— Не дозвонившись до тебя, я настолько разволновался, что утратил способность работать, читать газеты — словом, вообще нормально жить, — продолжал Фредерик. — А когда Беатрис заявила, мол, забудь о ней, меня — даже стыдно признаваться — охватил настоящий страх. — Он засмеялся, и Кристина отчетливо услышала в этом смехе и пережитые муки, и облегчение. — Какие только мысли ни посетили меня за это время! Я все гадал, не обидел ли тебя, не задел ли неосторожным словом.
Кристина подняла руку.
— Ну что ты, обидеть меня у тебя не получилось бы даже умышленно.
Фредерик опять засмеялся — на этот раз более свободно и радостно.
— С чего ты взяла?
— Слишком ты деликатный.
— Ты меня плохо знаешь, — сквозь смех сказал Фредерик. — Я могу быть и грозным и строгим. — Он в шутку напустил на себя устрашающий вид, и Кристина тоже засмеялась.
— Даже не пытайся быть таким — все равно ничего не получается.
— А если так? — Фредерик сильно нахмурился и с комичной суровостью взглянул на нее исподлобья.
Кристина захохотала звонче, и подростки за соседним столом снова повернули головы в ее сторону.
— Почему ты не попыталась поговорить со мной? — спросил Фредерик, когда она успокоилась. — Мы бы тут же все выяснили.
— Я ужасно на тебя обиделась, — призналась Кристина. — Даже не на одного тебя — на целый свет.
Фредерик молча протянул ей руки. Она наклонилась вперед и вложила в них свои.
— У меня было такое чувство, что меня предали все на свете и что жить в этом мире не имеет больше смысла. — Она смущенно улыбнулась. — Хорошо, что обо мне позаботилась Беатрис. Сначала привезла меня домой и, отключив дверной звонок и телефоны, уложила спать. Потом, вернувшись вечером с работы, долго со мной беседовала. Я благодаря ей откинула мрачные мысли о бессмысленности жизни и поехала к родителям. С девочками в салоне тоже договорилась Беатрис.
— Действительно здорово, что с тобой рядом оказалась верная подруга. Несчастный ты мой человечек, — нежно произнес Фредерик.
Какое-то время они просто смотрели друг на друга, наслаждаясь тем, что недоразумение разрешилось и мучения позади. Кристина видела в синих глазах Фредерика столько любви и желания дарить радость, что слова ей были почти не нужны. Она подумала вдруг о том, как же эти восхитительные глаза смогла разлюбить Виола, и после непродолжительного колебания полюбопытствовала:
— Почему вы решили развестись?
Фредерик вздохнул, но без тоски и отчаяния.
— Я уже сказал: мы поженились слишком рано. Мне было девятнадцать лет, Виоле — восемнадцать. По сути, еще несмышлеными детьми — у нас не было ни образования, ни твердой почвы под ногами. Она переехала ко мне в Австралию, там окончила колледж, начала работать. А в какой-то момент сильно затосковала по дому — как раз в это время мне и предложили перейти на должность в Нью-Йорке. Тогда мы с Виолой уже поняли, что мы совершенно разные люди, но еще пытались спасти семью, поэтому переехали вместе.
— Совершенно разные? — задумчиво переспросила Кристина. — Но ведь это естественно: двух одинаковых людей не найдешь в целом мире.
Фредерик покачал головой.
— Речь не идет о полной одинаковости. Важно, чтобы у мужчины и женщины примерно совпадали взгляды на жизнь. Виола прекрасный человек, но не создана для домашнего уюта, вообще для семьи. Детьми, несмотря на всю свою душевную доброту, обзаводиться не хочет, говорит, что ей не хватит терпения возиться с ними и все время сидеть дома. У нее вся жизнь в поездках и важных встречах. Я же, хоть и люблю работу, мечтаю о семейном очаге, о сыновьях и дочерях.
Кристина вспомнила о том, как совсем недавно тоже мечтала о большой дружной семье. Их с Фредериком желания удивительным образом совпадали.
— Однажды мы сели и обо всем побеседовали. Спокойно — без слез и взаимных упреков. — Фредерик говорил совершенно спокойным тоном. — Решили: лучше разойтись и остаться друзьями. Так и сделали. Теперь надо лишь оформить развод на бумаге.
— Ты переехал в нынешний дом после расставания? — спросила Кристина.
