– Да не нужен мне этот оргазм, мне и так хорошо с тобой… – Невозможно было поверить, что все закончится именно сейчас. Оттянуть развязку еще хотя бы на несколько минут…

– Ты – ненормальная. – Он высвободился из моих рук.

Вадька ушел. А я молча осела на пол в коридоре. Жгучие больные слезы заливали лицо. Комок в горле превратился в удавку, которая мешала вздохнуть.

На следующий день я пошла к Ландсбергу. Это мой профессор по эриксоновскому гипнозу ^[9]. 300 евро – час приема.

– Борис Яковлевич, вы меня помните?

– Конечно, Вероника, – отвечал галантный Борис Яковлевич, – вас трудно забыть. Присаживайтесь. Что вас ко мне привело? Почему вы такая заплаканная?

Ну как… Любимый меня бросил, потому что я мазохистка и не могу сексом заниматься иначе как со связанными руками и пощечинами. Чувствую, что у него от удивления внутренние глаза уже на лоб вылезли. Но он виду не подает, и спрашивает: «А что же в этом плохого?» Я ему отвечаю: «Только то, что люблю одних, а сексом приходится заниматься с другими, кто согласится, и вообще неправильно как-то». И дальше начинаю излагать про мышечный зажим в районе талии, который мешает обмену энергиями, про гендерную неидентичность, про то, что садомазо – это про власть, и так далее.

Он меня слушал-слушал с сочувствием, потом приступил к сеансу. Поскольку я ему очень доверяла, я сразу расслабилась и легко вошла в транс. Сев напротив меня и взяв меня за кисти рук, он начал говорить.

– Есть такая методика работы с агрессивными гиперактивными детьми: ребенка кладут лицом на пол, садятся ему на спину, заламывают руки, очень жестко обездвиживают, прижимая к полу, но при этом гладят по головке и говорят ласковые слова.

У меня на окраине сознания промелькнула мысль: «Господи, это ровно то, чего я требую от своих мужчин».

Борис Яковлевич продолжал:

– Агрессия – она от страха. И если ребенок чувствует силу, то есть что есть рядом кто-то более сильный, чем он, то, значит, этот сильный может его защитить.

Что тут со мной началось… я начала рыдать, задыхаться, а кто-то на периферии моего сознания на это все смотрел и удивлялся, но поделать ничего не мог.

Ландсберг, кажется, сам испугался, он такой реакции не ожидал. «Ты в безопасности, я с тобой», – сказал он. Так вообще обычно говорят в подобных случаях. А я продолжала заливаться слезами и дышать как паровоз. Он спросил, могу ли я говорить и вижу ли какую-нибудь картинку. Нет, ничего не вижу. «Твое бессознательное может просмотреть эту ситуацию не один еще раз, прежде чем выведет ее на уровень сознания», – сказал Ландсберг. Это такая классическая формула-заклинание. Потом он остановился за моей спиной и начал производить гипнотические пасы, которые нормализуют энергетику, и при этом говорить те самые ласковые слова, которые все нормальные люди говорят друг другу в постели.

Чтобы проверить, как подействовало лечение, я через пару дней снова отправилась к Алексу. Не надо было этого делать.

Чаран Гхош

Но, сам не зная почему, он остался, а плохо повинующиеся губы произнесли: «Продолжай».

– Одна связка – ментальная – между вами еще работает, и значит, сделать это возможно. Итак, если ты говоришь мне «да», мы начинаем.

– Да, – выдохнул Чаран.

Старик встал и достал откуда-то 6 тонких, переплетенных по двое, красных свечей, странную восковую куклу с фарфоровой головой и несколько четвертинок старинной натуральной бумаги.

– Пиши на одном листочке тринадцать своих желаний, а на другом – тринадцать ее желаний, таких, каких бы ты хотел, что бы она желала.

– Не понимаю, – растерянно произнес Чаран.

– Пиши: «Я, Лейла, хочу», – начал диктовать старик. – «1. Чтобы нам с Чараном никогда не расставаться» – понял теперь? Это ее программа жизни, которую я вложу вместо той, что у нее сейчас.

Чаран почувствовал странную легкость в голове и во всем теле. Как будто кто-то водил его рукой, когда он начал писать.

