Изменить стиль страницы

Его сопротивление разрушилось. Сделай это. Пожалуйста, сделай. Позже можешь обвинять меня и ненавидеть, но пожалуйста, не останавливайся. Его не волновало, о чем он просил раньше и что будет потом. Ему нужно было это, другого случая для этого не было.

- Хорошо. Я сделаю это,- сказала она, ее пальцы пробежались вверх по одной стороне его ствола и спустились вниз по другой. - И я обещаю, что обвиню тебя позже.

Он знал, что должен был заинтересоваться, но он не мог управлять эмоциями. Пот бисеринками выступил на нем, ослабевая его голод. Она еще не подстроилась под его длину, но ее дыхание продолжало поглаживать его. Так хорошо, чувствовать это так хорошо. И единственное слово, которое он мог выговорить, потом было хорошо. Хорошо.

Дрожа от страха, боли, отчаяния. Хорошо, хорошо, хорошо.

Она понизила голос. - Я обвиняю тебя в том, что ты слишком красив, чтобы сопротивляться. В том, что ты заботишься обо мне, подвергая себя опасности. В том, что ты мой. Мой воин. Мой…демон.

Признание подействовало на него также мощно, как и ее действия, и он нашел новые слова, чтобы дать ей. Ты убиваешь меня, дорогая. Ты убиваешь меня, да, да, да, пожалуйста, убейте меня.

В любой момент и он начал бы выгибать бедра, толкая, неспособный остановить себя.

Ее озорная улыбка вернулась. - Откинься назад, и береги силы, малыш. Милая Хайди собирается сделать всю работу.

Он не откинулся назад. Он будет тосковать об этом вечно.

Вечно тосковать по ней. Он хотел видеть каждое ее движение. Как это. Точно как это.

- Все, что пожелает мой воин…- Губы алого цвета, наконец, сомкнулись вокруг его головки. Она застонала в восхищении.

Он отклонился. Ее холодный маленький язычок щелкнул по щели, которую она посасывала всего минуту назад, и ему пришлось опереться на руки, чтобы остаться в вертикальном положении. Глубже, глубже, она всасывала его дюйм за дюймом, как и обещала, не отступая даже тогда, когда он вошел глубже, чем, возможно, она бы хотела.

Нет, не правильно. Его маленькая Хайди мурлыкала от удовольствия, восхищаясь, и он почувствовал вибрации в его костях.

Он заскрежетал зубами, чтобы не взорваться прямо сейчас. Потом она начала двигаться, вверх и вниз, сначала медленно, мучая его, пробуждая его чувства, заставляя его кожу покалывать.

Ее ледяное прикосновение должно было ошеломить его, но смешавшись с жаром от его тела, он оставался в постоянном возбужденном состояние, готовый умолять об окончательной разрядке. И вскоре он кричал про себя, пытаясь не кончить ей в рот.

Эти светло-розовые волосы двигались в такт, и каждый раз, когда она приподнималась, он видел тонкие, элегантные пальчики, играющие с его основанием. Он задумался о том, что бы он хотел сделать своими пальцами. Скользить по изгибам ее спины, ухватиться за эту упругую маленькую попку, раздвигать ее, пока он не найдет ее теплый, влажный центр. Глубоко войти одним пальцем, выйти, войти двумя, выйти, войти тремя, выйти, снова войти тремя и двигаться так, растягивая ее. Пока она не начнет извиваться, двигаться, задыхаться и кричать.

Хайди застонала, ее тело дрожало, ее зубы царапали его ствол. - Да,- проскрежетала она. - Да. Пальцы, глубоко. Так глубоко.

Сердце Амуна застучало о его ребра. Неужели он вставил это видение в ее голову? Наверное, да. Он был рад. Он хотел, чтобы она увидела, узнала.

Все время, пока она облизывала его, покусывала его, ее бедра терлись о его ноги, будто она искала что-то, что наполнит ее.

Он обхватил ее затылок и стал массировать ее шею. Когда она начала расслабляться, он попытался перевернуть ее так, чтобы он мог доставить ей удовольствие, которое получал от нее. Она воспротивилась.

- Нет. Ты первый.

Хайди.

- Нет. Просто... нужно время... контроль... ускользает...

