Мередит услышала внизу голос Дэвида. Должно быть, он привез Ким и теперь уезжает. Надо поскорее спуститься вниз. Он обязательно должен увидеть ее в этой сногсшибательной юбочке!

— Успокойся, Стер! — обнимая сестру, мягко сказала она.

Так они обращались друг к другу еще в детстве. Так называл их Адам.

— Это просто плохой сон… кошмар.

— Я не буду касаться этой темы при посторонних, — сказала Мэллори. — Если ты из-за этого волнуешься, то все в порядке.

Мерри сорвалась было, чтобы бежать вниз, но внезапно остановилась.

— Не зацикливайся на этом, — попросила она. — Зачем волноваться о том, чего еще не случилось? Ладно?

Сестры чувствовали настроение друг друга. Если Мэлли не успокоится, депрессия передастся ей.

— Ты так всегда говоришь, — проворчала Мэллори.

— Так жить проще!

— Почему ты не почувствовала этого?

Мерри отложила в сторону оказавшийся почему-то в ее руках фен.

Такого раньше не бывало. Когда неосторожный игрок команды-соперника сбил Мэллори с ног, у ее сестры, находившейся за несколько миль от футбольного поля, перехватило дыхание. Когда перед началом экзамена по математике у Мерри вспотели ладони, то же самое произошло и с руками Мэлли. Такой порядок вещей не удивлял девочек. Мэллори решала в уме математическую задачу, а ее сестре оставалось лишь записать решение на бумаге. В свою очередь Мерри формулировала в уме определение термина «какофония», а Мэлли успешно сдавала экзамен по пению. Из этой способности к телепатии и развился тайный детский язык близнецов — довольно сложный, включающий в себя глаголы прошедшего времени. Так, к примеру, Адама сестры называли между собой «мар». Возможно, это слово они придумали, сократив словосочетание «маленький ребенок». Сестры точно не знали. В их памяти не сохранились самые ранние воспоминания. Им казалось, что они всю жизнь умели разговаривать на этом языке.

Ночью они часто видели одни и те же сны. Однажды отец застал их за тем, что одна жаловалась, что потеряла во сне игрушечного пуделя, а другая говорила, что нашла пропажу.

И теперь случилось немыслимое: только Мэллори приснился этот сон.

— Почему тебе не снился пожар?

Помолчав, Мередит ответила:

— Ну… должно быть, я в то время не спала.

Она придумала объяснение на ходу, но в глубине души понимала, что просто хочет отделаться от сестры. Предательские мурашки беспокойства уже забегали по ее спине. Она просто обязана была почувствовать сон Мэлли.

Не желая поддаваться пессимизму, Мередит заявила:

— Пойдем вниз. Мы обсудим это позже. Иначе я пойду одна. Я хочу танцевать.

Мэллори промолчала.

— Мэлли, смотри, это я!

Мередит закружилась в танце перед большим зеркалом, потом улыбнулась своему отражению и захлопала длинными ресницами так, словно перед ней стоял симпатичный парень, а после тряхнула головой, откинув назад волосы. Но вот Мередит замерла, ссутулилась и надула живот.

— А это ты!

Мэллори засмеялась и, вскочив с кровати, выбежала из комнаты. Через пару секунд ее шаги послышались уже на ступеньках лестницы.

Гости проходили под аркой, украшенной сотнями мигающих лампочек. Даже на Дэвида Джеллико эта иллюминация произвела должное впечатление.

Впоследствии, вспоминая ту ночь, близнецы в один голос заявляли, что это был лучший праздник в их жизни. Ночь тысячи мигающих огней. Тогда они еще не знали, что предвещает кошмар Мэллори.

Время шло, и с каждым прожитым днем сестры все острее ощущали тоску по ушедшему детству. Тринадцать лет беззаботности. Впоследствии Мэллори часто говорила, что у нее были плохие предчувствия. Она не хотела взрослеть и страшилась своего тринадцатого дня рождения. Ей казалось, что лучше быть ребенком, чем тинейджером. С пониманием этого пришла тоска по детской непосредственности и беззаботному счастью, которых она лишилась взрослея.

На вечеринке Мэлли поборола свою природную стеснительность и танцевала с Джастином Спрингером, Дейном Гринбергом и Даниэлем Эпелином. Она мило всем улыбалась и даже немного флиртовала с мальчиками.

— Ты нравишься Даниэлю, — сказала сестре Мередит. — Посмотри, как он смущается.

