— Помедленнее, — жалобно попросила я, прикрывая рот рукой, словно это могло чем-то помочь. — Не хочу испортить твою обивку.

— Даже не думаю, — пригрозила мне Инна, но все же сбросила скорость.

— Тебе просто повезло, что мы у тебя есть. — Лиза промокнула салфеткой мою рану на шее, стирая уже запекшуюся кровь. — Мы прибежали как раз вовремя. Не знаю, что бы он с тобой сделал. Мы начали кричать как сумасшедшие и он убежал.

— Причем очень быстро, — добавила девушка.

— Ой, да прекрати, ну спринтер парень. Так спешил, что даже не представился. Мы толком и его лица не разглядели. Ну и натворила ты дел. Давай попробую макияж подправить.

Я тут же подставила свое лицо, слушая Лизу в пол уха, сосредоточенная больше на том, чтобы удержать все съеденное за вечер в своем желудке. Тошнота накатывала волнами, то усиливаясь, то пропадая совсем, давая мне надежду, что миг избавления близок. Машина подскакивала на ухабах, возвращая ноющую боль в теле. Кости, словно стали хрустальными, их звон нарастал, становясь адской симфонией. Казалось, кожа вскоре начнет трескаться от усиливающейся вибрации.

— Давай отряхнем платье. — Машина остановилась возле моего подъезда, и я с большим трудом выбралась наружу, наконец вздохнув свежий воздух в свои сжавшиеся легкие.

Тошнота стала отступать, отдав главенствующие позиции головной боли. Меня до сих пор слегка покачивало, но я больше не чувствовала себя пьяной, наоборот, слишком трезвой. В висках стучали надоедливые молоточки, усиливающие свой ритм при каждом моем движении.

— Так, вроде лучше. Но ты родителям не показывайся, — посоветовала Лизаветта, одергивая мое платье. — Тебя проводить до двери?

— Сама дойду. Боже, скорее бы оказаться к кровати.

— Проспишься и полегчает. К вечеру позвони.

03.49

Я смотрю на три крошечные белые таблетки на своей руке — верное средство от похмелья. Вода кажется целебным эликсиром, медленно возвращающим жизнь моему сломанному телу. Лекарство должно подействовать примерно через полчаса.

Родители даже не проснулись, когда я, пошатываясь, ввалилась в квартиру. Что ж, тем лучше. Мне осталось только добраться до мягкой кровати и поскорее заснуть, таким образом, обманув головную боль. Не нужно быть гением, чтобы понять, что вся завтрашняя суббота уйдет на болезненное восстановление. Стоило вновь возродить табу на выпивку и вернуться во времена сухого закона. Кто знает, что подмешивают в коктейли в этих третьесортных клубах.

Подушка кажется жесткой, словно я все еще лежу на твердой земле возле клуба. Мне даже кажется, что вещи пропитались запахом сырости, но душ становится чрезмерной роскошью. Тело расслабляется и на минуту приходит облегчение, но назойливая дрожь возвращается вновь, заставляя меня застонать.

04.20

Часы на тумбочке отсчитывают минуты, а я все ворочаюсь в кровати, только усиливая свою агонию. Литровая бутылка воды в изголовье практически пуста, но жажда так и не покидает меня, высушивая горло как безжалостное солнце пустыни. Ко всему этому прибавляется еще и боль в шее. Видимо, я поранилась гораздо сильнее, чем считала, а алкоголь на время притупил ощущения. Позвонки одеревенели, не позволяя повернуть голову в сторону.

Я теряла контроль над своим телом, оно становилось чужим, зажатым, как у статуи. Все сложнее было повернуться или просто поднять руку. Все равно, тем более, что движение не приносило облегчения. Мне хотелось просто заснуть, поэтому я старалась не двигаться, отвлечься на что-то за пределами этой оболочки.

04.34

Таблетки не действовали, рождая ложное желание выпить еще, да хоть целую упаковку, лишь бы забыться на время. Вместо этого я представила, что боль — это огромная анаконда с ядовито-кислотной кожей, которая обвивает меня с ног до головы. Там, где она касалась тела, рождалось невыносимое жжение, когда яд медленно проникал до самой кости. Ее кольца стягивались все туже, обездвиживая меня, делая беспомощной. Раздвоенный язык щекотал висок, вызывая мучительную вибрацию.

