— Я этого не говорил.
— Но подумал. Лив и Эления — мои дети, Тор, и на мне лежит ответственность за то, что с ними будет. Когда у тебя появится свой ребенок, тогда и будешь принимать подобные решения. Но придется потерпеть с этим еще пару месяцев, нравится тебе это или нет.
Нет уж, Тор не собирался позволять кому-либо говорить с собой в таком тоне, даже Урд.
— Ну все, хватит! Как ты сказала… — Он запнулся. — Пару месяцев?
— Думаю, пять. А может, меньше, если мы сразу… ну, то есть… я хочу сказать… мы же не очень осторожничали с этим, верно?
— Что?! — У Тора глаза на лоб полезли от изумления. — Ты хочешь сказать, что…
— Что даже боги в некоторых вопросах ничем не отличаются от простых смертных. Например, они тоже начинают нести всякую чушь, если оказываются в подобных ситуациях. — Кивнув, Урд встала. — Да, именно это я и хотела сказать.
— Но ты… я имею в виду… как… почему… — пробормотал Тор.
Подойдя к нему, Урд обвила его шею руками и поцелуем заставила замолчать.
— Насчет «почему» ты должен спросить у богов, — шепнула она, почти не отстраняясь от его губ. — А вот «как», я тебе вполне могу показать…
Тору только этого и хотелось, да и Урд тоже — он чувствовал это по ее участившемуся дыханию. Руки Урд отпустили его шею и начали гладить спину, но уже через мгновение Тор схватил ее за запястья и мягко отстранил.
— Ты беременна? — переспросил он.
— Думаю, именно так говорят, когда женщина ждет ребенка, — ответила Урд. — По крайней мере, у нас, у людей. Не знаю, может, вы, боги, используете для этого какое-то другое слово…
Тор был… нет, даже не ошеломлен. Ошарашен. Его душа ликовала, но в то же время он чувствовал, что совершенно не может трезво мыслить.
— У тебя будет… ребенок, — пробормотал он. — От меня? Ты давно об этом знаешь?
— Конечно. Женщины это чувствуют. — Она улыбнулась. — А еще я знаю, что это будет мальчик. У тебя родится сын, Тор.
— Но почему ты мне раньше ничего не говорила? — Тор пожалел об этих словах в тот самый момент, когда они сорвались с его языка.
— Я не знала, как ты это воспримешь. — Она попыталась обнять его, но Тор успел перехватить ее руки и сильно сжал пальцы.
— Прости, — глухо выдавил он. — Это… Знаешь, а ведь ты права. Мужчины в таких ситуациях действительно несут всякую чушь.
— В таких ситуациях? — Урд, рассмеявшись, взяла его за руку и опустила его ладонь себе на живот.
Тор склонился к ее губам и поцеловал. Этот поцелуй был долгим и нежным, но, когда Тор почувствовал, что ее дыхание ускорилось, он опять отстранился.
— Зря ты мне сразу не сказала.
— Тогда ты вел бы себя осторожнее? — спросила Урд. — Ты хочешь сказать, что ты заботился бы о своей безопасности и не вступал в сражения со всякими великанами и чудовищами, понимая, как ценна жизнь отца твоего будущего ребенка?
Тор не был уверен, что полностью понял эту фразу.
— Что-то в этом роде.
— Вот видишь, потому я тебе и не сказала, — улыбнувшись, произнесла Урд. — Как я могу брать на себя такую ответственность, когда вокруг еще столько неубитых чудовищ?
— Хм… — Тор шумно вздохнул.
— Но ты задал мне еще один вопрос.
— Какой?
— «Как», — ответила Урд. — Мне, конечно, немного обидно, что ты позабыл это, но я с удовольствием покажу тебе еще раз.
Она подошла поближе. И в этот раз Тор не сопротивлялся.
Сон был очень ярким, словно Тор закрыл глаза и переместился в совершенно другой мир. Вот только мир этот был ему знаком, и это его пугало. Самым страшным было то, что Тор в этот момент прекрасно понимал, что спит. А такого не должно быть. Сон — это сон, он всегда остается по ту сторону грани, отделяющей его царство от яви, и, уж конечно, не выдает свою сущность.
Но, возможно, это был не сон, а некое послание, переданное им самим из воспоминаний; слова того, другого Тора, которым он оставался в глубине души. И хотя Тор осознавал, что он спит, ему не удалось воспользоваться своим знанием и проснуться.
