09.20

— Ты это сделала? — Мама смотрит осуждающе, выглядит даже комично в этом заляпанном ярко-желтом фартуке и с разноцветными бигуди в волосах.

— О чем ты? — спрашиваю я, усаживаясь за стол, снова видя перед собой осточертевший бульон.

— Ты знаешь. Ты разлила всю воду и раскидала бутылки? Я целое утро убиралась.

Это все напоминало лишь сон, но мусорное ведро, полное упаковок сока, газировки и пива, говорило обратное. Я действительно вставала ночью и пыталась разгромить кухню.

— Прости, мучила жажда. Не знаю, что на меня нашло, правда, не знаю. Словно приступ какой-то.

— Могла бы прибраться хотя бы, — покачала головой мама, изображая недовольство, но в ее глазах мне удалось уловить тревогу. — Ты меня напугала. Я думала, нас ограбили или еще чего похуже. Ты в порядке?

— Вроде да. — Это было чистой правдой, к тому же я сама не была точно уверенна в своем состоянии. — Лучше, чем в предыдущие дни. Думаю, все вошло в норму. Мне действительно лучше.

— Может, останешься дома, и мы еще раз сходим к врачу?

— Нет, все в порядке. — Мне не хотелось возвращаться в белую гробницу с ужасным питанием и болезненными уколами. — Да не волнуйся ты так. Я хорошо себя чувствую. Зайду на пару часов на работу, мне нужно проветриться.

— Твой домашний арест все еще в силе, — нахмурилась она, скрестив руки на груди. — Никаких незапланированных прогулок, и лучше на работе не задерживайся. Все же, я проконсультируюсь с врачом.

Когда мама вышла, я вылила суп в раковину, даже после этого ощущая его прогорклый запах. На столе стояла небольшая вазочка с печеньем, но, даже взяв одно из них и повертев в руках, у меня не появилось желания съесть его. Будем считать это началом эффективной летней диеты.

09.35

— Померяй температуру. — Мама поймала меня уже на выходе.

Я сморщилась, но все же послушала ее, одной рукой придерживая градусник, а другой — расчесывая волосы. Менее чем через минуту приборчик запищал. Мама переняла его из моих рук и тяжело вздохнула.

— Тридцать пять и семь. Прекрасно. Ты даже температуру померить нормально не можешь. Если почувствуешь себя плохо — сразу же домой. Без разговоров.

Я кивнула, хватая сумку и пулей вылетая из дома.

10.01

Лиза открыла магазин, перевернув табличку у входа. Парочка покупателей тут же вошла внутрь, заинтересованно рассматривая яркие витрины с различной бижутерией и другими аксессуарами.

— Выглядишь неважно, — заявила она, усаживаясь за прилавок. — Не выспалась?

— Ты как всегда тактична. Могла бы и промолчать. Я пятнадцать минуту цвет лица выравнивала.

— Серьезно же тебя скрутило, где, черт возьми, твой загар? Ты же мулаткой была.

— Тебе бы сделали столько капельниц, я бы тогда на тебя посмотрела. Больше в этот клуб не ногой, не знаю, что и с чем они там мешают, но мне чуть не пришел конец.

— Как скажешь, — усмехнулась подруга, провожая взглядом девушку, которая так ничего и не присмотрела, — Я слышала, открылся небольшой клуб в центре, вместо ресторана «Русь». Отзывы неплохие.

— Я под домашним арестом, прямо как в американских фильмах.

— Твоя мама отойдет через пару дней, ты уж мне поверь. Ты уже достаточно взрослая, чтобы решать самой, куда и когда идти. А если что поживешь у меня.

Я согласно кивнула, хоть и считала побег из дома глупой затеей. Все было не настолько плохо, к тому же именно меня стоило винить сегодня за разгром кухни.

— Черт, надень шарфик, вот тот, шелковый, твоя шея выглядит ужасно.

— Да прекрати ты меня пугать, там всего лишь небольшая царапина. — Я все же схватила маленькое зеркало, но оно оказалось мутным, показывая только общий силуэт. Но даже так можно было разглядеть, что царапина покраснела, и как какая-то кожная болезнь, расползалась все дальше по шее. — Черт, гадость какая.

