— Что я думаю, — ответила Эви, уперев руки в бока, — так это то, что я нахожусь в гораздо большей опасности, пребывая в вашем обществе, чем когда была в воде. — Взгляд ее золотисто-карих глаз был спокойным и решительным.

И вновь Роберт ощутил беспокойство из-за ее проницательности. Однако он все еще был уверен, что сможет смягчить ее сопротивление, и его голос вновь стал обманчиво льстивым.

— Даже если бы я предложил вам перемирие на сегодняшний вечер? Никаких поцелуев и, если хотите, никаких рукопожатий. Просто ужин, а затем я доставлю вас в сохранности домой, где вы сможете хорошенько отдохнуть.

— Нет, благодарю вас. Я не хочу ужинать с вами, и сама могу добраться до дома.

Роберт окинул ее задумчивым взглядом.

— В таком случае предложение перемирия аннулируется.

Его тон был таким невозмутимым, что Эви обратила внимание скорее именно на него, чем на смысл сказанного. Она промедлила всего какую-то долю секунды, но Роберту этого хватило, чтобы привлечь ее в свои объятия, и вновь Эви оказалась в плену его суровой обманчивой силы. Его тело было крепким, а хватка — осторожной, но железной. От мужского мускусного запаха чистой теплой кожи Эви почувствовала головокружение. Ей показалось, что его рот приближается к ее губам, и она поспешно наклонила голову, прислонив ее к груди Роберта. В замешательстве Эви услышала тихий смех поверх своей головы.

— Не ожидал от вас столь трусливого поступка, — с веселым изумлением прошептал Роберт. — Но я не возражаю против того, чтобы просто держать вас в своих объятиях. У этого занятия есть свои преимущества.

И все-таки она оказалась трусихой, подумала Эви. Роберт внушал ей страх, но не в физическом смысле. Эмоциональный страх был для нее слишком тяжелым бременем. Она неправильно вела себя с ним. Роберт не привык к отказам. Поэтому каждый раз, когда она отвергала его, это заставляло его еще решительнее добиваться ее. Если бы, наоборот, с самого начала она пыталась привлечь его внимание, выказывая свои чувства, возможно, Роберт быстро заскучал бы и оставил ее в покое. Хотя, что толку сейчас сожалеть о прошлом.

Рука Роберта успокаивающе гладила ее по спине, неуловимо побуждая Эви придвинуться еще ближе. Было так легко позволить ему принять на себя ее вес, так легко уступить напряжению и усталости, с которыми она успешно боролась вплоть до настоящего момента. Эви сопротивлялась желанию обнять его, ощутить жаркий отклик его тела под своими руками. Но она слышала сильное равномерное биение его сердца под своей щекой, чувствовала, как опадает и поднимается при дыхании его грудь, и этого оказалось достаточно для пробуждения ее собственного желания. Этот мужчина был полон жизненных сил, приманивавших женщин. И Эви ничем не отличалась от тех бесчисленных неизвестных женщин.

— Роберт, — прошептала она, — не надо.

Трусливая, бесстыдная, бесполезная просьба.

Его поглаживающая рука добралась до ее лопаток, растирая чувствительные мышцы, тянувшиеся от ее шеи к плечам, затем начала массировать болезненный затылок.

— Эви, — прошептал он в ответ, — не надо чего?

И, не дожидаясь ответа, продолжил:

— Эви — ваше настоящее имя или уменьшительное от Евы? Или, может, от Эвелин? А впрочем, неважно. Оно подходит вам.

Ее глаза закрылись, его теплота и сила продолжали воздействовать своей темной магией на ее нервы и волю. О господи, было бы так легко и безрассудно уступить ему. Его мастерство поистине дьявольское.

— Ни то, ни другое. Это уменьшительное от Эванджелины.

— А! — Короткий ободрительный вздох. Он действительно не знал ее полного имени. Ни в одном из отчетов, которые он видел, ее не называли иначе, чем Эви. — Эванджелина. Женственная, праведная, чувственная… печальная.

