Алексей Владимирович Поярков
Ликвидация. Книга вторая
Аннотация
Алексей Поярков
Ликвидация
Книга вторая
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая
Глава девятая
Глава десятая
Глава одиннадцатая
Глава двенадцатая
Глава тринадцатая
Глава четырнадцатая
Глава пятнадцатая
Глава шестнадцатая
Глава семнадцатая
Глава восемнадцатая
Послесловие
notes
2
3
4
5
Алексей Владимирович Поярков
Ликвидация. Книга вторая
Аннотация
Кровь за кровь, смерть за смерть — убийца хорош только мертвый. Но что если под топор праведного возмездия попадают невинные головы? Кто остановит карающую машину смерти, которая уже набрала обороты? Подполковник Одесского уголовного розыска Давид Гоцман понимает, что санкционированный Жуковым кровавый карательный план по уничтожению бандитов принес неутешительные результаты. Подполковник должен сказать свое слово. Даже если оно будет последним.
Алексей Поярков
Ликвидация
Книга вторая
Глава первая
Двое босяков, одетых, по их понятиям, празднично — в трофейную рванину, — гужевались у входа в большой деревянный павильон. Павильон был построен совсем недавно и потому еще источал упоительный запах свежих досок. В меру художественная афиша изображала красотку Дину Дурбин, на которую так хотела быть похожей каждая уважающая себя одесская барышня. В сумерках слышался смех, галантные предложения, кокетливые отказы или согласия. Приобретались семечки, абрикосы и папиросы. Многие видели «Сестру его дворецкого» уже раз пять, но снова с удовольствием шли на ленд-лизовскую картину. Чуть в сторонке служащий кинотеатра старательно клеил рядом с Диной Дурбин другую, уже простую афишу с анонсом новой комедии «Беспокойное хозяйство» с Жаровым и Целиковской в главных ролях…
Босяки вроде бы равнодушно, а на самом деле внимательно зыркали по сторонам. Выцепив глазом пацана, одетого в черный кителек без погон, они молча, понимающе переглянулись. Пацан был что надо — худенький, невзрачный, взъерошенный. И явно нервничал, то и дело поглядывая на циферблат своих совсем не пацанских наручных часов.
— Эй, штымп, — тихо произнес босяк постарше, подойдя вплотную к пацану. — Тебе котлы не жмут?
Пацан с усмешечкой посмотрел на босяка. И вдруг поманил ладошкой: мол, идите за мной, покажу интересное. Переглянувшись, босяки с ухмылками последовали за ним — за угол деревянного кинотеатра.
И увидели в руке пацана неведомо откуда взявшийся — с земли, наверное, подхватил — массивный булыжник. Глаза мальца стали наглыми и решительными. Такой не боится ни крови, ни боли — ни своей, ни тем более чужой…
— Не-а, — нахально пропел пацан, взвешивая булыжник в руке. — Не жмут. А шо?..
Босяки молча переглянулись и тихо отступили в тень забора…
— В области зашевелились всякие недобитки… — Устав наконец расхаживать по кабинету, полковник Чусов уселся за стол, в глубокое кресло, крытое жесткой кожей, кивнул Гоцману: садитесь. — Последнюю неделю — так просто очень зашевелились! И есть достаточные основания полагать, что ваш Академик имеет к этому самое непосредственное отношение. Может быть, даже руководит ими… А это, как вы сами понимаете, очень серьезно. Спросить могут не только из Киева, но и из Москвы.
Гоцман, ерзая на стуле, украдкой бросил взгляд на часы.
— По нашим сведениям, в бандах серьезная нехватка оружия. Так что военный склад Чекан брал, видимо, для них…
— И значит, будут еще грабить склады под шумок, — продолжил его мысль Гоцман.
— Не думаю, — покачал головой Чусов. — Они вчера взяли изрядно… Подсчеты еще не окончены, но, по прикидке начальника склада… вернее, бывшего начальника… — с усмешкой поправился полковник, — не меньше трехсот ППШ и ППС в смазке, сорок ручников ДПМ, пять ящиков гранат Ф-1, около пятидесяти тысяч патронов… Им бы это теперь из города вывезти.