Я схватила нежно-голубой шарфик и прежде чем повязать его, аккуратно потрогала рану — она не болела, но ее края сильно уплотнились, вздувшись как воздушные шарики. Врачи осматривали меня и не заметили ничего подозрительного, а значит, все было в пределах нормы. Я на это надеялась.

10.50

Три человека бездумно бродили между стеллажами, каждый раз отказываясь от нашей помощи, но не то чтобы мы очень упорствовали. В этом и заключалась прелесть подобной работы — люди платили неплохие деньги за совершенно непыльную работенку.

Пока нас спасали разговоры и возможность примерить все на себя.

11.24

Лиза оформила первую покупку, улыбаясь, как фальшивая кукла барби, но именно таково было требование администраторов. Помимо этого мы должны был носить ярко-розовый пиджак, но он выглядел настолько убого, сшитый из дешевой ткани, что вечно покоился на спинке кресла. Так мы успевали накинуть его в случае приближения «боссов».

— У тебя глаза покраснели, — не унимается подруга, разглядывая меня чуть ли не под лупой.

— Прекрати, я знаю, больничный мне не на пользу… ай-й… — Солнце взошло достаточно высоко, чтобы пустить свой луч прямо в окно, пройдясь по гладкому столу и коснуться моего запястья. Я дернулась, почувствовав, словно меня ошпарили кипятком.

— Что с тобой?

— Показалось, что кто-то укусил, — соврала я, потирая ноющее запястье — на нем не осталось никаких следов. Ярко-белый луч медленно продвигался к моей руке, и мне пришлось пересесть вглубь магазина, словно он действительно мог прожечь кожу насквозь. — Ерунда.

12.15

— Будешь? — спросила Лиза, указывая на пачку сублимированной лапши, пару минут назад залитую кипятком. — Я и на тебя купила.

Я принюхалась, тут же чихнув. Порошок перца и запах каких-то ароматизаторов, имитировавших курицу, засели в носу, словно мелкие паразиты. Подруга открыла крышку, помешивая свой обед, отчего ядовитый пар скользнул вверх под потолок и расползся по магазину, прилипнув к товарам. Все вокруг пропиталось запахом дешевой лапши. Я с неподдельным ужасом наблюдала, как девушка накручивает на пластмассовую вилку светло-желтые нитки, извивающиеся как бесконечно длинные черви.

— Гадость, — все, что удалось вымолвить мне, когда она причмокнула, втягивая особенно длинную макаронину. Это выглядело даже хуже, чем мамин куриный бульон.

— Привереда. Там есть сэндвич с тунцом, если хочешь.

Неохотно, я поднялась, направляясь в комнату для сотрудников. На столе сиротливо лежала упаковка с бутербродами, а рядом возвышался все еще горячий чайник. Кофе, как ни странно, никто так и не купил, и мне пришлось довольствоваться чаем. От маленького пакетика в кипятке расходились красно-коричневые круги, в воздухе витал запах лимона, который на этот раз не казался таким уж ароматным как раньше, более того, он больше вообще не напоминал цитрус, отдавая чем-то едким и назойливым.

Сэндвич в руках оказался мягким, проседая под пальцами. Белый хлеб, лист салата, яйцо, рыба, но абсолютно никакого запаха, словно передо мной лежит муляж. Я поднесла бутерброд к губам и откусила кусочек, чувствуя на языке пористое тесто. Больше ничего. Никакого вкуса. Пресный кусок застрял поперек горла, отчего мне пришлось запивать его горячим чаем, чувствуя, как жидкость проталкивает еду по пищеводу.

Врачи перестарались, своим промыванием они отбили у меня не только вкус к жизни, но и сам вкус. Надолго все это? Я отложила бутерброд, пытаясь избавиться от привкуса старых залежалых бумаг. Даже еще один глоток чая не помог убрать с языка это мерзкое ощущение, практически въевшееся в него.

Желудок скрутило, словно этот маленький кусочек сэндвича упал в него с высоты многоэтажки. Боль запульсировала, поднимаясь вверх по пищеводу. Я осушила кружку с чаем, но это только спровоцировало тошноту, засевшую в горле горячим липким комком.