Изменить стиль страницы

— В таком случае, сеньорита, нам больше не о чем говорить.

Тут дверь открылась, и в гостиную впорхнула Паула, за которой вприпрыжку бежали дети.

Подойдя к окну, невидящими глазами Джейн смотрела на сад. Ну вот и все. Но почему она испытывает тоску и страшное отчаяние?..

Глава 8

Обед в тот вечер представлял собой весьма забавное зрелище.

Сидевший рядом с графиней Пол упражнялся в красноречии, на которое та реагировала либо с каменным выражением лица, либо отвечая залпом нечленораздельной испанской скороговорки. Когда копченую ветчину с ломтиками дыни сменил цыпленок в винном соусе, у Пола уже был загнанный вид.

Кармен в белом шелковом платье, стоившем трехмесячного жалованья Джейн, выгодно подчеркивавшем соблазнительные формы владелицы, сосредоточила все внимание на Энрико. Демонстрировались тихий голос, поза вполоборота ко всем остальным, игра его запонкой, многозначительные смешки. Все говорило о прочной и незыблемой интимной связи. Сам Энрико был спокоен, весел и непринужденно отвечал своей соседке.

Мрачные предчувствия Джейн полностью оправдались. Пол, твое романтическое путешествие пошло насмарку, подумала она.

Джейн сосредоточилась на том, чтобы дети вели себя за столом прилично, и лишь краем уха прислушивалась к речи Паулы, красочно описывавшей их новую квартиру в Вашингтоне.

Она тоже переедет, решила про себя Джейн. И, может, сменит работу. Займется новым делом, уйдет в него с головой и забудет обо всем, что произошло в Испании. Дай только Бог, чтобы это помогло.

Ее отвлек Себастьян.

— Когда мы должны начать хорошо себя вести? — тоном заговорщика прошептал мальчик.

— С этой минуты, — шепнула она в ответ. — Двадцать четыре часа. Так что вечером будь особенно осторожен.

Шумный вздох, вырвавшийся из груди мальчика, свидетельствовал о том, что Мария на этот раз счастливо отделалась. Философски пожав плечами, Себастьян углубился в персиковое мороженое.

Но когда подали кофе и на столе появились графины с граппой, все изменилось.

Графиня, не обращая внимания на Пола, беседовала с дочерью и томно помахивала рукой в такт речи. Внезапно Энрико подался вперед.

— Моя дорогая Монсерат, — вкрадчиво сказал он. — Я вижу фамильное кольцо Сальвадоре. Значит, ты наконец решила его вернуть?

Графиня посмотрела на свою руку, на которой красовался перстень с умопомрачительным рубином в старинной золотой оправе.

— Дорогой Энрико, — промурлыкала она. — Как нехорошо с твоей стороны затевать этот разговор при посторонних…

Граф бесстрастно пожал плечами.

— Мои попытки сделать это с глазу на глаз остаются тщетными. Мои адвокаты не раз пытались убедить тебя, что это кольцо после смерти главы семейства передается его старшему сыну.

— Чтобы новый граф Сальвадоре мог подарить его своей жене? — Монсерат рассмеялась. — Но у тебя нет жены, мой дорогой. Кстати, ты слишком знатен, чтобы оставаться холостяком. — Графиня изящно пожала плечами и красноречиво улыбнулась Кармен. — Что ж, все в твоих руках, Энрико. Порадуй меня известием о твоей помолвке, и я с удовольствием верну тебе кольцо.

— Старо, — холодно ответил граф. — Мои матримониальные планы к делу не относятся. Рубин должен принадлежать мне даже в том случае, если я останусь холостяком до конца моих дней.

— И ты действительно собираешься вернуть его любым способом? — выгнула брови Монсерат.

— Нет. Я женюсь еще до конца года! Но это — извини меня, Монсерат, тебя не касается. И вручение кольца моей невесте — тоже мое личное дело, к которому ты не имеешь никакого отношения.

— Ах, какая драма! — снова засмеялась графиня, у которой, однако, запульсировала жилка на шее. — Нужно извиниться перед нашими гостями, дорогой, за то, что мы надоедаем им старыми семейными дрязгами. — Она прищурилась и поджала губы. — Я ношу это кольцо в память о твоем отце. Едва ли ты так бессердечен, чтобы отнять у меня рубин без всякого повода.

