Изменить стиль страницы

Конечно, Фламинг ждал, что Дора выскажет свои пожелания, а он уже сделает заказ от ее имени. Эта деталь этикета давно вышла из моды; женщины предпочитали сами обсуждать свой выбор с официантом. Кое-кто счел бы это проявлением женской независимости, но лично ей такой обычай не нравился.

Пожалуй, ей было даже приятно покровительство Хуана Фламинга. Любит она его или ненавидит — а порой Дора и сама не понимала, какое из чувств она испытывает к этому мужчине, — но сомневаться не приходилось: он обладал такими качествами, как властность и гипнотизм, обаяние и ум, и это резко выделяло его среди других. Дора чувствовала, что ее собственная личность могла бы расцвести рядом с ним. Конечно, при условии, если Хуан поощрит ее своей чуткостью…

— Ничего горячего, — сухо сказала она, отвлекаясь от навязчивых мыслей и возвращаясь к действительности. — Только салат с копченым лососем.

— Вино? — Хуан что-то сказал официанту, и через минуту тот дал ей оценить вино, которое принес.

— Прекрасно… — Она вдохнула букет и сделала глоток, все время ощущая на себе внимательный взгляд спутника.

— Таинственная ты женщина, Дора… — нарушил молчание Хуан, когда официант подал еду и разложил по тарелкам. — Чем больше я смотрю на тебя, тем меньше понимаю, каким образом девичья чистота и невинность могут сочетаться в тебе с многоопытностью искушенной женщины… — Он поднял бокал и сделал большой глоток. — Может быть, в тебе погибла великая актриса?

— Может быть, — кротко согласилась она.

— И в каком амплуа ты будешь выступать сегодня вечером? — Этот вопрос заставил ее вздрогнуть.

— Не понимаю… — Дора недоуменно раскрыла глаза, чувствуя, как безудержно заколотилось сердце. Не мог же он знать о ее предстоящем свидании с Ренольдом…

— Ты сменила платье, — заметил Хуан, не сводя глаз с яркого лифа. — Какую роль ты играешь сейчас? Цыганки-соблазнительницы?

Дора проглотила комок в горле, неуверенно чувствуя себя под пытливым мужским взглядом.

— Не знаю. Кого же я, по-вашему, соблазняю?

— Именно это меня и интересует, — въедливым голосом произнес Хуан. — Очевидно, с тех пор как я оставил тебя одну, что-то произошло. Что-то… или кто-то зажег твои глаза, разрумянил щеки, а рот сделал свежим и влажным.

— Просто утром у меня немного болела голова, а сейчас все прошло. — Дора старалась непринужденно увести его в сторону от опасной темы. — Кого мне тут соблазнять? — Она наклонила голову и занялась лососем.

— Например, меня. — Это ошеломляющее предположение, сделанное мягким баритоном, бросило девушку в краску. — Я прав? Твоя пламенная красота и развевающийся подол платья должны потрясти меня, сделать снисходительным и заставить найти оправдание тому, что ты обманула Марио. Превратить меня из главного обвинителя в третейского судью.

— Но это же нелепо! — От его неотрывного взгляда пылало лицо; двусмысленный комплимент, сделанный обволакивающим мягким голосом, звучал в ее ушах странной музыкой. В ресторане было полно народу, но слова Фламинга произвели в ее и без того издерганной душе такую сумятицу, что девушка перестала замечать окружающих. Она со страхом ощутила напряжение под ложечкой и узнала в нем звенящую струну сексуального влечения.

Похоже, тело и душа Хуана тоже пребывали в конфликте. Он находил ее невыразимо привлекательной и ненавидел себя за эту слабость. Увы, не только себя. Фламинг упрекал Дору в том, что та нарочно разжигала в нем чувственность. С первой встречи девушка решила, что перед ней охотящийся самец, и даже нелепая ситуация, в которой она оказалась, не смогла заставить ее думать иначе или хотя бы скрыть это. О, она пыталась, но Хуан был слишком искушен в игре между мужчиной и женщиной, чтобы ничего не заметить. Ирония судьбы заключалась в том, что если бы она действительно была опытной соблазнительницей, каковой ее считали, то без труда смогла бы противостоять его первобытной сексуальности.

— Нелепо, говоришь? — наклонился он через стол. — Тогда скажи мне, почему ты переоделась. Интересно, какое волшебное зелье заставило тебя светиться изнутри?

