Изменить стиль страницы

Вокруг было что-то вроде парка, только в нем росли совершенно незнакомые деревья, с корявыми стволами и широкими листьями. С них свисали лианы. Трава была вытоптана, но по веткам деревьев прыгали изумительной красоты птицы. Голову Бена покрывала каска, а его лицо было измазано сажей и взмокло от пота. «Ну же, приятель, — говорил он. — Осталось совсем немного. Всего несколько футов». Земля вокруг него то и дело взметалась фонтанчиками, как будто по ней молотил град. «Ну же», — повторил Бен и упал на живот, лицом вниз, закрыв голову руками. Это была какая-то спортивная игра. В ней существовала цель, к достижению которой стремились все игроки. Всем был нужен шлем. Все были измазаны грязью. Земля была сырой и скользкой. А у Бена был испуганный вид. Ему было страшно и очень грустно.

— Мерри, ты собираешься входить? — спросил Адам. — Мышка, с тобой все в порядке?

Это обращение он использовал только в тех случаях, когда бывал особенно нежен или испуган. Мерри решила, что сейчас это и то, и другое.

— Все хорошо, Муравей Адам. Я вышла, чтобы подышать воздухом. Я учусь э-э… медитировать. Поэтому стараюсь молчать.

— Похоже, ты действительно научилась впадать в транс. И очень долго дышала воздухом. Я слышал, как ты с кем-то разговаривала прямо под моим окном.

Адам любил, чтобы у него в комнате было холодно, и всегда держал окно приоткрытым. Перед тем как лечь спать, Кэмпбелл всегда заходила к нему и закрывала окно, но сейчас ее дома не было. Мерри и не подумала, что он может открыть окно и подслушать разговор.

— Мне сейчас не очень-то нравится оставаться дома одному, — вдруг заявил Адам.

Для двенадцатилетнего подростка это было серьезное признание. Мерри поняла, что он и в самом деле не на шутку перепугался.

— Сейчас утро, — напомнила она ему. — И твои сестрички обе дома.

— Мэллори спит как убитая. И время года жутковатое.

— Зима? — не поверила своим ушам Мередит.

Адам всегда любил зиму — лыжи, Рождество, снег…

— Когда мы ночью остались одни, я слышал доносящиеся с улицы звуки, — сообщил Адам сестре. — Поняла? Жутко так было! Я слышал… опоссумов и летучих мышей, и прочую фигню. И голоса. После того как ушла Луна. Жуткие голоса.

— А бизонов там не было? — вслух поддразнила его Мерри.

Про себя она взмолилась: «Только не это! Господи, не делай его таким, как мы с Мэллори!»

— Смейся, смейся, Мередит. Ты ведь у нас смелая. Никогда ничего не боишься. И не вскакиваешь с воплями посреди ночи.

— Один раз в жизни было, — ответила Мерри, вспомнив сон, который приснился ей в прошлом году.

— Мерри, не обижайся, но это лажа! — рассердился Адам. — Я ведь не одна из ваших безмозглых подружек, которые считают, что вы так похожи друг на друга, что практически являетесь одним человеком. Я слышал, как вы обе орете по ночам. И довольно часто. Так что это и Мэлли касается. То есть это выглядит так, будто вам снятся кошмары. А только что ты сидела тут и разговаривала сама с собой.

— Я повторяла стихотворение, — ответила Мерри. — Ме-ди-та-ция. Это успокаивает.

— Да уж, ты спокойна, как пожар на фабрике фейерверков!

— Давай найдем это стихотворение. Это домашнее задание.

Мерри должна была каким-то образом переключить его. Она встала на колено Адаму, чтобы достать из шкафа пыльный том «Сокровищ британской и американской поэзии», когда-то приобретенный Тимом. Но строчка, которую цитировал Бен, на глаза не попалась. Мерри подошла к компьютеру и набрала в поисковике: «Хотя бы разверзся ад». На мониторе мгновенно возникло стихотворение в несколько страниц длиной.

— Смотри, Муравей, это старое стихотворение. Ему посвящены вебсайты. Тысячи ссылок. Люди от него без ума, — воскликнула Мерри.

— Потрясающе, — откликнулся Адам.

— Слушай! — приказала Мерри.