— Повод есть, — ледяным тоном возразил Энрико. — И совершенно законный.

Монсерат царственно вскинула голову.

— Когда ты решишь жениться, я верну его. А до тех пор кольцо будет у меня в целости и сохранности, поскольку я не спускаю с него глаз. Так что говорить больше не о чем.

Себастьян все еще сосредоточенно выскребал остатки мороженого из своей вазочки, но Джейн заметила, что глаза Марии стали величиной с блюдца. Не следовало детям слышать этот разговор. И мне тоже, с мучительной болью в сердце подумала она.

Джейн решительно отодвинула кресло.

— С вашего позволения, сеньора, я отведу детей спать. День был долгий.

— Полных двадцать четыре часа! — громко заявил Себастьян. По комнате пронесся смешок, и обстановка сразу разрядилась.

— Иди ко мне, малыш! — Графиня обняла и поцеловала мальчика. Когда очередь дошла до Марии, Монсерат ограничилась тем, что равнодушно прикоснулась рукой к щеке внучки и сразу отвернулась.

— Я пойду с вами. — Паула помогла Джейн увести детей из столовой. — Боже мой, что за сцена! — вполголоса пробормотала Паула, пока они шли по саду. — Дело в том, что перстень представляет собой огромную историческую ценность. Пятнадцатый век… Он должен храниться в банке. Мама знает это, но пользуется любым предлогом, чтобы не возвращать его. А Энрико сердится… Я только надеюсь, что мама не сделает какую-нибудь глупость. Понимаете, она не так уж богата, — добавила, выразительно пожав плечами, Паула. — Если с перстнем что-нибудь случится и Энрико подаст в суд, она будет разорена.

— А вы не можете… уговорить ее? — спросила Джейн. Ей было неловко, что Мария прислушивается к их разговору.

— Мама просто не будет меня слушать. Она постоянно дразнит Энрико, надевая рубин при каждом удобном случае. — Паула тяжело вздохнула. — Возможно, ему тоже не следовало затевать этот разговор именно сейчас, но я его не виню.

— Может, она таким способом пытается заставить его сделать предложение вашей кузине? — запинаясь промолвила Джейн.

— Тогда она не знает Энрико, — возразила Паула. — Впрочем, это долго не протянется, — добавила она после паузы. — Вы видели, как они вели себя сегодня вечером?

— Да, — вяло ответила Джейн. — Видела. — И этот бедный Пол… — Паула в недоумении подняла брови. — Я бы на его месте не осталась здесь ни минуты.

— Может, он любит ее, — медленно сказала Джейн. — И готов терпеть что угодно, лишь бы находиться с ней рядом, даже если в глубине души знает, что даром тратит время и будущее не сулит ему ничего, кроме боли и одиночества…

Паула бросила на нее изумленный взгляд.

— Дженни… Это сказано от души.

Ускорив шаг, Джейн окликнула убежавших вперед детей:

— Помедленнее! Уже темно, не споткнитесь!

Намека на угрожавшую малышам опасность было достаточно, чтобы отвлечь Паулу от дальнейших ненужных расспросов.

Уложить детей спать удалось без особых хлопот, хотя Мария хныкала и цеплялась за платье матери. Впрочем, осуждать ее не приходилось.

Когда Паула ушла на виллу и во флигеле стало тихо, Джейн вышла во двор и села на каменную скамью у двери. Казалось, природа отдыхала от жары: трещали цикады, вокруг лампы над крыльцом вились мотыльки, где-то неподалеку кричала птица. Над виллой поднялся серебряный полумесяц. Бедной Джейн казалось, что он насмешливо улыбается.

Почему так быстро и бесповоротно изменилась вся твоя жизнь? — уже не в первый раз спрашивала себя Джейн. Энрико Сальвадоре полностью овладел ее сердцем. Бессмысленно сопротивляться судьбе. И кто знает, чем это все кончится?

Впрочем, есть и положительные моменты в ее деятельности в этом доме. Когда она целовала Марию на ночь, девочка не ответила на поцелуй, но и не отвергла его. Если удастся дать этому заброшенному ребенку понять, что он достоин любви, может, ее, Джейн, поездка в Испанию приобретет хоть какой-то смысл…

От размышлений Джейн отвлек звук знакомых шагов.

— Еще раз добрый вечер, сеньор, — набравшись смелости, беспечно сказала она. — Пришли продолжить ссору?