Почему он молчит?
Тогда он тоже молчал, и она сбежала. Она была слишком юна, слишком напугана, слишком глупа, чтобы сказать о своих страхах и сердечных мучениях.
Но теперь скажет все.
— Мне следовало сказать тебе о своих чувствах, — продолжала Аллегра. — Но я была совсем ребенком, Стефано. И любила тебя, как девочка. Ты был прав: когда я увидела, что ты не принц, я сбежала.
Что-то мелькнуло в его лице. Рот дернулся, он отвернулся и подошел к окну.
— Стефано…
— Когда-то, — сказал он охрипшим голосом, — я многое отдал бы за то, чтобы услышать от тебя эти слова. Но не сейчас. Не сейчас.
— Я понимаю, — сказала Аллегра дрожавшим голосом, — что мне нужно попросить у тебя прощения. Понимаю теперь, почему ты злился, и ты был совершенно прав, Стефано. Я представляю, как ты стоял там, ждал меня, и все твои родственники, мать, соседи из деревни… — Голос ее сорвался, слезы хлынули из глаз. — Прости меня, — прошептала она. — Я виновата. Ты простишь меня?
Стефано по-прежнему стоял к ней спиной. Он выпрямился, запустил руку в волосы, затем безвольно уронил ее вниз. Медленно и печально он покачал головой.
— Ты права. Я очень злился. Но, как и ты, подавлял свои эмоции. И свои воспоминания. Я убедил себя в том, что не испытываю к тебе, и никогда не испытывал, никаких чувств. И почти поверил в это.
Аллегра ждала, затаив дыхание.
— Я женился на Габриэлле и думал, что смогу справиться с этим. Но с ней я был несчастен, как я уже говорил тебе. Я понял, что мне не нужны имя и связи жены. Мне не нужна была жена как собственность. Я хотел тебя. Хотел любви.
Аллегра открыла рот, издала какой-то тоненький звук, но не могла вымолвить ни слова. Стефано понял это, поэтому продолжал:
— Но была ли между нами глубокая и настоящая любовь? Ведь она разбилась сразу же, как только наткнулась на первое препятствие.
Аллегра хотела возразить, но не могла. Каждое слово Стефано было правдой, ужасной правдой. Их любовь не выдержала первого испытания и никогда не выдержала бы брака. Ведь она была совсем девочкой, наивной и впечатлительной. А Стефано? У него были свои слабые стороны — те, которые сегодня он признавал.
Если бы только он мог поверить, что сейчас они — совсем другие люди. Более зрелые и сильные.
— Я знаю, ты считала, что я не люблю тебя, — произнес Стефано в ответ на ее молчание. — И что я рассматривал тебя как некий объект. В некоторой степени так оно и было. Сейчас трудно вспомнить. Мне до сих пор удавалось убеждать себя в том, что я не испытывал к тебе никаких чувств, но потом увидел тебя… и меня к тебе потянуло… несмотря на то, что ты опозорила меня.
— Я не…
Стефано пожал плечами и выпрямился.
— Я прощаю тебя, Аллегра, — сказал он. — Тем более что ты так хочешь услышать это. Я простил тебя много лет назад. Ты была юной и напуганной девочкой, находившейся под влиянием своей матери.
В сгущающихся сумерках она увидела его печальную улыбку.
— Зачем тебе было спрашивать, люблю ли я тебя, если ты была уверена в этом?
— Ты любилменя? — прошептала Аллегра, и он рассмеялся отрывистым хриплым смехом.
— Ты спрашиваешь даже сейчас? — Он повернулся, взмахнув руками, и откинул назад голову. — Ведь та моя любовь, да и я сам, каким я тогда был, совсем не удовлетворяли тебя, Аллегра! Ты не раз говорила мне об этом. То, что я тебе давал, было для тебя недостаточно. Ты хотела гораздо большего. И я понимал, что не могу тебе это дать. — Голос его сорвался, в глазах блеснуло отчаяние. — И сейчас не могу дать. Ведь ты показала мне, дала понять, всего несколько минут назад… — Он осекся и приложил руку к лицу. — Я приехал из Рима, чтобы сказать, что люблю тебя, а ты вроде бы уже догадалась об этом, но это, получается, не имеет значения. Так зачем мы это обсуждаем? Одной любви недостаточно.
