медь.
Тьме ставит предел человек»
исследует все концы,
камень мрака и смертную тень.
Рудокопы, сокрытый люд,
иссекают ямы в безвестных местах,
зыблются вдали от людей.
Порождающая злаки земля
изнутри изрыта огнем:
залежь сапфира в камнях ее,
и песчинки золота в них.
К ним тропу не знает орел,
не видел ее коршуний глаз,
не топтал ее гордый зверь,
и львенок по ней не ходил.
С гранитом борется человек,
исторгает он корни гор,
прорезает проходы в скале —
все самоцветы открыты оку его;
сдерживает он напор родников
и сокровенное выносит на свет!
Но мудрость — где ее обрести
и где разумения копь?
Человек не знает к ней стезю,
и ее не сыскать в стране живых.
Бездна говорит: «Во мне ее нет!»
И Море говорит: «Не у меня!»
За золото ее не отдают,
не покупают на вес серебра;
не добудет ее Офирский клад,
ни многоценный оникс, ни ляпис-лазурь;
не оплатить ее золотом и стеклом,
не выменять ее на дорогой сосуд;
не идут в счет ни кораллы, ни хрусталь,
и ценней жемчужин мудрости дар;
не оплатит ее Кушитский топаз,
за чистое золото не отвесят ее.
Но мудрость — где ее обрести
и где разумения копь?
Она сокрыта от глаз всего, что живет,
и от птиц небесных утаена.
И Аввадон и смерть говорят:
«Только слухом мы слышали весть о ней!»
Бог — вот кто знает к ней путь,
и Он ведает место ее,
ибо видит Он до концов земли,
и все, что под небом, зримо Ему!
Когда Он ветру давал мощь,
и полагал меру движенью вод,
и для дождя назначал устав
и стезю для громоносных туч,
вот тогда Он узрел, исчислил ее,
испытал ее, и устроил ее, —
и сказал человеку так:
«Вот, бояться Господа — это мудрость,
и удаляться от зла — разум».
Глава 29
И продолжал Иов произносить рассуждение свое, и сказал:
«О, стать бы мне, как в прежние дни,
как в месяцы, когда хранил меня Бог,
возжигал светильник над моей главой,
и в свете Его я шел среди тьмы;
как был я во дни моих ранних лет,
когда Бог миловал мой шатер,
когда еще Крепкий был со мной
и дети мои — вокруг меня;
когда во млеке омывались мои шаги
и скала изливала для меня елей!
Выходил ли я к воротам градским, [983]
посреди площади восседал —
юноши прятались, завидев меня,
а старцы, поднявшись, оставались стоять.
Вельможи смолкали передо мной,
прижимали палец к своим губам;
и стихала старейшин речь,
и к гортани прилипали их языки.
Слышало ухо — и завидовало мне,
видело око — и хвалило меня!
Ибо я спасал кричащего бедняка
и сироту, что помощи не найдет;
благословение страдальца было на мне,
и утешалось обо мне сердце вдовы.
Как в ризу, в правду облачался я,
возлагал на себя справедливость, как тюрбан;
я был глазами для того, кто слеп,
и ногами — для бессильного ходить.
Для нищих являл я собой отца,
в дело незнакомца вникал умом,
челюсть беззаконного сокрушал,
исторгал добычу из его зубов!
И думал я: скончаюсь в моем гнезде,
словно птица Феникс, прожив жизнь; [984]
корни мои открыты воде,
и роса ночует на моих ветвях;
не стареет слава моя у меня,
и крепок лук мой в руке моей!
Предо мною стихали, внимали мне,
молча выслушивали мой совет;
после слов моих кончали судить,
и речь моя росилась на них.
Как проливня вод, ожидали меня,
как позднему дождю, открывали рот:
улыбнусь — не смеют верить глазам,
просияю ликом — и они не скорбят!
Я назначал им пути, воссев, как глава,
как царь в кругу дружины своей,
утешая плачущего печаль.
вернуться
983
…к воротам градским… — В древней Палестине место, где восседали и творили суд старейшины.
вернуться
984
…словно птица Феникс, прожив жизнь… — Текст истолкован в соответствии с цитатой в талмудическом трактате «Санхедрин». По масоретскому тексту надо было бы перевести: «как песок, умножатся мои дни».