Он встал и, сопровождаемый Сирюсом и Мушеттой, направился к лестнице. На последней ступеньке он обернулся.

— Помните, в вашем деле вам придется столкнуться с явлениями непривычными, выходящими за рамки обычной жизни. Доброй ночи, господа, доброй ночи…

Как только знакомый силуэт исчез, Бурдо с тревогой в голосе обратился к Николя:

— Вам не кажется, что сегодня он несколько странен? Это падение… его последняя фраза…

— Не волнуйтесь, все в порядке, — с улыбкой ответил Николя. — Просто вы не знаете его так же хорошо, как я. Он обладает удивительной способностью пронизывать внутренним взором мрак и высвечивать таящуюся в нем истину; я не раз полагался на прозорливость Ноблекура и никогда об этом не жалел. Вряд ли он сам может объяснить, отчего у него наступает озарение. В урочное время он произносит несколько назидательных фраз, смысл которых от нас зачастую ускользает, но в которых всегда спрятана истина, открывшаяся ему совершенно неведомым образом. А сегодня он под шумок уговорил бутылочку вашего шинонского, иначе говоря, выпил больше, чем обычно. Отсюда его постоянные улыбки и избыток красноречия.

Они еще немного посидели, выдвигая гипотезы и тут же опровергая самих себя. Версии рушились словно карточные домики. У плиты, на низеньком стульчике с плетеным сиденьем, напоминавшем, скорее, скамеечку для молитв, нежели какой-либо иной предмет мебели, сидела Катрина и что-то штопала. Она давно клевала носом, однако уходить не собиралась. Николя знал, что с недавних пор она снова страдает от ломоты в костях, напомнившей ей о ледяных дождях во время долгих бивуаков в разных уголках Европы. Но слух у нее был по-прежнему острым, и, поглядывая, как кипит бульон из трех сортов мяса и кореньев, предназначенный для приготовления соуса, она внимательно слушала разговор обоих сыщиков. Наконец Бурдо попрощался; Николя вывел инспектора, обремененного корзиной со снедью, на улицу Монмартр, и, несмотря на сопротивление, вручил ему фонарь. В поздние часы мародеры обычно подкарауливали одиноких прохожих на улицах, где не было фонарей; удержать грабителей на расстоянии могли только караул и яркий свет.

Поднявшись к себе, Николя обнаружил, что Мушетта ретировалась: плутовка имела обыкновение делить свое внимание между ним и Сирюсом, так что сейчас она наверняка устроилась в длинной шерсти спаниеля, где моментально принялась мурлыкать, словно заведенный механический автомат. Сравнение напомнило Николя, что он обещал Сартину навести справки о Бурдье, изготовителе шкафа для хранения париков и изобретателе новой шифровальной машины. С этой мыслью он разделся и лег спать.

Среда, 5 октября 1774 года

Стремительно менявшийся в лице Сартин стоял возле любимого механического шкафа и манипулировал клавишами из слоновой кости и черного дерева. Вместо веселой музыки Рамо шкаф издавал монотонное хрипение, напоминавшее натужное исполнение Dies Irae. Вдруг ящик с сухим стуком открылся, и Сартин, вцепившись в его рукав, в ужасе уставился в недра шкафа. Проследив за его взглядом, Николя увидел окровавленное женское тело. Обернувшись, он обнаружил, что министр исчез, а на пол сыплются срезанные цветы. Пока он стоял в растерянности, откуда-то возник человек и стал рубить топором толстый ствол дуба, двигая руками, словно марионетка, какими торгуют на Новом мосту. У дровосека было бесстрастное лицо Бурдо. Внезапно сверкнул клинок и ударил его в грудь, но вместо удара он ощутил мягкое прикосновение. Открыв глаза, он увидел Мушетту: киска разгуливала у него по кровати, время от времени любовно толкая его носом в подбородок.

