Ну а потом был Кремль, седенький Калинин, вручавший ему Золотую Звезду Героя и орден Ленина, аплодисменты присутствующих… Хотелось, конечно, хоть одним глазком увидеть товарища Сталина, но довелось на него взглянуть только через два года, на Параде Победы…

Слегка пошатываясь, словно пьяный, капитан вышел на шумную и многолюдную даже в разгар буднего дня улицу Пастера. Усмехаясь, ловил на себе неодобрительные взгляды прохожих. Понятное дело, что они про него думали — одет богато, один пиджак небось на тысячу потянет, и уже принял где-то с утра. Везет же людям!.. И где ж это, интересно, надо работать, чтобы вот так в понедельник под банкой прогуливаться?.. Ведь на блатного явно не похож… Может, вообще иностранец какой?.. Но ни на румына, ни на болгарина, ни на грека поддавший седой парень тоже никак не тянул, а другие иностранцы в Одессе тех лет были большой редкостью. Ну не из Военно-морской же миссии США он, в самом деле?.. Кто бы разрешил американцу так вот спокойно шляться в нетрезвом виде по Пастера?..

Острый, все замечающий взгляд Русначенко выхватил из толпы снулого, с рыбьими глазами парня в пиджачке и румынских офицерских брючках. Выхватили потому, что парень, обогнав его, несколько раз обернулся, явно ища взглядом кого-то в толпе, но не нашел и зашагал дальше, размахивая руками. А через минуту Русначенко засек и того, кого опасался этот рыбоглазый. Гвардии капитан Советской армии, плотный, плечистый, с небольшим шрамом у виска и холодными, пронзительными глазами. Он тоже обогнал Русначенко и теперь шел за рыбоглазым, то и дело прячась за спинами прохожих. Маскировался грамотно, профессионально…

Русначенко понял, что не зря прогуливался по Пастера. У него была отличная память, и, едва увидя этого человека, он вспомнил душный цех судоверфи и стенд с фотографиями одесских бандитов. Была на стенде и фотография этого самого капитана, только в штатском… Офицер усмехнулся, ему стало весело оттого, что вот сейчас два гвардии капитана, подлинный и фальшивый, сойдутся в схватке. В том, кто выйдет из нее победителем, Русначенко не сомневался. Школу на фронте он прошел отменную…

Спина бандита мелькала впереди. Не переставая пошатываться и пьяновато улыбаться, Русначенко двинулся следом. Нагнав преступника, неуклюже споткнулся, и в следующий момент Чекан почувствовал, что в спину ему уперся холодный пистолетный ствол, а сильная рука подхватила его под мышкой, сковывая движения…

— Стоять, — на ухо бандиту произнес Русначенко. — Руки вверх…

Чекан послушно вскинул пустые ладони:

— Ой, больно…

Стиснув зубы, он мгновенно, ужом проскользнул вниз, выкручивая руку преследователя с пистолетом и перекидывая через себя. Пьяноватый франт, нелепо взмахнув рукавами, во весь рост грохнулся на пыльную мостовую. Рядом вскрикнула женщина, зажимая ладонью рот, изумленно застыли мужики. А Чекан уже передернул затвор, и его «парабеллум» плюнул огнем в упавшего…

Но пуля высекла искру из булыжника — Русначенко успел кубарем прокатиться по мостовой и отпрянуть в сторону, на ходу выхватывая свой «вальтер». Грянул ответный выстрел, и тоже неудачный — Чекан в длинном прыжке перелетел через тележку зеленщика и бросился в толпу, дергая людей на себя и прикрываясь ими, словно щитом. Русначенко, расталкивая встречных, бросился за ним.

Чекан на бегу подхватил у безногого чистильщика сапог колодку и с силой запустил ее в витрину магазина.

Русначенко, подняв оружие, бросился на звук. А бандит, пригнувшись, метнулся в противоположную сторону — в подворотню, куда, он успел увидеть, скрылся Рыбоглазый…

Казалось, что милицейские свистки заливаются уже по всему городу. Они преследовали Рыбоглазого со всех сторон, и тот, затравленно оглянувшись, на бегу сунул свой пистолет в пыльные лопухи, росшие у грязной стены. Потом заберу, подумал он… И тут же почувствовал на горле железные пальцы. Он еще вяло удивился, что Чекан вроде бы ранен, а по хватке правой руки так даже и не скажешь.