— Не придумывай, Мерри! Мы просто танцевали. Никакой романтики.

— Не скажи.

Сегодня Мерри впервые поцеловали. Вилли Брент, опасаясь соперничества со стороны Дэвида Джеллико, постарался вернуть расположение «своей» девушки. К сожалению, у Мередит сильно разболелась голова, словно беспокойство сестры подобно вирусу проникло в ее кровь.

Вечеринка удалась на славу, но единственное, что запомнили большинство гостей, было то, что они видели близнецов незадолго до пожара.

День рождения, не принесший радости

— У вас есть номер мобильного телефона тети Карины, — уже в сотый раз напомнила дочерям Кэмпбелл.

Демонстративно закатив глаза, Мерри вытащила из кармана лист бумаги с телефонным номером.

— Мэллори! Ты принесла малышам видеоигры и карнавальные шляпы? Я хочу, чтобы к половине десятого они были уже в постели. Можешь разрешить им посмотреть новогоднюю…

— Телевизионную трансляцию из Лондона в семь часов. Мама, ты говорила нам это столько раз, что я уже скоро песню об этом сочиню. Мы знаем, что делать.

Пять часов вечера. Стемнело. Все уселись в микроавтобус. Тот тронулся с места, проехал по улице и повернул на Кладбищенскую дорогу.

Кладбищенская дорога сворачивала к старому кладбищу «Маунтин-Рэст», на почтительном расстоянии от которого был относительно недавно возведен обширный жилой комплекс «Бэлл Филдз». Построенное в псевдоколониальном, по мнению Тима Бринна, стиле это скопище правильных геометрических форм поражало своими размерами. На одном акре земли стояли здания площадью не менее чем в пол-акра.

Стены их были обшиты пластиковыми панелями, а заостренную крышу портика над главным входом поддерживали две колонны. По словам Тима, иллюминация, которую установил подрядчик на крыльце, стоила больше самого крыльца. Чикагские архитекторы, желая апеллировать к «врожденной сентиментальности» жителей севера штата Нью-Йорк, назвали широкие улицы по-деревенски: Тыквенная лощина, Зеленая гармония и Роанокская дорога.

В «Бэлл Филдзе» жили родители и брат Тима. Старожилы не считали жилищный комплекс частью Риджлайна, но даже Тим не мог не отдать должного покрытой дерном лужайке перед домом брата. (Перед жилищем самого Тима росла только чахлая люцерна.) Большинство жителей Риджлайна в конце-то концов перебрались в «Бэлл Филдз». Стены здесь, конечно, были не такими толстыми, но зато в каждой ванной комнате подрядчик установил джакузи. Гвенни льстила мысль, что ее загородный дом послужил прообразом целого поселка. По ее почину к шести хвойным и дюжине фруктовых деревьев, которые росли у дома, добавили еще столько же. В результате летом фасад здания утопал в зелени. Брат и сестра Тима часто говорили, что дом их родителей похож на пряничный домик из сказки о Гензель и Греттель.

Тим и Кэмпбелл были ярыми патриотами старого Риджлайна. Подобно некоторым пожилым парам и молодоженам, они предпочли купить старую недвижимость за смешную цену, а затем вбухать около сотни тысяч на установку новой электропроводки и джакузи.

Сегодня на Кэмпбелл красовались короткое облегающее черное платье и красный ирландский плащ, который муж подарил ей на день рождения.

— Ты похожа на падшую женщину, — пошутил он, и Кэмпбелл тут же принялась строить ему глазки.

Мэллори едва сдерживала смех.

Когда они приехали в дом к тете Кейт и дяде Кевину, Мэлли первым делом осмотрелась в поисках чего-нибудь новенького. На каминной полке стояла вылепленная из гончарной глины скульптура — двое взрослых и трое детей на фоне заснеженного деревенского домика. Жилище Кевина и Кейт всегда напоминало Мэллори иллюстрации из журналов, посвященных дизайну интерьера. Даже выстиранное белье никогда не лежало у них на видном месте. Дети Кевина и Кейт были младше близнецов и Адама, но их дом всегда выглядел так, словно его только что выдраили перед приездом фотографов какого-нибудь специализированного издания. В теории Мэллори любила домашнюю роботу, но это только в теории. Она восхищалась тетей, но сама скорее согласилась бы лечь на операцию по удалению аппендицита, чем заниматься тем, что ежедневно делала Кейт.