– Нет, мэм, – ответил Харольд, торопясь вниз по лестнице и на улицу к экипажу, догадываясь, что грузная вдова, не важно, посещает она регулярно церковь или нет, имела в виду нечто большее, чем просто комнату. – Я хорошо устроен там, где живу сейчас. – Он погрузил сундук, передал мальчику, сидящему на козлах, саквояж и вручил миссис Олмстед монету за ее труды. Затем кучер заявил, что должен пойти обратно наверх, чтобы в последний раз все осмотреть и убедиться, что они ничего не забыли.
Миссис Олмстед решила подождать внизу.
– Полагаю, нет необходимости нам обоим снова взбираться по этой лестнице.
В ее голосе послышался оттенок сомнения, так что Харольд быстро сказал:
– Нет, мэм, – и начал подниматься, перешагивая через две ступеньки, чтобы побыстрее скрыться с глаз хозяйки. Однако он постучал в дверь другого квартиранта перед тем, как добраться до чердака.
– Пришел, чтобы передать вам прощальное послание от мисс Райленд, – проговорил кучер, когда низенький мужчина средних лет, с бледной кожей, глубоко посаженными глазами и обвислыми щеками открыл дверь.
Тот нахмурился, либо из-за вторжения, либо из-за информации.
– Она съезжает, да?
Харольд услышал проблеск сожаления, когда квартирант облизал губы, его язык высунулся изо рта, словно у гадюки. Харольд собирался передать свое сообщение ударом кулака в мягкое брюхо, которое нависало над брюками этого человека.
– Ну, что такое? – требовательно спросил инвестор. – Я занят.
Харольд прикоснулся к полям своей коричневой шляпы и с рабской покорностью опустил глаза.
– Извините, что оторвал вас, мистер, ах…?
– Фордайс, любезный. Малькольм Фордайс.
Кучер отступил назад. Он решил воздержаться от урока хорошего поведения по отношению к беззащитным женщинам до тех пор, пока не проведет небольшое расследование. Почему этот угрюмый тип солгал о том, что он занят, и о том, как его зовут?
Симона, тем временем, оставалась в личной гостиной Лидии Бертон, надеясь, что за ней приедут до темноты, когда, как она предположила, начнут приезжать посетители-джентльмены. Миссис Бертон имела сияющий вид, приносила ей чай и маленькие сандвичи, так что Симона сделала вывод, что она довольна, даже удовлетворена тем, что майор Харрисон сказал ей по пути из клуба. Мадам, казалось, знала о том, что договоренность еще не завершена, потому что не прекращала отпускать озорные намеки на то, как понравиться джентльмену.
Симона почти подавилась едой. Мужчины делают… что? Они хотят, чтобы женщина делала… что? Несомненно, такой старик, как майор Харрисон не станет ожидать…
Господи. Все, что ее мать говорила ей – это то, что она будет наслаждаться этим с правильным мужчиной. Симона помнила, как спросила мать о том, что произойдет, если тот мужчина, о котором шла речь – ее молодой викарий – будет знать так же мало, как и она. Ее мать, наполовину француженка и наполовину цыганка, рассмеялась и заявила, что мужчины рождаются со знанием того, что нужно делать. А если он не знает, значит, он – неправильный мужчина. Симона попыталась выбросить из головы мысли о своей матери. И мысли о голом майоре Харрисоне.
Лидия быстро рассказала ей о том, как предохранять себя от беременности, и дала ей маленький мешочек с губкой. Симона сомневалась, что майор Харрисон мог зачать ребенка, если такие попытки не доводят его до учащенного сердцебиения, но она приняла подарок и совет. Затем девушка позволила любопытству побороть свою застенчивость, и она спросила:
– Если вы настолько сведущи в… в удовольствии, то почему майор не пригласил вас? Это стоило бы не так дорого, отняло бы меньше времени, и было бы менее рискованного для него, так как он совсем не знает меня.
Лидия рассмеялась.
– Что, спать со стариной Харри? О, мы почти как брат и сестра, практически выросли вместе.
Симона уставилась на мадам. Никакая косметика в мире не смогла бы замаскировать разницу в возрасте между ней и старым офицером, насчитывающую десятилетия.
Лидия, должно быть, перехватила ее взгляд, потому что поправила себя.
