Он резко вытащил нож из руки — рана открылась заново. Облизал нижнюю губу, пытаясь насладиться болью. Эта ранка зажила так же быстро. Недостаточно больно. Никогда не хватает боли.

— Нечего мне ответить?

— Ты такой же гад, как и Гидеон.

Он глянул на Люциена, что стоял в дверном проеме. Темные волосы волнами спадали на плечи мужчины, а разноцветные глаза светились ожиданием.

— Стал бы я врать.

Они были одни в комнате развлечений. Парис, которого можно было обычно застать здесь за просмотром одного из «пиршеств плоти», шатался по городу, набираясь сил в постелях со смертными подружками. Мэддокс и его женщина Эшлин были у себя в спальне. Как и всегда.

Сабин и другие воины в данный момент столпились на кухне — Рейеса они выгнали давным—давно за то, что он заляпал кровью стол — и разрабатывали план посещения Храма Неназываемых в Риме.

Рейес сомневался, что храм укажет путь к Всевидящему Оку, или Покрову Невидимости, или Разделяющему Жезлу, чем бы они ни были, но он был в меньшинстве, потому и помалкивал. Все же, он знал, что был прав. Если бы среди камней, водорослей и ракушек что—то и было, они бы уже давно это нашли. Кроме того, Клеть Принуждения, которую они отыскали после того, как принесли жертву в Храме Всех Богов, все равно не помогла им в поисках ларца.

Да, Клеть была неплохим оружием. Кого бы они ни заключили в нее, он был бы вынужден выполнять все, что прикажет ее владелец. Но кого они должны поместить туда? Что должны приказать ему? Он подозревал, что пока они не найдут ответов, Люциен с Аньей будут играть с Клетью наподобие озорных детишек.

— Рейес, — сказал Люциен, — мы говорили о Данике.

— Ошибаешься.

Он хотел выкинуть ее из головы, но начинал подозревать, что она стала частью него самого. Как его демон. Только хуже. Она разрушила его драгоценное ощущение умиротворения, которое не возвращалось, даже когда он лежал весь изломанный, бьющийся в блаженной агонии.

— Сказать, что я знаю о ней? — спросил Люциен.

Не попадайся на крючок. Тебе лучше не знать. Если Рейес не будет подвергать себя постоянной боли, его демон вырвется из—под контроля, жаждя чьих—нибудь телесных страданий. Его собственных или чужих. Неважно. Это была одна из причин, почему он отослал Данику. Найди он ее, и в один прекрасный день он может нанести ей непоправимый вред.

— Скажи мне, — потребовал он хриплым голосом раньше, чем осознал это.

— Три дня назад она зарезала мужчину.

Этот милый маленький ангелок причинил вред другому человеку? Рейес фыркнул.

— Да ладно. Теперь я уверен, что ты лжешь.

— Разве я обманывал тебя раньше?

Нет, Люциен никогда не лгал ему. Рейес проглотил вставший в горле ком, последовавшие за этим слова прозвучали натянуто и сухо.

— Откуда ты знаешь, что она поранила человека?

— Больше, чем поранила. Она убила его. Жертва пробыла в больнице два дня; он умер лишь сегодня утром. Когда я был призван забрать его душу, я заметил на нем отметину Ловцов.

— Что?!

Рейес вскочил на ноги, волна ярости омыла его с ног до головы. Ловцы нашли Данику? Ей пришлось убить одного из них? С этого момента он уже не мог притворяться, что не верит. Ловцы ненавидели его. Они могли видеть ее здесь, в крепости, выследить ее и попытаться выведать у нее информацию о нем.

Воин стиснул зубы. Проклятые Ловцы! Они так безумно фанатично верили в то, что все мировое зло исходило от их демонов. Они были безжалостны в своем стремлении уничтожить этих существ и приютивших их мужчин, и они без колебаний раздавят любого, если сочтут, что он с ними связан.

Даника не была ему другом, но они не могли этого знать. Даже сейчас они могли планировать использовать ее как Наживку, надеясь выманить его из логова.

Это меняло все.

— Она ранена? Они тронули ее?

Он сжал в руке второй кинжал прежде, чем осознал, что делает — он готовился к войне.

Люциен продолжил свой рассказ так, словно Рейес его не прерывал.