Внешне Эви никак не отреагировала на этот анализ своего имени, но последнее слово потрясло ее. Печальная… да. Настолько печальная, что в течение нескольких долгих безрадостных лет она не могла сказать: светит солнце или нет, потому что сердцем Эви видела все в сером цвете. Теперь же она вновь замечала солнечный свет, бурный поток жизни увлек ее из мрака, но не проходило и дня, чтобы Эви не осознавала, насколько близко притаились тени. Они всегда были неподалеку — неизменная составляющая жизни. Если где-то появлялся свет, то неподалеку маячила темнота, счастье уравновешивалось страданием, близость — одиночеством. Никто не может пройти по жизни без потерь.

Роберт искусно убаюкивал Эви своим телом — едва ощутимое покачивание, которое тем не менее все сильнее и сильнее подталкивало Эви в его объятия. Он опять был возбужден, в этом не было никаких сомнений. У Эви мелькнула мысль, что ей следовало бы отстраниться, но каким-то образом за прошедшие несколько минут это перестало казаться возможной альтернативой. Она так устала, а почти неуловимое движение его тела было успокаивающим, подобно покачиванию лодки на якоре. Древнейшему ритму, связывающему их, было трудно противостоять, как если бы он взывал к тысячелетним инстинктам и находился вне ее воли.

По прошествии нескольких минут Роберт пробормотал:

— Собираетесь уснуть?

— Я могла бы, — ответила Эви, не открывая глаз. Вдали от опасности, убаюканная его объятиями.

— Уже почти половина седьмого. Учитывая обстоятельства, уверен, что клиенты поймут, если вы сегодня закроетесь немного раньше.

— Полтора часа это не «немного раньше». Нет, я останусь до восьми как обычно.

— Тогда и я останусь.

Роберт подавил всплеск раздражения. Сам он позволял очень немногим людям вмешиваться в его работу — в действительности лишь Маделин и ее семье, — но ему совсем не нравилась идея Эви довести себя до изнеможения работой на причале.

— В этом нет необходимости.

— А я полагаю, что есть, — глубокомысленно заметил он.

— И тем не менее я не хочу ужинать с вами.

— Достаточно честно. Я принесу вам ужин. У вас имеются какие-нибудь предпочтения?

Она покачала головой.

— Я не очень голодна. Я собиралась съесть сэндвич, когда доберусь до дома.

— Предоставьте это мне.

Уткнувшись ему в грудь, Эви произнесла:

— У вас очень легко получается командовать. Полагаю, такое поведение является для вас естественным.

— Да, я — решительный человек.

— И к тому же властный.

— Уверен, вы напомните мне об этом, если я вдруг позабуду.

Ей послышались нотки веселья в его голосе. Черт бы его побрал, почему он не мог быть отвратительным в своих угрозах, а не непрестанно и нежно заботливым? Эви никогда не позволяла себе полагаться на кого-либо, хотя Ребекка и пыталась присматривать за ней в течение многих лет, но Роберт просто игнорировал ее сопротивление.

— Я понимаю, что слишком тороплю вас, — прошептал он ей в волосы. — Сегодня лишь вторая наша встреча. Я приторможу, дорогая, и дам вам время, чтобы узнать меня лучше и чувствовать себе более спокойно в моем обществе. Хорошо?

Ее голова вскинулась вверх и опустилась. Эви не хотелось соглашаться, но в данный момент она была готова ухватиться за любое предложение, дабы снять напряжение. Роберт лишил ее самообладания, и ей все еще не удалось восстановить его. Да, ей нужно время, много времени.

Роберт обхватил ее подбородок ладонью и вынудил Эви поднять голову. Его светло-зеленые глаза ярко блестели.

— Но я не отступлюсь, — предупредил он.

Эви плохо спала ночью, утомленная напряженным днем. Проснувшись на рассвете от отдаленного рокота подвесного мотора рыбацкой лодки, она не встала тотчас, как всегда делала это, а продолжила лежать, наблюдая, как постепенно светлеет небо, приобретая перламутровый оттенок.

В течение двенадцати лет она чувствовала себя в безопасности внутри своей тщательно построенной крепости, но теперь Роберт штурмовал ее стены. Он уже взял их приступом, если уж быть совсем честной. Он был во внутреннем дворе, хотя ему еще не удалось проломить стену сторожевой башни. Со времени смерти Мэтта Эви действительно не обращала внимания на мужчин, но Роберт вынудил ее заметить его. Ее влекло к нему как мысленно, так и физически. Лишь ценой значительных усилий ей все еще удавалось скрывать свои чувства. Она не хотела любить его и знала, что рискует поступить именно так, если продолжит встречаться с ним.