Я знала, что могу победить ее. В моем воображении температура вокруг падала все ниже, покрывая змею тонким слоем инея. Она замерла, недовольная происходящим, а потом занервничала, ослабляя свою хватку. В моей руке был острый кинжал. Я выждала, пока не почувствовала, что тело вновь подчиняется мне. Один резкий удар, прямо в голову.

16.27

Мама будила меня, стягивая одеяло и ворочая из стороны в сторону. Я застонала, не желая выныривать из столь спасительного сна. Ее голос над самым ухом строгий и в тоже время обеспокоенный. Он нервирует меня, но проще сделать так, как она хочет, и открыть глаза, чем терпеть ее нравоучения.

— Ты во сколько вернулась? — Мама нависла надо мной грозным коршуном, вглядываясь в мои слегка заплывшие после сна глаза.

— Рано. Рано утром. Дай поспать.

— Ты что, даже не переоделась? В грязной потной одежде улеглась? Мила, ты совсем что ли?

— Мам, сегодня выходной, дай поспать. — Голос звучит хрипло и пропито, и он явно не убедил женщину.

— Да ты напилась до беспамятства, больше никаких клубов.

Именно в тот момент это волновало меня меньше всего. Медленно, но неотвратимо боль занимала покинутые позиции — виски накалялись от постороннего шума, горло сдавливало невидимыми тисками, желудок вертелся юлой, хотя в нем не было ничего кроме воды.

— Спать. — Я отобрала свое одеяло и укрылась с головой, стараясь приглушить мамины крики.

— Уже вечер, а ты все спишь. Встань хоть поешь.

— Хорошо, позже. — Как она не понимала, что в таком состоянии существует единственное желание — просто лечь и умереть? Мне не хотелось спорить, да и сил на это не было, я могла только свернуться калачиком и выжидать, когда иссякнет поток ее обвинений.

Мама что-то говорила про безответственную дочь и распустившуюся молодежь в целом, про свои волшебные восемнадцать и суровую жизнь в Советской России. Я морщилась и вздрагивала при каждом громком слове, чувствуя как каждый звук, словно игла врезается под кожу, застревая в кости. Они усыпают меня словно дикобраза, делая чувствительной к каждому дуновению воздуха.

Наконец мама громко хлопает дверью и уходит, оставляя в относительной тишине. В соседней комнате буянит мой пятилетний брат, а в гостиной отец смотрит футбольный матч. За пределами моей комнаты кипит жизнь, и это раздражает меня еще сильнее.

16.45

Я нахожу в себе силы и тянусь к сотовому. Он сообщает о новом сообщении, пришедшем пару часов назад. Инна волнуется за мое самочувствие, а мне остается только завидовать ее здоровому непьющему организму. Эта девушка радуется каждому дню, а не занавешивает окна плотными шторами после очередного похода в клуб.

Мне хватает мужества набрать «Я ОК» и отправить, пока головная боль не захватывает мою голову целиком, обрушившись беспощадной лавиной. Я сжимаю телефон в руке, зарываясь под гору подушек и одеяло.

17.01

Боль не утихает, и я решаюсь на подвиг — подняться с кровати и выпить обезболивающее. Первая же попытка проваливается — гравитация приковывает меня к матрасу как тяжеловесное тело.

Голова пульсирует, но мне удается перекатиться на живот и медленно сползти на пол, встав на четвереньки. Это уже победа. Можно было бы рассмеяться этому зрелищу — похмелье поставило меня на колени — но веселиться совсем не хочется. Наоборот, я в одном шаге от того, чтобы зарыдать от своей беспомощности.

Опираясь на спинку стула, мне хватает сил встать на ноги, но голова кажется такой тяжелой, что тело сгибает к земле, словно плакучая ива. Шаги даются с трудом, и я чувствую себя как космонавт, делающий первые шаги по Луне. Столик находится на расстояние метра, но кажется непреодолимо далеким.