С трудом сдерживая разгулявшиеся нервы, Дора постаралась ответить как можно проще и естественнее:

— Почему люди вообще переодеваются? Конечно, потому что во время поездки одежда мнется и пылится… Скажите, что вам не нравится в моем наряде? — перешла она в наступление.

— Не нравится? — Он тихо рассмеялся. — Напротив, я нахожу его очаровательным, даже обворожительным. Слишком привлекательным для того, чтобы сидеть в нем в четырех стенах гостиничного номера… или у тебя другие планы на вторую половину дня?

Их глаза встретились; к своему стыду, Дора отвела взгляд первой. Вряд ли Фламинг мог запретить ей покидать гостиницу. Но вдруг он отменит деловую встречу и будет настаивать, чтобы она провела остаток дня с ним? Мысль об этом была невыносима.

Усилием воли она взяла себя в руки, допила вино и небрежно сказала:

— Вообще-то я собиралась посетить местную церковь.

— В таком платье? — Он приподнял брови.

— Почему бы и нет? — с удивлением спросила девушка. — В нем нет ничего неприличного.

— В Мехико для посещения церкви тебе пришлось бы одеться более скромно, — отрезал он. — Прикрыть плечи и голову. В Мексике другие нравы. На улицах некоторых латиноамериканских столиц женщинам вообще запрещено носить открытые наряды; полиция живо расправляется с теми, кто нарушает эти правила.

— Тут Америка, а не Мексика! — Гнев от несправедливого упрека засверкал в золотистых глазах девушки. — Если бы я жила в Мехико, то подчинилась бы местным обычаям, но скорее из уважения к ним, чем из страха наказания. У американцев темперамент и возбудимость не те, что у латиноамериканцев, поэтому мое платье здесь вполне к месту. Успокойтесь, едва ли на пороге собора меня поразит гром небесный!

— Я говорил не о громе, — улыбнулся Хуан, и девушка недовольно подумала, что он мог воспринять ее слова о латиноамериканской сексуальности как комплимент. — День очень жаркий, и даже здесь, в более холодных широтах, смело открывая чувствительную кожу лучам солнца, можно нажить неприятности совсем другого рода.

— Спасибо, — холодно ответила девушка. — Я прожила с этой кожей двадцать четыре года, не причинив ей никакого вреда. Уверяю вас, я и впредь буду защищать ее всеми возможными способами от любой угрозы, исходящей от мужчин или от слепых сил природы!

— В таком случае мне придется смириться. — Он повелительно помахал рукой, подзывая официанта; на кремовом шелке манжеты блеснули золотые запонки. — Что ты хочешь на десерт?

Оставшееся время прошло мирно, так как Дора сосредоточилась на своей любимой клубнике со взбитыми сливками. А две чашки черного кофе почти совсем успокоили девушку. Ее заставляли нервничать лишь неумолимо уходившие минуты.

Они закончили трапезу и вышли из ресторана только в половине третьего.

— Машина ждет меня у дверей. Подвезти тебя к собору? — предупредительно осведомился Хуан в вестибюле.

— Это совсем не обязательно, — пробормотала Дора, желая лишь одного: чтобы он поскорее ушел. — Я не хочу, чтобы вы из-за меня делали крюк.

— Никакого крюка. — Хуан возвышался над ней, как гора; от него исходило ощущение силы и мужской привлекательности. — Я могу высадить тебя где-нибудь поблизости. Это по пути.

Девушка неловко переступила с ноги на ногу. Встревоженная и удивленная настойчивостью Хуана, она боялась, что он заподозрил что-то неладное и не хочет, чтобы его подозрения получили подтверждение. Успокаивала лишь мысль о том, что у него было мало времени на уговоры, иначе он мог опоздать на встречу.

— Ей-Богу, в этом нет никакой необходимости, — беспечно бросила она. — Мне бы хотелось подняться в номер и немного освежиться. Кроме того, я с удовольствием пройдусь пешком. Это совсем недалеко.

— Да, если идти в удобной обуви. — Хуан опустил глаза, разглядывая ее ноги. Аккуратный яркий педикюр красиво контрастировал с белыми ремешками босоножек, отвлекая внимание от маленького кусочка розового пластыря на большом пальце. — Как твоя мозоль?