— Сопровождая душу Ловца в ад, я увидел последние пару событий из его жизни.

— Она. Была. Ранена? — отчеканил вопрос Рейес сквозь стиснутые зубы.

— Да.

Демон Боли заметался по коридорам его разума, точа когти о череп.

— Она… — губы Рейеса сжались. Он не мог заставить себя выговорить это. Едва мог справиться с подобной мыслью.

— Нет, — ответил Люциен, поняв его немой вопрос. — Она не мертва.

Хвала богам. Облегчение омыло его, усмирив ярость, плечи мужчины поникли.

— Были ли в этом замешаны другие Ловцы?

— Да.

И снова Люциен не договорил.

— Сколько?

— Один. Ему она сломала нос.

— Специально? — шокировано поинтересовался он.

— Да.

Даника, которую он помнил, была хрупкой и милой. Он не был уверен, что думать насчет теперешней тигрицы, но жизнь бы прозакладывал, что эти поступки приносили ей мученья.

— Где она?

Он отправится к ней, проверит как она, придумает, как защитить от новых нападений Ловцов, а затем покинет ее. Он не позволит себе задержаться, он даже не заговорит с девушкой. Но он должен увидеть ее, должен удостовериться, что она жива и здорова.

После этого он найдет и жестоко расправиться с оставшимся Ловцом, ответственным за ее боль. Сломанный нос — малая плата для утоления его неистовой жажды мести.

Люциен не ответил ему.

— Мы едем в Рим менее чем через неделю, чтобы снова обыскать храм. Нам необходимы эти артефакты. Уж не эту ли карту они решили разыграть?

— Знаю.

— Я хочу, чтобы Аэрон оказался здесь еще до нашего отъезда.

— Значит, ты хочешь подвергнуть опасности всю крепость. Ты хочешь наплевать на Аэроновы желания, чтобы удовлетворить свои собственные.

— Он — один из нас. Сейчас мы нужны ему как никогда.

Рейес прошагал мимо Люциена и вышел из комнаты. С тех пор как сюда переехали Анья и Эшлин, старая крепость превратилась в уютное жилище. Появились разноцветные вазы, заполненные цветами. Стены теперь были увешаны произведениями искусства, украденными Аньей, по большей части изображающими обнаженных мужчин — она обладала извращенным чувством юмора, — мебель также подверглась обновлению.

Небрежно подобранные диваны вылетели прочь — их место занял плюш и кожа. Замысловато изогнутые, полированные комоды, резные скамьи и кресла с подушками наполнили комнаты и украсили коридоры. Поначалу он с подозрением относился к женщинам. Теперь же он не знал, что бы с ним без них стало. Они стали якорем посреди бушующего шторма.

Его ботинки отбивали каждый шаг по ступеням. Он преодолел пролет третьего этажа — и внезапно остановился. С решительным видом Люциен ждал его у двери спальни.

Стоило Смерти лишь подумать об определенном месте, и он мог мгновенно перенестись туда.

— Я не отступлюсь, — заверил его Люциен. — Хотя это и порадовало бы тебя. Я не отступлюсь, как бы дело не повернулось, и знай, что я борюсь за твою жизнь.

Хмурясь, Рейс сделал шаг вперед. Плечом оттолкнул Люциена и открыл дверь в свою спальню. Направился к своей любимой коллекции оружия.

— Остальные думают так же, и они сердиты на тебя за отказ говорить об Аэроне. Я выпросил пару дней, чтобы вправить тебе мозги. После этого…

После этого они припрут его к стенке. С их точки зрения он выбрал выбрал Данику, а не Аэрона, а воин не мог предпочесть женщину другому воину. Никогда. Рейес не стал указывать на то, что Мэддокс выбрал Эшлин, а Люциен — Анью. Он не стал уточнять — опять же — что Аэрон предпочел смерть монстру, в которого превращался, и не будет рад своему возвращению в крепость. Ничего хорошего из этого не получится.

Рейес вытащил свой пистолет, проверил двадцатизарядный хромированный магазин. Полон.

— Собираешься найти ее, а затем начать палить направо и налево?

— Если понадобиться.

Рейес положил в карман три запасных магазина и коробку с патронами 45–го калибра. Кинжалы уже были прикреплены к его щиколоткам, а метательные звездочки покоились за поясом.