Те же слова она сказала Бьянке и тогда верила в них. Сейчас она поняла, что это неправда. Поняла сердцем, душой, телом и разумом.
Любви достаточно.
— Одной любви достаточно, Стефано, — сказала она, — когда рядом с ней идут рука об руку искренность и прощение. И все то, что ты можешь мне дать и уже дал. Ты показал мне, как меня любишь, когда обнял и вытер мои слезы. А перед этим — когда взглянул на Лючио. Когда общался со своими земляками. Когда говорил о своей семье. Стефано! — Голос ее стал звонкий и сильный. — Твоей любви достаточно.
Он отрицательно закачал головой, но она остановила его. Ее страхи и сомнения исчезли в свете простой правды, которая изменила все: они любят друг друга. Она понимала это теперь, видела в глазах Стефано, чувствовала в своей душе.
Они любят друг друга, и этого достаточно.
Аллегра приподнялась на цыпочки, обняла руками его лицо. Ее пальцы прикоснулись к щетине на его щеках, ощутили влагу возле глаз.
— Я хочу задать тебе всего один вопрос, — тихо сказала она. — Моей любви тебе достаточно?
Стефано судорожно вздохнул, прижав ее руку к своей щеке. Аллегра сглотнула слезы, когда он заключил ее в объятия.
— Да, — прошептал он. — Да.
Она никогда не чувствовала себя так комфортно и уютно, такой защищенной, нужной и желанной, как в руках Стефано.
Они долго стояли так — молча и неподвижно. Сумерки постепенно окутывали виллу, багряные лучи заходящего солнца освещали отдаленные вершины гор, и мир погружался в тишину.
На этот раз все было по-другому. Аллегра стояла возле входа в маленькую церковь в простом шелковом платье цвета слоновой кости. Волосы ее солнечным каскадом спадали на плечи, в ушах сверкали бриллиантовые серьги.
Она почувствовала, как чья-то маленькая ручка дернула ее за платье, и, взглянув вниз, улыбнулась Лючио. Он застенчиво улыбнулся ей в ответ и опустил голову.
Лючио уже три месяца проходил курс психотерапии, и ему стало гораздо лучше. Шаги вперед были медленными, но верными, и Аллегра была рада за мальчика.
В церкви собрались немногочисленные гости — несколько друзей из деревни, Бьянка и Лючио, а также пара гостей из Лондона.
— Ты готова? — спросил отец Бьянки, Маттео, одетый в помятый костюм, попахивавший нафталином.
— Да, — сказала она и подала ему руку.
Заиграл орган, но Аллегра едва слышала музыку, когда шла по узкому проходу между потрескавшихся от времени каменных скамей. В конце прохода, возле алтаря, ее ждал Стефано в безукоризненном темно-сером костюме. В глазах его горел огонь любви.
Сердце Аллегры дрогнуло, голова закружилась, но Маттео поддержал ее. Аллегра перевела дыхание и оставшийся путь прошла твердой походкой. Подойдя к Стефано, она гордо встала рядом с ним.
Голоса новобрачных прозвучали ясно и звонко, когда они давали супружеский обет.
«Мы обещаем любить и лелеять друг друга в горе и радости, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас».
Затем был скромный ужин на вилле, а потом Бьянка уехала с Лючио к своему отцу. Стефано хотел провести брачную ночь в отеле — роскошном и изысканном, — но Аллегра просто хотела быть дома, вместе с ним.
Она стояла возле окна и смотрела, как сумерки окутывают верхушки гор. Ей никогда не надоест любоваться этим видом, подумала она, глядя на первые звезды, заблиставшие над горизонтом.
Стефано подошел к ней, обнял за плечи и, наклонившись, поцеловал ее в затылок.
Аллегру наполнило неизъяснимое блаженство. Она повернулась к нему лицом, и он поцеловал ее — страстно и нежно.
Она заглянула в его глаза и увидела, что они сияют любовью. В них не было никаких сомнений и страхов. Никакой злости.
— Пойдем, — сказал Стефано, взяв ее за руку, и с нежной решимостью повел ее к брачному ложу.