Он услышал звук удара. Но это не был удар, направленный на него. Страшный крик боли раздался за его спиной. Обернувшись, Роланд увидел Орина, лежавшего на поле. В стороне от него валялся его меч.

Роланд взглянул на Джеффри, который покачал головой.

—  Яне мог убитьтебя сам и не мог позволить никому сделать это.

Роланд встал и наклонился над Орином. Он увидел, что правая сторона тела Орина была окровавлена.

— Ты что, сошел с ума? Разве ты не видел, что на тебя смотрит весь мир?

Шрам на щеке Орина побагровел и вздулся, когда он закричал:

— Я ненавижу тебя, Себастиан! — Он посмотрел на Джеффри, который встал рядом с Роландом. — Я ненавижу всех вас. Сначала ты, Роланд, изуродовал меня так, что Селеста никогда бы не посмотрела на меня, потом ты, Джайлс-Джеффри, забрал ее себе. Если бы я знал, что ты родня Роланду, я бы тебя уже давно убил. — Его лихорадочный взгляд отыскал Роланда. — Это я использовал яд. Я шел следом за Джайлсом, чтобы посмотреть, что он задумал той ночью, когда пошел в твои покои. Я видел, как он заколебался и выбросил яд в очаг. Я не знал, почему он намеревался убить тебя, а потом струсил. Но я не побоялся сделать то, чего он не смог.

Обличительная речь этого безумца была прервана. Роланд услышал голос отца Орина, графа Хэмпстеда:

— Ты уже довольно наговорил, Орин! — Обернувшись, Роланд увидел, как высокий господин подозвал жестом двух своих слуг, вышедших следом за ним на поле, и коротко им приказал: — Заберите его. Мы немедленно возвращаемся домой.

Слуги подчинились, и они — все четверо — покинули поле.

Роланд позволил им беспрепятственно уйти. Все здесь всё видели и слышали. Орин не мог больше скрывать свою подлинную сущность ото всех, какое бы положение ни занимал его отец.

Роланда гораздо больше беспокоили другие вещи, когда он снова повернулся к своему брату, который стоял молча и казался теперь, когда ненависть покинула его, опустошенным и слабым. Жалость кольнула Роланда, но он должен был получить ответ на свой вопрос.

— Почему, Джеффри, почему? Брат медленно покачал головой.

— Меня оставили умирать на поле мои собственные люди. И ты представить себе не можешь, Роланд, что могут сделать с человеком четыре года, проведенные в тюрьме. Я вернулся в Англию ожесточившимся и полным ненависти, готовым, во что бы то ни стало уничтожить отца, тебя и Керкланд. Разве можно сделать это лучше, чем, заняв для начала пост в доме старейшего врага отца? — Он взглянул на Роланда. В его глазах была мука. — Но как я ни боролся, во мне продолжала жить любовь к отцу. Я решил встретиться с ним, сказать ему, что я жив. Он пришел, Роланд, но был так пьян, так далек от действительности, что был сбит с толку, когда я назвал ему свое имя. Он разразился тирадой по поводу того, насколько все сложилось бы по-другому, если бы его старший сын был таким, как младший. Более ответственным. Более благородным. Я настолько разозлился, что бросился на него с кулаками. — Страдание исказило его бледное лицо, отразилось в черных глазах. — Я не собирался убивать отца, но его лошадь встала на дыбы и сбросила его на землю. Я ничего не смог сделать. Мое горе стало разрушительным. Всю свою ненависть я обратил на тебя, Роланд. Еще неистовее, чем всегда, я хотел увидеть тебя уничтоженным и удвоил усилия, чтобы еще больше разжечь вражду между семьями Пинакра и Керкланда. Когда король распорядился, чтобы ты женился на Селесте, дабы воцарился мир, я обрадовался. Я знал, что Селеста была влюблена в меня. Это давало мне возможность наставить тебе рога. Я спал с ней, собираясь добиться того, чтобы она забеременела. Я хотел, чтобы ребенок, который унаследует Керкланд, был моим, а ты бы думал, что он твой. Я собирался дождаться подходящего момента, что мне было нетрудно, потому что годы, проведенные в тюрьме, научили меня быть терпеливым. И в тот момент, когда ты считал бы себя самым счастливым человеком, я бы сказал тебе, что твой обожаемый сын на самом деле — мой сын, а твоя жена — моя возлюбленная.

