— Вернись, Нерон, к тем, кто с тобой! — сказал кто-то.
Ему ответили:
— Нерон жив!
— Убили не его!
— Он сбежал!
— Он вернется из Азии с легионами великанов.
— Он был ранен, но его раны перевязали.
Толпа внезапно расступилась, и я увидел Нимфидия Сабина, окруженного преторианцами и горбившегося больше, чем обычно. Не поднимая глаз, он решительно подошел к урне и остановился перед фигурой в длинном черном покрывале. Он взял ее за руку и развернул к себе. Это оказался Спор. По его накрашенному лицу текли слезы, оставляя на щеках черные следы. Спор-кастрат был как две капли воды похож на Поппею, «воскресшую» супругу Нерона.
Сабин увлек его за собой, преторианцы расчищали им путь в толпе, которая повторяла: «Это Поппея, Поппея, супруга Нерона…» Кто-то, должно быть, один из сторонников Сабина, воскликнул:
— Да здравствует новый Нерон, да здравствует Сабин-Нерон и его супруга Поппея!
Я закрыл глаза.
Чудовища всегда восстают из пепла.
14
Не я один опасался прихода нового чудовища.
На Форуме какой-то человек, забравшись на столб, пронзительным голосом кричал, что из Рима приближается свинья с когтями ястреба. Она терзает человеческие тела и скоро разорвет империю на куски.
— Слушайте, слушайте, земля гудит! Она дрожит от гнева!
И я почувствовал, как земля задрожала под моими ногами.
Во многих кварталах обрушились дома. В храм Цезаря ударила молния. Роща, посаженная в честь династии, произошедшей от Цезаря и Августа, погибла. Все деревья были мертвы. Нерон был последним императором из этого рода, и разбитые статуи Августов валялись вокруг на земле.
Кто станет новым императором?
Гальба, который покинул Испанию, но не торопится прибыть в Рим? Семидесятитрехлетний Гальба был безобразен, и о Нероне уже вспоминали как о безвременно скончавшемся молодом императоре. Правильно ли это, чтобы после императора-Аполлона Римом правил маленький лысый человек с расплывшимся телом, с огромным мясистым наростом на правом боку, который с трудом удерживала повязка? Седой, больной подагрой император, с настолько кривыми руками и ногами, что он не мог даже подолгу держать книгу или носить обувь? Скряга, который никогда не платил того, что его вольноотпущенники и Сабин обещали преторианцам? Развратник, но не обладающий дерзостью Нерона, осмелившегося взять в жены Спора или Пифагора?
Гальба желал, чтобы его считали почитателем традиций и отказался быть женщиной, но выбирал себе в спутники сильных и зрелых мужчин. Первым среди них был Икел, которому он даровал свободу. То же самое произошло и с двумя другими вольноотпущенниками, которые делили с ним ложе. Тит Виний и Корнелий Лакон были хищниками куда более свирепыми, чем Тигеллин. Это они защитили бывшего доносчика и префекта претории Нерона в обмен на несколько сундуков с золотыми монетами.
В самых бедных кварталах Рима уже жалели о смерти Нерона. Через несколько дней некоторые статуи умершего императора были возвращены на свои постаменты, около них стали устраивать жертвоприношения.
Невдалеке от сборища бедняков, которые твердили, что Нерон жив, что он вернется, я увидел мужчин с остановившимся взглядом и женщин, головы которых были покрыты голубыми покрывалами. Я узнал некоторых из тех, кто на Садовом холме утешали Акту, а потом удалились, словно боясь толпы.
— Ты последователь Христа, — обратился я к мужчине, одетому в белую тогу и стоявшему неподвижно.
Он изучал меня долгим взглядом.
— Меня зовут Тораний, — ответил он.
— Я видел тебя около Акты. Ты смотрел, как сжигали тело Нерона, как Акта собирала пепел. Что ты здесь делаешь? Ты жалеешь о его смерти? Разве ты забыл, что он казнил твоих братьев по вере?
Тораний положил руку мне на плечо и повел в полуразрушенный дом. Мы вошли в мрачную, темную комнату, где уже было несколько человек.