Впрочем, ему этого и не хотелось.
Он сидит за столом, богато уставленным тарелками, бокалами и кувшинами. Вся посуда из чистого золота или серебра, она украшена драгоценными камнями и вычурными узорами. Стол ломится от изысканных блюд и превосходных вин. Рядом сидят какие-то мужчины, все высокие и статные. Они явно прожили жизнь, полную борьбы и военных побед, но не познали ни голода, ни бедности, ни лишений. А ведь для обычных людей эти лишения все равно что воздух или перемена времен года. Мужчины говорят между собой на каком-то языке, который Тор не понимает, хотя они говорят и с ним тоже, а он что-то отвечает. На мужчинах доспехи из черного металла, при них щиты и мечи, на черных стенах висит другое оружие, а еще какие-то странные, непривычного вида вещи, назначения которых Тор не понимает. Кто-то смеется, и Тору не нравится этот хриплый смех, но он чувствует, что знает этих мужчин в доспехах, словно родных братьев. Во сне у них нет лиц, вместо них — только размытые серые пятна, от которых исходит какая-то угроза. Но Тор чувствует, что он часть всего, что он видит здесь, и от этого ощущения становится еще хуже.
Они пьют.
Горн зовет их в битву, и эйнхерии отвечают на это радостным криком, вырывающимся из тысяч глоток. Этот крик, от которого содрогается мир, вызывает в душе Тора ликование, но в то же время стыд и ужас.
— Один!
Они выкрикивают имя Одина, но Тор понимает — сам не зная почему, — что Один мертв!
Тор протягивает руку и видит в ней золотой кубок в форме человеческого черепа. Один из мужчин без лица наливает в него вино.
Тор пьет, чувствуя восхитительный вкус, но тут вино превращается в кровь, а ощущение тепла — в пустоту. И приходит осознание того, что он совершил ошибку.
Тора охватывает отвращение к самому себе, хотя он и не понимает, откуда это чувство берется. А еще презрение. Тоже к самому себе.
Top ставит кубок на стол и подходит к одному из узких балконов, обрамляющих зал. Холодный ветер бьет в лицо, под коваными сапогами скрипит черный камень, словно он покрыт коркой льда.
А потом сон… начал мерцать.
На мгновение — а может быть, на час или два, ведь время не имело значения в этом странном царстве, поглотившем его, — сквозь очертания окружавшей его реальности стали проглядывать предметы из кузницы, знакомые домашние запахи и звуки. Голова Урд покоилась на его плече, и Тор чувствовал ее дыхание на своей шее, ее волосы щекотали его лицо…
Но в то же время на нем несокрушимая черная броня, а в лицо бьет холодный, пахнущий металлом ветер…
Тор выходит на балкон и нагибается, глядя вниз. Горн вновь зовет к бою, и тысячи голосов подхватывают этот звук, швыряя его к черным небесам, где никогда не взойдет солнце…
Что-то больно кольнуло его сознание, словно по душе царапнули чьи-то острые коготки, но мысль упорно отказывалась прислушиваться к этому. Тор по-прежнему осознавал, что спит и все вокруг имеет скрытое значение, но в то же время все реально, и потому это место и его странноватые обитатели так важны. Нужно очнуться, и не только от этого сна, но и от того, другого, в который он погрузился уже давно, сам того не зная. Нужно только вспомнить. Ничто из происшедшего не было случайностью. Он не просто так оказался в этой долине, его послали сюда с какой-то целью. И, возможно, он все это позабыл именно потому, что его сюда прислали. Но время уже истекает, срок, вымоленный им, почти закончился. Приближается решающий день. Какое же решение ему следует принять, если он может сделать выбор между двумя возможностями, каждая из которых ужаснее другой?
Горн трубит снова, и в этот раз на него отвечают уже не эйнхерии, а волки. Волчий вой нарастает… Да, он слышит волков.
Еще один шаг к краю балкона. Тор нагибается, и, хотя часть его знает, где он находится, все равно пугается, увидев, как далеко внизу простирается равнина из черной лавы, — он на высоте мили, может быть, двух, а может быть, и ста. Внизу идут войска, огромные армии. Они идут в бой, упрямо напевая песни о победе, а за ними следует нечто темное, холодное, и это нечто не принимает свои обычные очертания.
А прямо под Тором, видимый во всех подробностях благодаря магии сна, словно он совсем рядом, сидит огромный белый волк. И смотрит на него.