— Садись, — приказал он.

— Я не сделаю этого, пока ты не объяснишь, что происходит.

Рон продолжал рассматривать катушки с кинопленками, пока не нашел ту, что была нужна.

Запустив кинопроектор, он пересек комнату и подошел к Патрисии.

Прежде чем она успела опомниться, жених крепко обнял ее за талию и увлек за собой на кожаный диван. Вырываться и протестовать было бесполезно. Он просто прижал девушку к себе, и сопротивление ничего не давало.

— Отпусти меня! — все же вскрикнула она, но рука, сжимавшая стальным обручем плечи, затрудняла даже малейшее движение.

Пат чувствовала каждую выпуклость мужских мускулов. Ей еще никогда не приходилось ощущать этакую силу, и она была встревожена той легкостью, с которой Рону удалось положить конец всем попыткам освободиться. Беспомощность вызывала противоречивые чувства ярости и возбуждения.

Казалось, Рон не обращает внимания на ее смятение. Его взор был устремлен на экран.

— Теперь смотри, почему я испытываю непонятные тебе чувства.

Попытки Патрисии освободиться затихли, когда стало ясно, что ей предложено смотреть. Она с ужасом наблюдала за происходящим.

Это были кадры автомобильной катастрофы, снятые для выпуска новостей, — грубо смонтированные и резко перескакивавшие с одного на другой. Но происходящее нельзя было спутать ни с чем. Две искореженные до неузнаваемости машины с трудом позволяли определить, где кончалась одна и начиналась другая. Комментарии к такому страшному изображению смерти и разрушения не требовались.

Потрясенная зрительница издала стон, когда камера приблизилась к полицейским, занятым извлечением тел погибших из искореженных останков машины.

— Пленка смонтирована для телевидения, — пояснил Рон.

Его голос был бесстрастен. Пат внутренне содрогнулась, она едва могла выдержать это зрелище.

На экране появились кадры, где полицейские допрашивали мужчину, пьяного и плачущего то ли от потрясения, то ли от раскаяния. Ясно одно — это водитель машины, ставшей причиной аварии. Когда его вели к полицейскому автомобилю, лицо человека по-прежнему было залито слезами.

Рон выключил проектор, и Патрисия почувствовала, что ее лицо тоже стало влажным от слез.

— О господи, что это?

— Это съемка автокатастрофы, в которой погибли мои родители, — холодно сообщил он. — Через много лет, работая на телевидении, я наткнулся на эту пленку в архиве. Вот и храню ее как напоминание о том зле, которое могут принести пьяницы.

Пат посмотрела на него горящими глазами.

— Если ты имеешь в виду таких людей, как я, почему бы не сказать об этом прямо?

За обманчивым блеском его глаз царила непроницаемая темнота.

— На воре шапка…

Пальцы девушки судорожно сжимались и разжимались.

— Ты так считаешь? Думаешь, что я испытываю те же чувства, что и тот пьяница на пленке? То, что ты показал мне, подтверждает это. Со мной все было иначе. Я не могу этого доказать, но знаю. Иногда мне снятся сны об этой проклятой аварии, но когда просыпаюсь, то не в состоянии ничего вспомнить. Поэтому и не могу подтвердить, что чего-то не хватает. Но я знаю, что это так.

Ярость, которой ей никогда еще не приходилось видеть, мелькнула во взгляде Рона. Он сжимал и разжимал пальцы, словно хотел сомкнуть их на ее шее. Патрисия сжалась, но внешне старалась сохранить спокойствие.

— Ради всего святого, не цепляйся за фантазии о своей невиновности, в этом — наша главная проблема. Если не ты была за рулем, то кто же? Хелен находилась рядом с тобой, без сознания. В машине больше никого не было.

В глубине души, где-то в подсознании, Патрисия всегда подозревала Хелен, но спорить с фактами всегда бесполезно.

— А ты не проверял, не подстроила ли она чего-нибудь?

Рон с отвращением взглянул на нее.

— Полагаю, если зрачки не реагируют на свет, а мускулы — на раздражение, то этого достаточно, чтобы определить потерю сознания.

— Тогда, возможно, с нами был водитель, который, испугавшись, скрылся с места аварии.

