– Ты взял его коротким дротиком, Семхон? Наверное, ты смог подойти очень близко?
– О! – сказал Семен. – Это была великая охота! Я расскажу тебе о ней.
Он сделал вид, что пытается устроиться поудобней, а на самом деле отодвинулся подальше от слушателя: еще врежет по башке обглоданной костью за издевательство над родным языком! И начал:
– Мощный бык гулял на воле,
По степи гулял широкой.
Грозно гнул к земле он шею
И врагов пугал рогами,
Что изогнуты как луки.
Стада средь не знал он равных,
И никто не мог решиться
Превозмочь его отвагу.
На меня он глянул грозно,
Промычав: «Семхон, сразимся?
Подниму тебя рогами,
Наземь брошу и копытом
Раздавлю, словно лисенка,
Несмышленого мышонка,
Что шуршит в траве высокой!»
Я ответил: «Нет, теленок!
Не вступлю я в бой с тобою.
Я возьму тебя как рыбу,
Как беспомощную птицу —
Ты не равен мощью мне!»
Острыми рогами целясь,
Взрыл копытами бык землю.
Пламя выпустив из носа,
Словно глыба с косогора,
На врага он устремился!
Ждал спокойно я добычу
И, когда ее дыханье
Рук моих почти коснулось,
Выпустил стрелу прямую,
Что Атту искусный сделал.
Мощный бык склонил колена
И упал, траву сминая.
Вздох последний испуская,
Он сказал: «Я умираю!
Ты не равен мощью мне!»
Семен закончил и посмотрел на слушателя. Сначала он не понял, какие чувства выражает заросшее бурыми волосами лицо туземца. А когда сообразил, то почти испугался: это был не просто восторг, восхищение, а что-то такое – на грани обморока. «Ничего себе, – подумал он. – Ну и талантище у меня! Или он стихов, даже плохих, никогда не слышал?»
Прошло, наверное, несколько минут, пока Атту переваривал услышанное. Потом он закрыл глаза и начал, покачиваясь, бормотать: «Грозно гнул к земле он шею… Превозмочь его отвагу… Ты не равен мощью мне… Пламя выпустив из носа…» Через некоторое время туземец открыл глаза и радостно завопил:
– Семхон!! Ты и про меня сказал!!! – и процитировал: «Выпустил стрелу прямую, что Атту искусный сделал!»
– Да, сказал, – подтвердил растерявшийся Семен. – А что такого?
Вместо ответа туземец встал на четвереньки и пополз к нему, умоляюще заглядывая в глаза:
– Семхон, Семхон! Еще раз, а? Расскажи еще раз, Семхон!
– Все сначала, что ли?! Пожалуйста! Мне не жалко!
И рассказал. А потом еще раз. И еще…
Да, Семен не напрасно опасался реакции слушателя. Только все оказалось совсем не так, как он думал, а гораздо хуже. С четвертого раза Атту запомнил «поэму» наизусть, и находиться с ним рядом стало невозможно: он непрерывно бормотал, пел, скандировал, декламировал текст на разные лады. К вечеру следующего дня Семен уже не мог больше слышать про мощь, быка, рога и прочее. Переночевав, он забрал арбалет, пару кусков мяса и ушел на стрельбище на весь день. Вернулся он уже ночью и, пробираясь к костру, услышал из шалаша Атту: «…Нет, теленок! Не вступлю я в бой с тобою…».
Утром он сказал туземцу:
– Атту, ты это прекрати! У меня уже мозоли на ушах!
– Неужели тебе не нравится, Семхон?! Вот послушай…
– Ну-у, не знаю… Ты говорил, что до наводнения поймал большую щуку. Расскажи, как ты ее ловил.
– Ладно, – обреченно вздохнул Семен. – Будет тебе вечером про щуку.
На сей раз в лагерь он вернулся пораньше, справедливо полагая, что ни поесть, ни отдохнуть ему спокойно не дадут, пока Атту не выучит новое литературное произведение наизусть. Правда, была слабая надежда, что «поэма» туземцу не понравится, но она не сбылась. От нетерпения Атту даже не смог усидеть возле костра, а проковылял сотню метров навстречу и вместо приветствия сказал:
– Ну, давай скорее, Семхон! Рассказывай!
– Ты хоть еду приготовил, чучело неживое?
– Да приготовил, приготовил! Уже можно рассказывать!
Семен с важным видом уселся у костра и сказал:
– Так слушай же, о нетерпеливый! Слушай и запоминай – больше трех раз повторять не буду!