Встав на цыпочки, он прикрепил воротник фрака на концах верхних шипов и, уповая, что швы подмастерьев его портного, мэтра Вашона, выдержат предстоящее им напряжение, резко дернул за полы; и швы, и материя выдержали. Теперь предстояло точно рассчитать прыжок, ибо любая ошибка станет для него роковой: он всем своим весом упадет на шипы и наденется на них, словно на вертел. Прикидывая место для разбега, он отступил к борту, словно веревку, потянул на себя фрак и, перенеся всю тяжесть на правую ногу, оттолкнулся ей от перегородки и полетел над волнами. Все произошло очень быстро: отрыв от палубы, скрип и болезненное приземление по другую сторону решетки. От удара головой о стенку каюты у него закружилась голова. Отлетев назад, он заскользил по мокрой палубе, не удержался, упал, успел ухватиться за бортик и после судорожных усилий уселся на палубе, свесив ноги и с трудом переводя дыхание. Тут он почувствовал, как у него по животу растекается теплая жидкость. Слабый свет, пробивавшийся сквозь окна кабинетов, не позволял разглядеть, что произошло, однако боль, внезапно скрутившая его так, что у него перехватило дыхание, дала понять, что он ранен. Он поднес руку к животу, а потом ко рту: конечно, у него текла кровь. Железное острие рассекло рубашку и порезало тело. Рана болезненная, но поверхностная. Поздравив себя с тем, что не стал снимать галстук, он размотал тонкое полотно и перевязал рассеченный живот, чтобы остановить кровь. Потом подождал, пока восстановится дыхание и сердце начнет биться в привычном ритме.
Он был у цели; теперь ему предстояло осуществить самую важную часть операции. Организатор непристойных развлечений наверняка находился за одним из этих окон. Он с содроганием подумал, что банный кабинет, где сейчас пребывает сей таинственный персонаж, вполне может находиться со стороны берега, и окна его смотрят на Дровяной порт. После недолгих размышлений он решил, что из соображений осторожности его невидимый противник должен выбрать помещение с окнами на реку: так больше шансов остаться невидимым. Превозмогая боль от раны на животе, он двинулся вперед. Первый кабинет на его пути оказался парильней, и она была пуста. Во втором помещении две пары в самых непристойных позах приносили жертвы на алтарь Венеры. В одном из жрецов богини любви Николя с ужасом узнал того, кто носил одно из славнейших имен Франции. Из третьей комнаты, похоже, ненадолго отлучились. Приблизившись к четвертой, он услышал приглушенные стенания и осторожно заглянул в окно. Накрашенная сверх всякой меры женщина размешивала в стакане с водой черноватый порошок, извлеченный ею из маленькой коробочки. Когда он подходил к пятому окну, до слуха его донеслись жалобные крики. К сожалению, препятствие в виде выступа стены не позволило ему увидеть, кто кричит и откуда. Он остановился в нерешительности. Возможно, он столкнется с одной из тех сцен, к которым он успел проникнуться отвращением, или… Для очистки совести он заглянул в окно последней комнаты; она оказалась пуста. Тогда он вернулся на прежнее место и вновь прильнул к окну. Он увидел, как, потрясая плетью, высокого роста женщина вытащила на середину комнаты растрепанную юную девушку, почти девочку, и принялась яростно избивать ее; судя по тому, что жертва даже не пыталась вырваться, а лишь жалобно вскрикивала, истязания продолжались немало времени. Внезапно одна деталь поразила Николя: под оборками, украшавшими подол платья, мелькнули кавалерийские сапоги. Следовательно, перед ним был мужчина, и это меняло дело. Оставалось решить, как поступить. Вернуться обратно? Но это значит вновь подвергнуть себя риску упасть на острые шипы. Позвать полицейский баркас? Тогда прощай поимка с поличным и арест на месте преступления. И хотя на берегу также расставлены люди, призванные помешать бегству клиентов баржи, при появлении полиции начнется паника, в которой виновные непременно постараются затеряться. Как это часто случалось, сейчас все зависело только от него. Комиссар полиции короля, он обязан был все обдумать и принять решение. Но какое?