— И забрал с собой остатки воспоминаний о том, что произошло.

Патрисия начала срывать с пальца кольцо, которое отказывалось ей подчиняться, слезы застилали глаза невесты.

— С помолвкой покончено! Я ненавижу тебя, слышишь, ненавижу!

Она стала хватать ртом воздух, когда его пальцы сомкнулись на ее руке в попытке остановить истерику девушки. Медленно и неумолимо он приближал ее к себе, пока их тела не слились в одно.

Напряженно дыша, Пат всем телом ощущала биение его сердца. Попытка вырваться оказалась бесполезной. Он был намного сильнее. В любом случае, все уходило на второй план, первородные инстинкты угрожали захлестнуть ее.

— Вот так-то лучше, — сказал он, когда сопротивление девушки прекратилось совсем. — Пора тебе понять, что своим бегством ты ничего не добьешься.

7

Когда Рон взял левую руку невесты и поднес к губам, напряжение Пат достигло предела. От попыток сорвать кольцо палец покраснел, и Рон, приблизив губы к припухшему суставу, касался кончиком языка нежной кожи, стараясь унять боль.

Девушка почувствовала, как по телу начал разливаться огонь. Она попыталась освободиться, но это только удвоило силу его объятий. Рон вызывающе смотрел на нее, как бы приглашая возобновить сопротивление.

Итак, он хочет сражения? Пат старалась держать себя спокойно, но бурлящие чувства, подобно вулканической лаве, были готовы вырваться наружу. Она не позволит ему насладиться борьбой, и он не сможет одержать победу над ней.

Но что-то странное происходило с ней. Ее тело, которое должно быть неотзывчивым и холодным, как камень, послушно уступило прикосновениям, когда он стал гладить ее плечи и шею. Патрисия едва сдерживала стон, готовый сорваться с губ.

Сжав в ладонях ее лицо, он приблизил его к себе. Девушка нервно облизала губы, заметив желваки, играющие на его скулах. Через мгновение он со всей страстью прижался губами к ее губам, заставив остатки осторожности покинуть голову Пат.

Нужно бы испытывать ненависть к нему, ко всему, что он с ней делает, но вкус его губ… дразнящие движения языка… О боже! Неужели так выглядит настоящее безумство? В голове все плыло, и она в исступлении прижалась к Рону, охваченная сладостным ощущением близости его сильного тела.

Он продолжал целовать с такой страстью, что казалось, она вот-вот задохнется. Тысячи невообразимых доселе мыслей проносились в голове. Наконец Пат попыталась собрать остатки здравомыслия. Неужели она хочет начать все заново, забыв, чем это однажды уже закончилось?

А разве у нее есть выбор?

Пальцы Рона нежно гладили ее волосы, отчего тело девушки трепетало. Она попыталась раскрыть рот, высказать протест, но его губы не позволяли. Да и хотелось ли, чтобы позволили? Все, что она могла сделать, — это попытаться не растаять в объятиях окончательно и не уступить его последнему натиску и собственному желанию сдаться.

Где ее женская гордость, где самоуважение? Как можно даже допускать мысль о том, чтобы уступить требованиям человека, чье мнение о ней настолько низко? Пат застучала ладонями по его плечам.

— Пусти меня!

Он опустил руки, но не отодвинулся. Патрисии захотелось ударить этого сладострастца, когда она заметила язвительное выражение его лица.

— Не хочешь быть до конца честной, Пат?

Она смутилась, но попыталась сохранить достоинство.

— Ничего подобного. С твоей стороны просто нечестно касаться меня, при том, что ты обо мне думаешь.

— А откуда ты знаешь, что у меня на уме? — вскинул на нее глаза Рон. — Могу заверить, что если бы знала, то покраснела бы до корней своих прекрасных рыжих волос.

Влюбленный взгляд выразил его мысли лучше всяких слов, и она потупила взор, чтобы скрыть еще большее смущение, которое читалось в ее глазах.

— Мне… мне пора домой, — прошептала она хрипло.

— Но ты же дома.

Прежде чем стало ясно, что он задумал, Рональд пересек гостиную и оказался у входной двери. Патрисия услышала зловещий щелчок дверного замка, ключ исчез в кармане хозяина.