— Где Ида, ублюдок? — прохрипел Чекан, тыча в нос Рыбоглазого «парабеллум». — Говори!!!

Совсем близко раздался топот. В переулок, задыхаясь, влетел Русначенко в перепачканном пылью и разорванном светлом костюме. В руке он сжимал «вальтер». Чекан, оскалясь, резко крутанул Рыбоглазого перед собой, толкнул вперед. Грохнул выстрел, и бывший полицай с жалким всхлипом обмяк в руках Чекана. Русначенко выругался, вновь вскидывая оружие.

Но на него уже навалились пятеро подоспевших милиционеров. Чекан отбросил в сторону труп Рыбоглазого и бросился прочь. Русначенко, не сводя с него глаз, разбросал милиционеров одним движением плеч, но дюжий сержант в прыжке вцепился ему в ноги. Капитан, задохнувшись руганью, во весь рост растянулся на грязной мостовой.

Кречетов аккуратно, двумя пальцами извлек из бумажного пакета видавший виды «вальтер». К рукояти была привинчена маленькая серебряная табличка с потертой гравировкой: «Гвардии старшему лейтенанту Русначенко М. Н. за образцовое выполнение особо важного задания командования». Другие найденные у задержанного предметы — початая пачка американских сигарет «Лаки Страйк», бумажник, набитый новенькими червонцами, узкий нож с выкидным лезвием, пять запасных обойм к пистолету и удостоверение личности — лежали на столе перед Лехой Якименко.

Гоцман, нехорошо, с присвистом дыша, тяжело расхаживал по кабинету. Якименко, раздраженно барабаня пальцами по столешнице, разглядывал задержанного. А тот сидел перед ним прямо, с безмятежным видом, словно прилежный школьник, выучивший урок и не боящийся каверзных вопросов учителя…

— Стрелок, ты где служил?

— Если возможно, давайте на «вы», — ровным голосом отозвался Русначенко.

— ВЫеживаться будешь в выходной! — гаркнул Якименко от души. — А сегодня у нас понедельник, так шо гуди как паровоз за свое прошлое! Повторяю, где служил?…

Кречетов жестом отозвал Давида на балкон. Здесь было свежее. Во дворе Васька Соболь, посвистывая, пинал только что подкачанные шины ГАЗ-67.

— Точно такую же я видел сегодня, — тихо проговорил майор, постучав пальцем по дарственной табличке на пистолете.

— Где?

— С утра допрашивал другого стрелка… Фамилия — Горелов. Старлей. Положил человека на Канатной.

— Тоже молчал?

— Они все молчат, — вздохнул Кречетов. — Спросишь, почему стрелял, сразу заводят волынку про ранения, контузии, состояние аффекта… И про самооборону.

Гоцман шибко потер грудь, глотнул воздуха и постоял так с полминуты.

— Может, им очную устроить? — наконец тяжело выдохнул он.

— Ты чего такой?.. Сердце?.. — неожиданно спросил майор, но Давид лишь вяло отмахнулся…

В кабинете раскаленный добела Якименко листал удостоверение личности задержанного.

— Ну а где часть твоя формировалась — тоже не помнишь?..

Гоцман присел на край стола, забрал у Лехи документ, листанул. Русначенко Михаил Николаевич, звание — гвардии капитан, родился 13 мая 1915 года, какой местности уроженец — город Ворошиловск Ворошиловградской области, холост или женат — холост, огнестрельное оружие — вот этот самый наградной «вальтер», подпись владельца удостоверения… Все правильно.

— Ворошиловск — это который раньше был Алчевск, шо ли?.. — Гоцман вопросительно взглянул на Русначенко. Тот не удостоил его даже кивком, продолжая равнодушно смотреть перед собой. Давид вздохнул, положил удостоверение на стол.

— Ты не в тылу у немцев, парень… Зря ты так. Думаешь, мы враги какие?.. Мы с Лешей, — он кивнул на Якименко, — три года не ленились грудь немцам подставлять. Он здесь недалеко, на Конной, угол Пастера, возле театра, последний свой осколок подхватил. А я — в ноябре сорок третьего, в Киеве… А ты ведешь себя, будто в гестапо попал… За шо хоть именной пистолет дали?

Неподвижное лицо Русначенко чуть дрогнуло, самую малость, но тут же вновь сделалось непроницаемым.

— У меня контузия, — ровным, монотонным голосом произнес он. — Стрелять начал от помутившегося сознания. Сопротивление оказывал по той же причине.