Пока он приводил себя в порядок, ночной кошмар, смысл которого остался для него непонятен, не отпускал его. Он достал складной дорожный чемодан, проверил ружья, подаренные ему Людовиком XV, почистил сменную одежду, придворный костюм и костюмы для охоты. Лишившись должности, Лаборд утратил право на комнаты во дворце, и теперь Николя, приезжая в Версаль, вынужден был останавливаться в гостинице, что изрядно раздражало его. Необходимость возить с собой оружие и костюмы раздражала его вдвойне, хотя он и старался не подавать виду. Не желая никого будить, ибо в доме спали все, включая Катрину, он отправил на поиски экипажа мальчишку-подмастерье из булочной. Тот быстро справился со своей задачей, и когда Николя сел в карету, ночной сумрак еще не рассеялся. Вскоре закапал дождь; возле заставы Конферанс дождь окончательно разошелся, а через короткое время к нему добавился порывистый ветер.

Обуреваемый мрачными мыслями и нехорошими предчувствиями, Николя размышлял о недуге Ноблекура. Он понимал, сколь многим он обязан старому прокурору и как сильно он к нему привязан. Тревожные мысли о здоровье старшего друга плавно перешли в рассуждения об эфемерности человеческого бытия. Как много людей, сыгравших большую роль в его жизни, уже отошли в мир иной! Его опекун каноник Ле Флок, нежной любви и вниманию которого он обязан своими нравственными убеждениями. Его отец маркиз де Ранрей, образец человека умного и отважного. Комиссар Ларден, преподавший ему основы ремесла и ставший для него не только придирчивым, но и умелым и требовательным начальником. И хотя комиссар совершил немало ошибок, Николя был рад, что отомстил за его смерть [24]. Холодное и хмурое лицо Лардена часто всплывало у него в памяти.

Экипаж ехал по Елисейским Полям; в тусклом свете надвигавшейся грозы они выглядели пустынными и зловещими. Своей благожелательностью покойный король укрепил его врожденную преданность тому, чей профиль, отчеканенный на золотом луидоре, он запомнил с детства. Сартин, Бурдо и Семакгюс внесли свою лепту в формирование того Николя, каким он стал сейчас; немалая заслуга в этом принадлежит также Ноблекуру. С трепетом, близким к священному, он понимал, что каждый из тех, кого он сейчас вспомнил, щедро поделились с ним своим опытом, окружили его отеческой заботой и с головы и до ног вооружили против жизненных невзгод. Мысль о том, сколь многим он обязан этим великодушным людям, прогнала его мрачное настроение, и, призвав на помощь Господа и святую Анну, он вновь утвердился перед лицом судьбы, на службе короля.

Когда на подъезде к Версалю экипаж медленно продвигался по лесу Фос Репоз, непогода окончательно разъярилась: стеной хлынул холодный осенний дождь, сопровождаемый шквалистыми порывами ветра; обнажив землю, ветер вколачивал в нее крупные тяжелые капли. Завороженный зрелищем разбушевавшейся природы, Николя не отрывал взор от окна. Неожиданно взгляд его упал на предмет, брошенный на обочине дороги. Из-за струившегося по стеклу дождя очертания его расплывались, и он не сразу разобрал, что это человек. Стукнув в переднюю стенку кузова, он велел кучеру остановиться; тот послушался, экипаж вильнул в сторону, колеса прокрутились по грязи и остановились; раздались окрики и конское ржание. Выскочив под дождь, он увидел лежащую на земле женщину; она была без сознания. Склонившись над бедняжкой, он взял ее на руки и бегом вернулся к карете. Неожиданная ноша оказалась легкой как пушинка; одним движением он закинул ее на сиденье. Закрыв дверцу, он сел и вгляделся в бледное тонкое лицо, обрамленное длинными каштановыми кудрями, разметавшимися по корсажу. От девушки исходил запах вербены, который не сумели перебить ни резкие запахи осени, ни горьковатый аромат мокрой земли и листьев. Достав носовой платок, он вытер ее исцарапанные гравием руки. Встрепенувшись, она застонала и, прижавшись к нему, уткнулась губами в его подбородок. Он вспомнил Мушетту, чьи прикосновения отличались такой же нежностью. Постепенно девушка пришла в себя, лицо ее порозовело. Открыв глаза, оказавшиеся серыми с синими крапинками, она с нескрываемым любопытством посмотрела на него и, поправив на груди кружевную косынку, высвободилась из его объятий.

— Сударь, я в смущении. Что со мной случилось?