– Кажется, что мы знаем друг друга целую вечность. Кроме того, ему было необходимо новое лицо. – Хозяйка снова рассмеялась, а Симона снова не поняла смысл шутки. – Все в городе знают мою физиономию и мою репутацию, и всем известно, что мы с Харри не являемся любовниками. Так что это не прошло бы. – Она потрепала Симону по колену. – Ему нужна более молодая кобылка, чтобы произвести настоящий фурор. Это – возможность, которая выпадает раз в жизни, если ты правильно разыграешь карты. А сейчас, послушай…
А Симона-то думала, что все, что ей придется делать – это смирно лежать, пока мужчина будет получать свое удовольствие. Она слышала, что некоторые женщины во время этого занятия повторяют гимны или составляют списки покупок. Этот акт никогда не длится слишком долго, заключила Симона, наталкиваясь на обнимающиеся парочки в различных домах, где она служила. В романах, которые девушка читала, писали о страстных поцелуях и пылающих лбах, но ничего более. Дурочка, обозвала она себя. Конечно же, должно быть что-то большее в отношениях между полами, нежели это. Люди не совокуплялись бы, как кролики, если бы это не доставляло им удовольствия. И так много проповедей не было бы направлено против этого.
Симона попыталась игнорировать и остальную часть того, чему учит церковь. На самом деле, ей бы очень хотелось игнорировать всю эту неловкую тему.
– М-м, как вы считаете, сколько платьев мне понадобится для такой поездки?
Кучер наконец-то приехал за Симоной в заведение миссис Бертон, но он не извинился за опоздание. Он не спустился вниз, чтобы помочь ей сесть в карету, не снял свою кепку и не представился. Мальчик на козлах рядом с ним спрыгнул вниз, улыбнулся и приподнял свою шляпу, открывая дверь для Симоны, что успокоило ее. Она и так достаточно беспокоилась из-за встречи с майором, чтобы теперь столкнуться с непочтительностью его слуг.
Лидия дала Симоне шляпку в форме ведерка для угля, так что она не боялась, что ее узнает миссис Олмстед, если старая толстая сплетница, как обычно, сидит у своего окна. Девушка со стороны выглядела как еще одна женщина легкого поведения с узелком искусственных вишенок у края шляпки, которая намеревается встретиться со своим последним любовником. Только Симона не собиралась этого делать, пока не собиралась.
О Господи, что же она делает? Может быть, ей следует выпрыгнуть из кареты сейчас, пока еще не слишком поздно?
Нет. С ее удачливостью девушку переедет карета, или она будет так избита и поцарапана, что ни один мужчина не захочет ее, даже такой полуслепой пережиток, как майор. Ее последние деньги уйдут на аптекарей. А сейчас ее хорошо накормили, она ощущает себя почти хорошенькой, а карета означала комфорт, если не роскошь. Это хороший знак, сказала себе Симона. А ее сундук находился на противоположном сиденье, так что ей не нужно было возвращаться к миссис Олмстед, если только она не выдумает историю, лучшую, чем та, которую сможет описать любой романист, и принесет деньги за аренду комнаты.
Мальчик вручил Симоне ее саквояж, в котором находились письма Огюста. Итак, майор Харрисон не забыл. Ей хотелось расспросить мальчика о том, куда они едут, о его хозяине, даже о недружелюбном кучере, но грум только улыбнулся, закрыл дверь и забрался наверх, сев рядом с кучером. Этот человек знал дорогу и своих лошадей, потому что он правил быстро и умело. Симона перестала тянуться к свисающей ременной петле, чтобы сохранять равновесие, когда карета огибала углы или обгоняла фургоны на узких дорогах. Кажется, майор не нанимал некомпетентных людей, и это придало ей еще чуточку уверенности. Должно быть, он подумал, что у Симоны есть потенциал.
Когда они добрались до аккуратного городского дома на Монингсайд-драйв, мальчик – Джадд, представился он ей, Джереми Джадд – открыл дверь и опустил ступеньки, а затем взял у нее сумку.
– Харольд, – Джереми усмехнулся и кивком указал на кучера, который не обернулся, – потом занесет ваш сундук в дом. Я представлю вас моей маме. Она здесь кухарка и экономка. Мистер Харрис отсутствует, он сейчас занят делами хозяина.