Он не был уверен, имела ли она в виду контроль над своим телом или контроль льда, но так или иначе, его это не волновало. Она хотела его. Она нуждалась в нем. И он хотел вкусить ее. Должен вкусить ее также.

В то время, пока она продолжала свое мучительное облизывание, он подбросил в ее ум другое видение. Его голова зажата между ее бедер, и он пробует все те сладости спрятанные там. Он посасывает ее клитор, дразнит ее своим страстным языком, его пальцы сжимают ее соски в маленькие твердые жемчужины.

Он раздвинул ее ноги так широко, как смог, чтобы проникнуть настолько глубоко, насколько это возможно, и заставить ее почувствовать себя такой беззащитной, какой она никогда не была. Она будет беспомощной, он будет контролировать… командовать… будет ее хозяином. Он возьмет все, проглотит ее, будет поглощать ее всю полностью, вознесет ее и вернет назад.

Он не будет нежным. Но она и не хотела бы нежности. Ей нужен жесткий трах, грубый секс до забвения. Она будет кричать и вопить. Цепляться за него и оставлять кровавые полосы на его спине, ее ногти как когти, а ее ноги обернуты вокруг него, зажимая его лодыжками.

Он заставит ее забыть ее мужа, забыть каждого мужчину, с которым она когда-либо была. Только Амун имеет значение. Только у Амуна есть права обладать ей. Любой, кто попытается добраться до нее, кто захочет увидеть ее такой, попробовать ее, таким образом, умрет. Он убьет их.

Она. Принадлежит. Ему. Даже Хайди не смогла бы усомниться в этом после всего.

- О, Боже,- простонала она, доводя его почти до конца. Ее дрожь усилилась.

Я сказал себе, держаться подальше от тебя , сказал он в ее голове. Я сказал себе, оставить тебя в покое.

- Нет,- плакала она. - Не надо

Но я не могу - продолжал он . Позволь мне вкусить тебя.

- Нет,- повторила она. Да, уже не так твердо, но все еще не поддалась ему. - Позволь мне закончить с тобой. Потому что, клянусь Богом, малыш, ты запомнишь это или это убьет меня. И это действительно может. Ты так чертовски хорош на вкус.- После этого она снова взяла его в рот, всю его длину.

Амун, наконец, отпустил тонкие нити своего контроля.

Он упал на спину, бедра протискивались вверх, пальцы запутались в ее волосах.

Она так дико брала его, будто и мига не могла прожить без его семени; вскоре он был бессилен сделать что-либо, кроме как отдать ей все до капли.

Жар распространился по его венам, сжигая их до пепла, распространяя пламя, поглощающее его, взрывающее его. Он дернулся вверх, а она опустилась вниз, и семя нарастающее в нем вырвалось наружу. Ее щеки сжались и она проглотила все, что он мог дать, по-прежнему требуя большего.

Она высосала его досуха, оставляя от него только оболочку, и он рухнул на землю. Но она не отпрянула от него сразу же, она лизала его и мурлыкала так, будто не желая сдаваться ему даже сейчас. Его мышцы продолжали подрагивать после шока от чувств, удовольствие жужжало в нем так же сильно, как она ворковала возле него.

Он бы оправился - в конечном итоге - и мог бы, наконец, овладеть ею полностью. Но она хотела позвонить Мике, прежде чем они сделают этот шаг, и Амун не будет поднимать этот вопрос теперь. Не после того, что она только что сделала для него. Так что он каким-то образом нашел в себе силы, чтобы сесть, обхватив ее под руки, приподнял, пока она не села верхом на его грудь.

В ее глазах сияла страсть, ее щечки стали ярко розовыми. Эти прекрасные локоны спадали чудесными прядками на ее плечи. Никогда еще женщина не выглядела более готовой к любви, а точнее к тому, чтобы быть любимой.

- Что ты делаешь?

Он просунул руку между их телами и сунул палец в глубину. Сразу же ее голова запрокинулась назад, и крик раздвинул ее губы.

- Да! Да, пожалуйста, да.

Подобно тому, что он представлял себе, он ввел в нее два пальца. Она была настолько влажной, что сразу покрыла этой влагой его руку, такие жаждущие, ее внутренние стенки прижимались к нему, пытаясь захватить его в плен. Это было то, что женщина должна чувствовать всегда. Готова. При следующем проникновении он использовал три пальца, как и хотел. Его большой палец потер ее клитор, не прекращая движения.