Она начала читать Адаму посвященную стихотворению статью: «Оно оказалось старым, таким старым, как… невообразимо старым. Его написали еще в начале века. Причем не этого, а прошлого. В нем говорилось о девушке, которая смотрела в окно, ожидая своего возлюбленного, разбойника. Ее звали Бесс, она была черноглазой дочкой хозяина… э-э… гостиницы, вплетавшей в черные косы алый бант. Их свидание было кратким, и после одного-единственного поцелуя разбойник отправился кого-то грабить. Бесс захватили британские солдаты, вломившиеся в… гостиницу ее отца. Они хотели убить ее дружка, который, будучи разбойником, во всех остальных отношениях, видимо, был порядочным человеком. Наподобие Робин Гуда. Во всяком случае, так считала Бесс. Солдаты напились и привязали Бесс к кровати, сунув ей под живот мушкет, так, чтобы она не могла и шелохнуться. Стемнело. Приближалась ночь. И только она знала, что скоро прискачет ее возлюбленный.

Она услышала стук копыт.

Солдаты услышали стук копыт.

Шевельнув пальцем, Бесс нажала на спусковой крючок». — Взволнованная, Мерри начала вслух читать стихотворение Адаму.

Коня развернул он и шпорил, не зная о том, кто стоял, Согнувшись, и голову Бесси в кровавых ладонях держал! И только под утро узнал он — осунувшись, онемев, Как Бесси, хозяина дочка, Его черноглазая дочка, Любовью жила в лунном свете, но смерть обрела во тьме.

— Давай лучше посмотрим телевизор, — разнылся Адам. — Или почистим от снега дорожку.

— Снега не было, — напомнила ему Мерри.

— Я знаю, но я сыт по горло этим стихотворением.

— Адам! Послушай, вот тут интересно.

Она прочитала брату о том, как разбойник узнал о смерти Бесс и повернул обратно. Британские солдаты его застрелили, и он «упал, словно пес, на дороге» и лежал в луже своей крови.

Мередит расплакалась. Она видела, как удивленно смотрит на нее Адам, но не могла остановиться. Ему это старое стихотворение, наверное, показалось скучным или страшным. Это было самое прекрасное из всех стихотворений, которые Мерри читала в своей жизни. Когда она дошла до конца, ей показалось, что печаль разорвет ей сердце.

— Уже конец, — сказала она Адаму. — Осталось всего несколько строчек.

— Я надеюсь, — буркнул он.

Они тихой ночью шепчут, и ветер шумит среди крон, Луна в облаках мелькает, как призрачный галеон, Дорога змеей серебрится на лоне пурпурных болот, Разбойник прискачет снова, Вот скачет он, скачет снова, И вот подъезжает снова к таверне, он здесь, у ворот. И цокают звонко подковы, — он снова въезжает во двор. Кнутом он стучит по ставням — закрыто все на запор. Он тихо свистит в окошко. Громче ее позови! Его ждет хозяина дочка, Бесс, черноглазая дочка, Что в черные косы вплетает алеющий бант любви.

— Что все это значит? — спросил Адам.

— Адам! Здесь говорится о том, что любовь сильнее смерти. Они призраки. Ты что, не понял? Она застрелилась, чтобы предупредить его, но он все равно погиб.

— Потрясающе! Никогда не слышал ничего более жизнеутверждающего! — фыркнул Адам.

Привстав на цыпочки, чтобы поднять пульт над головой Мередит, он включил спортивный канал.

— Но ведь они все равно вместе. Разве это не романтично?

— Еще как романтично! И все это описывается на четырех страницах?

— Я никогда не слышала этого стихотворения. Я его перепишу и сохраню.

— Оторвись, не отказывай себе! — напутствовал ее Адам.

Чей-то сын

Мэллори проснулась и резко вскочила на ноги. Ей показалось, что она проспала девять или десять часов. Она взглянула на неописуемо безобразные часы, которые Тим выиграл в лотерею во внешнеторговой палате. Они были украшены деревянным барельефом женщины-первопроходца, памятник которой стоял на площади Риджлайна. Рука женщины служила минутной стрелкой. Оказалось, что время даже не перевалило за полдень и все еще было воскресенье.

Бал состоялся только вчера вечером, но ей казалось, что уже прошел целый год.

Она легла в восемь часов, может, в половине девятого, приготовив Адаму тосты с корицей и какао. Мальчик очень проголодался, но был так потрясен происходящим, что физически не мог есть. Он все время спрашивал, умрет ли Оуэн. Мэлли сто раз повторила ему, что не умрет. В конце концов она совершенно выбилась из сил, и, как только Адам заснул, отключилась сама.