— Понял, — нетерпеливо обронил Гоцман. — Взял у мозги… Но следить за выходами из города — то уже ваша задача.
Чусов коротко кивнул. Гоцман торопливо вскочил.
— Вы куда-то спешите?
— Обещался сына на кино сводить…
— Успеете, — раздраженно махнул рукой Чусов. — У меня к вам еще дело есть… — И, не обращая внимания на помрачневшего собеседника, вынул из ящика письменного стола небольшую фотокарточку. — У вас на фронте был комвзвода… Взгляните, он?
— Он, — сумрачно ответил Гоцман, — а шо?
— Расскажите мне о нем поподробнее… Гоцман со вздохом поерзал на стуле:
— Вася Платов… Бывший беспризорник, трудное детство… Словом, путевка в жизнь… Я его в штрафбате заприметил. Он там в сержанты вышел, командовал отделением… Взял к себе. Пацан отчаянный. До Киева дошли с ним вместе.
— А дальше?
— Дальше… — Гоцман непроизвольно взглянул на часы и шумно выдохнул: — Дальше меня на Контрактовой площади долбануло… Почти шо год в госпитале провалялся. Потом — спасибо, товарищ майор, за службу и не хотите ли вернуться в родное УГРО…
— Отношения поддерживали, встречались?
— Да как?.. Он же дальше пошел. А меня — в тыл, в Ростов…
— Где он сейчас, знаете?
— Нет, а шо?
— Ничего, — вздохнул полковник, забирая фотографию. Со снимка, улыбаясь, глядел курносый парнишка со смешно оттопыренными ушами. На плечах у него были погоны старшего сержанта.
На лавочке у окраинного домика, тонувшего в тени густых шелковиц, наслаждался тихим вечером Шелыч, пожилой одышливый дядька с сивыми украинскими усами. Всего он повидал в этой жизни и потому не очень удивился, когда на скамейку к нему подсел вынырнувший из полумрака человек.
— Здравствуй, Шелыч…
— И тебе вечер добрый, — покивал дядька, разглядывая курносого мужчину с оттопыренными ушами и исполосованным шрамами лицом. — А ты кто?
Вместо ответа незнакомец начал молча развязывать шнурки на ботинке.
— Сказали мне, у тебя угол можно снять…
— Кто сказал?
— Коля Украинец. Привет передавал.
— Какой Коля?..
Незнакомец со вздохом запустил руку в ботинок:
— Сейчас, сейчас… А заодно говорил, что дашь наколку, где в картишки можно перекинуться…
— У меня не играют, — непреклонно сообщил Шелыч, шевеля усами. — И угла у меня нет.
Лопоухий протянул извлеченную из ботинка помятую фотокарточку, постучал по ней пальцем:
— Вот ты… А вот Коля. Вспомнил?
Дядька без особых эмоций вгляделся в снимок:
— И шо?
— Ну… еще тридцать рублей в сутки. Шелыч, откинув голову и слегка сощурясь, некоторое время изучал собеседника;
— Шпильман, значит… Тогда сорок.
— Согласен, — махнул рукой незнакомец.
— И шо? — снова поинтересовался дядька,
— А шо? — раздраженно ответил лопоухий.
— Ладно, — пожал плечами Шелыч, тяжело поднимаясь с лавочки. — Пошли.
Из-за закрытых дверей деревянного павильона доносилась грозная, величественная музыка. Потом раскатистый мужской голос с гневными интонациями произнес:
«Рихерт, Герф, Эрманнсдорф, Вайсиг, Фальк, Кох, Лангут… Слезы и горе принесли эти изверги рода человеческого белорусскому народу. За чудовищные злодеяния, совершенные немецко-фашистскими преступниками, Военный трибунал Минского военного округа приговорил их к смертной казни через повешение… Суд советского народа свершился!.. Более ста тысяч трудящихся, присутствовавших на ипподроме, встретили приведение приговора в исполнение единодушным одобрением…»