Разбить окно и прыгнуть в комнату? Узкая полоска палубы не позволяет разбежаться. Он незаметно толкнул рукой окно, надеясь, что оно не заперто. Увы, его постигло разочарование. Можно постучать в окно и, обнаружив свое присутствие, вынудить обитателя комнаты открыть ему; но тогда он потеряет преимущество внезапного появления. У него мелькнула мысль, что через окно можно прицелиться и выстрелить в незнакомца, но он сразу ее отбросил: не имея веских оснований он, как честный человек, не мог выстрелить в подозреваемого. Однако ему необходимо оказать помощь девушке, возможно, одной из брюссельских беглянок.
Мысль выстрелить в окно не покидала его. И тут его осенило: он выстрелит в ручку окна и, как сумеет, прыгнет в комнату. Если встать слева, можно выстрелить под углом, обеспечив большую точность попадания и не задев тех, кто находится внутри. И он ворвется в комнату с дымящимся пистолетом в руке! Бросив взгляд в окно и убедившись, что мучитель продолжает терзать свою жертву, а значит, действовать надо незамедлительно, он выстрелил.
Хрупкая рама разлетелась на куски. Выставив вперед плечо, он прыгнул в комнату и покатился по полу, выронив по дороге пистолет. Дальнейшие события разворачивались со скоростью молнии. Он увидел молоденькую девушку, привязанную к кушетке; спину ее покрывали красные кровоточащие рубцы. Неизвестный в платье обернулся, одним прыжком достиг стула, где лежала шпага, схватил ее и бросился к лежащему на полу Николя. Тот, все еще оглушенный падением, откатился в сторону и, схватив скамеечку, выставил ее вперед словно оружие. С ее помощью ему удалось отразить первый удар. Стремительные удары множились; противник метил прямо в грудь. Неожиданно острие вонзилось в мягкую древесину скамеечки, Николя с силой надавил на нее, и с глухим треском клинок переломился пополам. Швырнув обломки ему в лицо, противник, выставив вперед руки, бросился на Николя, схватил его за шиворот и попытался задушить. Некоторое время борьба шла на равных, пока соперники, обойдя тесное помещение, не оказались перед разбитым окном. Под ногами захрустело стекло. Противник вновь попытался сжать руки на горле Николя, и тот почувствовал, что силы покидают его; повязка на животе размоталась, кровь хлынула ручьем. Из последних сил он оттолкнул нападавшего. Остатки рамы рухнули в реку, и оба противника, сцепившись в единоборстве, последовали за ними.
Очутившись в черной холодной реке, Николя, ненавидевший темноту, преисполнился ужасом; ему показалось, что он упал в могилу. Шею сдавило словно тисками. Он хлебнул грязной воды, дыхание перехватило, перед глазами заплясали, красные и желтые огоньки. Чувствуя, что больше не может сопротивляться, он потерял сознание.
— Он зашевелился! Зашевелился!
Где-то далеко, в тумане, недовольно ворчал знакомый голос:
— За последние несколько дней он второй раз теряет сознание! Да и выжил-то он только благодаря своей прочной бретонской башке! Я говорил ему, чтобы он был осторожен. Он меня не слушал. Вот уж, действительно, упрямства не занимать…
— Закаленная душа не боится угроз. Мне известна его репутация, а посему я тоже им займусь, — произнес другой голос, ровный и размеренный.
Николя почувствовал, как сбоку на него повеяло теплом горящих угольев. Вокруг него шелестел шепот, но он не понимал из него ни слова.
— А все благодаря моему подкрепляющему! Ему не раз доводилось его пробовать.
Внезапно Николя открыл глаза и закричал:
— Моя записная книжка! Дайте мне мою черную записную книжку!
— О! — вновь раздался ворчливый голос, — Мы можем нас поздравить: он нисколько не утратил здравого смысла и в первую очередь вспомнил о главном.
Над ним склонилось знакомое лицо, в котором он узнал дружелюбную физиономию Бурдо.
— Благословите внутренний кармашек ваших панталон, — произнес инспектор. — Он не пропускает воду. А еще сумели отыскать вашу шпагу и даже ваш пистолет.