Тут Роланд почувствовал, как у него за спиной кто-то встал. Обернувшись, он увидел Мередит. По любимому им лицу текли слезы. Он потянулся к ней, крепко прижал к себе. Для него не было большей радости в жизни, чем ее нежное и вместе с тем какое-то удивительно подбадривающее присутствие.

Джеффри продолжал:

— Ты даже представить себе не можешь, в какую ярость я пришел, узнав, что ты женился на Мередит. Все мои планы рухнули. Однако я продолжал стремиться выполнить свой замысел, и ничто не могло остановить меня. Сейчас я понимаю: самоотверженность Мередит сыграла роковую роль в моей судьбе. Когда Селеста написала мне, что ты знаешь о ребенке, я понял, что должен жениться на ней. Я не мог отказаться от собственного ребенка.

Роланду не хотелось дальше выслушивать все детали заговора его брата против него. Джеффри был ослеплен болью, и это только еще больше усилило бы ее. Его брат вернулся — это главное.

Он с сожалением отпустил Мередит и успокаивающе обнял брата за плечи.

— Теперь все это позади. Ты займешь по праву место лорда Керкланда.

Джеффри решительно покачал головой.

— Нет, я не сделаю этого. Не только из-за тебя, Роланд, поскольку ты заслужил это положение здесь, но и из-за Селесты и ее отца, который взял меня к себе и поверил в меня в тот момент, когда я сам в себя не верил. Ее отец предложил мне унаследовать его владения — мне, человеку, который взялся неизвестно откуда. Разве я могу швырнуть его доверие ему в лицо? — Он наклонил голову. — Конечно, это возможно только в случае, если я все еще буду нужен Селесте. Бедняжка Селеста! Она никогда не понимала, почему я так ненавижу тебя, но пыталась угождать мне, как бы трудно это ни было. Я причинил ей много зла.

— Об этом ты должен спросить у моей дочери. Донесшийся из толпы голос барона Пинакра привлек их внимание. Он прижимал к себе всхлипывающую Селесту.

Она подняла залитое слезами лицо.

— Вы спрашиваете потому, что любите меня, или в результате проснувшегося чувства долга?

Джеффри печально кивнул.

— Да, я люблю вас, хотя, возможно, понял это слишком поздно.

Селеста подбежала к нему и обняла его. Он обнял ее в ответ.

— Ты нужен мне, Джайлс. Ты любишь меня, и я пойду за тобой на край света.

Роланд едва сдерживал собственные чувства, видя, как счастлив Джеффри, но он не мог позволить брату отказаться от прав, которые принадлежали ему по рождению.

— Джеффри.

Тот покачал головой.

— Джеффри умер, и так пусть все и останется. Если не ради тебя, то ради меня, позволь мне сделать это. — Он показал рукой на Мередит: — Вы с Мередит должны положить начало новому поколению Себастианов, которое не будет страдать из-за своего прошлого.

Роланда не обрадовало такое решение брата, но он не стал колебаться. Он взглянул на свою жену, свою любовь. Разве это не ее заслуга, что он освободился от вины, занял место своего брата?

Она подняла на него свои прекрасные зеленые глаза, светящиеся любовью.

— Да, Роланд. Позволь. Пусть прошлое больше не тревожит тебя. Ты заслужил свое место в Керкланде. Давай начнем новую жизнь.

Он тонул в этих глазах, в любви и вере, которые сияли в них. И вдруг он осознал, что она права. Он заслужил это место, счастливую жизнь для себя и Мередит и, да услышит его Бог, их детей.

Он сжал жену в объятиях. Его губы нашли ее губы под одобрительные крики толпы. И если когда-нибудь в будущем тень прошлого омрачит его ум, Роланд знал, что не останется с этой тенью один на один. Мередит, ее честность, ее отвага, красивая музыка ее души будут с ним всегда.