— Да, — сказал Фредерик. — Поселился в нем с Чернышом, а Боб остался с Виолой.
Кристина шевельнула бровью.
— Боб?
— Наш пес, — пояснил Фредерик. — Мы любили их одинаково, при разводе пришлось поделить. Право выбора я предоставил Виоле. Она сказала, что оставит себе Бобби.
— Кто же за ним ухаживает, если она постоянно в разъездах?
— У нее здесь множество родственников. Иногда Боб остается с ее матерью, иногда с двоюродной сестрой, а бывает, Ральф забирает его к себе.
— У него ведь семья.
Фредерик кивнул.
— Жена, Синди. Отличный человек. Готовить не умеет, но Ральф все равно практически носит ее на руках. — Он улыбнулся. — Если честно, я нисколько не жалею, что сошелся когда-то с Виолой. Вся ее родня будет и моей до скончания века, в этом я не сомневаюсь. И сама она умеет быть прекрасным другом — за это я всегда буду ценить ее.
Кристина в глубокой задумчивости кивнула.
— Наверняка она действительно прекрасный друг. Раз до последнего ездила с тобой к деду и так боялась его расстроить…
— Уверен, что и с моей новой женой она непременно подружится, — сказал Фредерик, как-то странно глядя на Кристину. У нее почему-то чаще забилось сердце, и приятно защекотало в носу. — Ты любишь детей, Кристина? — неожиданно спросил Фредерик.
Она растерянно пожала плечами.
— Не знаю… В последнее время как-то не доводилось с ними общаться. Все мои подруги пока бездетные, у меня пока нет ни племянников, ни племянниц… Но я уверена, что когда-нибудь обязательно обзаведусь детьми. Иначе не представляю себе дальнейшую жизнь… — Она резко замолчала, испугавшись, как бы Фредерик не принял ее ответ за намек. Ее щеки слегка покраснели.
— Как это здорово, Кристина! — воскликнул он, пожимая ее руки. — Знаешь, другого ответа я и не ожидал от тебя услышать.
Помолчали. В сердце Кристины теснилось так много чувств, а в голове роилось столько мыслей, что хотелось вскочить со стула и от переизбытка эмоций закружить в центре зала. Она была счастлива и ощущала себя так, будто долго-предолго блуждала по дремучему лесу и наконец вышла к шоссе.
Фредерик кашлянул.
— Я должен был давно сказать тебе и все как-то не решался… — пробормотал он хрипловатым от волнения голосом. — Скажу сейчас, чтобы, несмотря ни на какие грядущие недоразумения, ты всегда знала…
Сердце Кристины ликующе подпрыгнуло и замерло в ожидании. Она смотрела в прекрасные глаза Фредерика и не верила, что не спит.
— Я люблю тебя, Кристина. Полюбил, наверное, еще в метро — в ту минуту, когда увидел эту милую ямочку на твоей щеке, эти глубокие, такие по-взрослому серьезные и детски честные глаза…
У Кристины пошла кругом голова. Хотелось ответить, но к горлу подступил ком, губы онемели, а в глазах защипало от слез. Она лишь легонько сжала руки Фредерика и потупила взгляд.
— Ты простишь меня? — нежным полушепотом спросил он. — Сможешь все забыть?
Кристина моргнула, прогоняя слезы, и вопросительно взглянула на Фредерика.
— Все забыть?
— То, что я свалял дурака, заставил тебя мучиться?
Кристина улыбнулась.
— Конечно, прощу. Я тоже хороша: могла бы действительно сразу позвонить тебе и все выяснить.
— После того как с тобой обошелся Оливер, ты, узнав про мою жену, среагировала вдвойне болезненно — это вполне естественно, — произнес Фредерик исполненным раскаяния голосом.
— Спасибо, что понимаешь.
— Я ведь люблю тебя, — со всей серьезностью сказал он. — И должен понимать.
— Я тоже тебя люблю, — само собой слетело с губ Кристины. Она прижала к ним руку, растерянно посмотрела на Фредерика и вдруг рассмеялась.
Засмеялся и он.
— Знаешь, у меня такое чувство, что женщина, с которой я сумею создать уютный дом и воспитать прекрасных детей, — ты, Кристина.
У Кристины как будто пропала способность говорить. Она смотрела на Фредерика широко раскрытыми глазами и думала о том, что мечты, как ни странно, сбываются.