Старик же тем временем сфотографировал Чарана, потом прилепил прядь Лейлиных волос к восковой кукле, взял красные свечи и начал что-то тихо бормотать над ними.

– Я закончил, – бодро произнес Чаран.

Старик забрал исписанные листочки, положил Чаранов план жизни поверх фото, скатал в трубочку и перевязал черной шерстяной ниткой. То же самое он проделал и с Лейлиными бумагами. Потом достал откуда-то толстую желтую свечу, зажег ее от тонкой, стоящей на столе, и, как только воск начал плавиться, стал поливать им сначала Чаранов рулончик, так чтобы он весь покрылся тонким слоем, а потом Лейлин. Положив два списка рядом, он опять начал произносить что-то себе под нос на непонятном Чарану языке, а потом по-английски добавил: «Я так хочу. Да будет так».

Чаран успокоился, решив, что самое страшное уже позади. Но не тут-то было.

– А теперь тебе придется тоже поработать немножко, – усмехаясь, сказал старик. – Нацарапай вот этой иголкой на каждой паре свечек твое имя и имя твоей подруги.

Когда это было сделано, он разложил перед Чараном шесть старинных монеток по две разного достоинства. Достал фигуру из черного дерева – явно какого-то африканского божка – и поставил ее в центр, после чего протянул Чарану распечатанный заранее листок с заклинаниями:

– Пока горят свечки, ты должен произнести этот текст семь раз, но при этом думать должен о том, чего ты от нее хочешь. Вот нож. Им ты будешь сводить вместе язычки пламени, если они разойдутся.

Чаран пробежал глазами текст, и он ему очень не понравился. Там были слова про «гореть вместе» и еще что-то явно не входящее в его планы.

– А это обязательно? Я думал, ты сам все сделаешь, – попробовал возразить он. Старик смотрел на него исподлобья.

– Я не хочу, – заупрямился Чаран – я не так себе это представлял.

– Поздно ты спохватился, парень, я уже открыл канал. Обратного хода нет. Начать надо ровно в час ночи.

– Что значит, открыл канал? Чарану стало по-настоящему жутко, он понял, что шутки кончились. Где-то под ложечкой возник ужас, который быстро распространился по всему телу и заставил его дрожать. Капли пота заливали глаза Чарана.

– Я хочу все вернуть назад, – еле-еле выговорил он.

– Это невозможно, – ответил старик.

Чарану показалось, что сейчас он упадет в обморок. Видимо, старик заметил, как он побледнел, и добавил, немного смягчившись:

– Единственное, что мы можем сделать, это изменить мысли, которые ты, парень, будешь держать в голове, пока свечи горят. Думай вот что: «Пусть все будет так, как должно быть по судьбе». Совсем заклинания отменить нельзя, но можно поставить защиту. – Он полез в толстую тетрадь, переплетенную в кожу и исписанную от руки. – А свитки я уже запечатал. Хорошо, что с вольтой, – он кивнул на куклу, – мы еще не начали работать. И если твоя девушка не совершала серьезных ошибок, то она будет прозрачна для этого всего, мы ее не зацепим. О чем ты думал раньше, – продолжал старик, – зачем тебе биоробот, который с тобой не потому, что она сумела оценить твои неотразимые достоинства, а потому, что мы сделали привязку по первой чакре? Зачем тебе слышать слова, которые не в сердце у нее родились, а которые ты сам ей вложил?

Чаран несколько осмелел. Этот старик не очень походил на колдуна вуду. Скорее он практиковал в первом поколении. Может быть, с ним еще можно как-то договориться. Предложить ему денег…

– Парень, даже если это все не сработает, а мы будем на это надеяться, ты здорово засрал свою карму. В астрале, там, знаешь ли, времени нет. Там все твои воплощения, как проекции твоей сущности, существуют одновременно. То, что ты сделал, может повлиять и на твое прежнее воплощение, и на будущее. Где ты будешь расплачиваться за эту ошибку, заранее неизвестно, но что будешь – это точно. Твоя проблема, – и он проницательно посмотрел в глаза Чарану, – не сегодня родилась. Может быть, она не разрешилась в прошлом из-за того, что ты пытался сделать в настоящем. Но время дорого, давай приступать.