— Земля дрожит от гнева, — сказал он, и я узнал в нем мужчину, который, взобравшись на столб, громко возвещал о том, что земля разгневана.
— Настает конец света, — сказал он. — Чудовище мертво, Антихрист наказан Богом, но появляются новые хищники. Война повсюду: в Галлии, Иудее и Галилее. Людей распинают, режут и отдают на съедение животным.
Его голос дрожал:
— Послушай, что говорит наш Бог, Христос: «Ибо восстанет народ на народ и царство на царство; и будут землетрясения по местам, и будут глады и смятения. Это — начало болезней». [9]
Он возвысил голос, и в мрачной комнате мужчины и женщины, последовавшие за ним, повторили:
— Это будет началом болезней. Помолимся Христу, который наказал чудовище, помолимся за воскрешение тех, кого убило чудовище, и за тех, кто умрет, если к нам придут новые испытания, новая свинья с когтями ястреба. Помолимся, чтобы воскрешение даровало нам вечную жизнь и вечный мир. Помолимся Христу.
— Мараната! Мараната! [10]— восклицали они.
Я покинул взволнованных христиан, несмотря на мое присутствие повторявших: «Мараната! Мараната!»
Но пришел не Господь, а император Гальба, падение которого уже было предрешено.
Каждый день Сабин отправлялся в казарму преторианцев. Только я, говорил Сабин, держу обещания — каждому солдату, который отдаст свой голос в пользу Гальбы, я дам семь с половиной тысяч драхм.
Его слушали, но без почтения. Он был всего лишь сыном гладиатора, вольноотпущенником на службе у Нерона и одним из самых коварных доносчиков.
Я слышал, как центурион обращался к преторианцам:
— Мы могли пойти против Нерона, но можем ли мы предать Гальбу, обвинить его в убийстве матери и жены? Приходится ли нам сейчас стыдиться императора, который выступает на сцене и играет в трагедиях? Должны ли мы предпочесть Сабина Гальбе, который был наместником и консулом, происходил из благородной, богатой семьи, владеющей самыми большими складами хлеба в Италии? Должны ли мы выбрать Сабина, предавшего Нерона, несмотря на то, что прежде он был его сообщником, который и нас предаст так же легко?
В тот день я написал Веспасиану и Титу, что с момента падения Нерона землю Рима сотрясают такие сильные удары, что потребуется несколько месяцев и несколько войн, чтобы восстановить здесь мир. Нельзя доверять преторианцам, которые сегодня продаются Нерону, Сабину или Гальбе, а завтра продадутся Вителлию, командующему в Германии, чьи солдаты уже наверняка избрали императора. Или развратнику Отону, который когда-то по приказу Нерона женился на Поппее. Сначала официальный муж закрывал глаза на неверность жены, содействовал встречам своей жены с императором, но внезапно запротестовал и остался в живых только потому, что был другом Сенеки.
Это было в те давние времена, когда Нерон еще прислушивался к Сенеке.
Отон отправился в изгнание, а сейчас вернулся в Рим вместе с Гальбой, и уже поползли слухи, что он — соперник Гальбы, который отказался сделать своим преемником.
Я посоветовал Веспасиану и Титу пока признавать власть этих людей — Гальбы, Отона, Вителлия, которые претендуют на трон. Никто не может знать, кому из них достанется власть.
Только что нашли зарезанного Сабина. Его тело притащили в лагерь преторианцев, обнесли забором и на следующий день любой мог прийти и понюхать, как пахнет его разлагающаяся плоть.
«Позволь этим честолюбцам перерезать друг друга и сгнить», — написал я Веспасиану.
15
Первым сгнил Гальба, этот обрюзгший старик, жестокий и скупой, развратный и покорный вольноотпущенникам, с которыми делил ложе.
Я буду называть его императором, даже если ему так и не удалось собрать вокруг себя сторонников и заставить замолчать преторианцев, которые напомнили ему о долгах, и которым он имел несчастье ответить: «Обычно я набираю солдат в армию, а не покупаю их».