Бенедикт собрался посетить Стамбул. Стамбул! После речи в Регенсбурге его настоятельно отговаривали рисковать жизнью. Папа настоял на своем. Визит состоялся. Ганниболд старался не формулировать непрошеные мысли. Он тоже отправился в Стамбул, как зевака, провожающий осужденного к месту казни.

В Стамбуле Бенедикта не убили. Приняли вежливо и тепло. Особенно радушно его встретил патриарх. Ганниболд отправился в небольшой круиз по Босфору, размышляя, не принять ли ему ислам, назло.

В жизни людской чередуются белые и черные полосы, и для Бенедикта черная полоса наступила с публикацией третьей тайны Фатимы, после чего сразу же последовали обвинения в том, что Ватикан (читай — тогдашний кардинал Ратцингер) утаил значительную ее часть, выдав усеченный текст за полный. Как бы там ни было, Ганниболд мог только приветствовать подобную осторожность.

Только посмотрите, какую бурю подняла речь в Регенсбурге!

А что, если Богоматерь видит в нынешнем руководстве Ватикана безжалостных захватчиков, решивших уничтожить христианство?

Все чувства, которые Ганниболд испытывал к Богородице, поблекли и умерли под влиянием Второго Ватиканского собора. Ганниболд понял протестантов, бросивших вызов культу Девы Марии. Зачем еще один посредник, точнее посредница, если Христос — единственный, кто может общаться со своим Отцом?

Не то чтобы Ганниболд находил особенно важными подобные теологические тонкости. Они будут выброшены, словно балласт, по мере созревания религиозных воззрений. Что же касается явлений Марии в Лурде, Фатиме и во всех других местах — тут уж увольте. Но для тех, кто жаждал падения Бенедикта XVI, третья тайна Фатимы обещала стать оружием массового поражения.

О, с каким нетерпением Ганниболд ждал, когда же епископ Аскью выскажется по поводу нынешней мессы! Книга Бертоне снова растревожила улей.

Но ему не удалось заразить энтузиазмом Нила Адмирари.

— Ну что может сказать Папа?

— В том-то и дело! Что он ни скажет, все будет плохо.

Выражение лица Ганниболда красноречиво говорило: «Quod erat demonstrandum». ^[60]Нил с тоской перевел взгляд на бар в углу мансардной квартиры, выходящей окнами на Форум.

— В свое время здесь жил Гор Видал, ^[61]— шепотом заметил Ганниболд.

— В таком случае вы изгнали отсюда нечисть?

— О, остроумно! — хихикнул Ганниболд, спеша навстречу новым гостям.

Пришли корреспонденты «Тайм» и «Ньюсуик», а также «Нью-Йорк таймс», «Глоуб» и «Лос-Анджелес таймс». Среди гостей были архиепископ Фоули, а также монах-доминиканец с детским лицом и в белой рясе, чье имя Нил не расслышал. Рядом с писаной красавицей из «Самого главного» ^[62]остальные женщины казались среднего рода, и это впечатление, возможно, было и не таким уж обманчивым. Аскью явился настоящим сюрпризом.

— Знакомая фамилия, — сказал Аскью, когда Ганниболд представил ему Нила.

— Я давно в журналистике, — ответил Нил, однако замечание Аскью показалось ему лестным не в последней степени потому, что епископ сделал его явно не просто так.

— «Увядание духовенства», — припомнил Аскью.

— Вы читали?

— Целый сборник неубедительных аргументов. Вы этого добивались?

Неужели Аскью пытается унизить его похвалой? Нил писал эту книгу, свою единственную книгу, пребывая в восторженном убеждении, что ее выход взорвет общество. Никакого взрыва не произошло. Удалось распродать всего пять тысяч экземпляров. Больше книг Нил не писал. Кто читает книги?

— Ваше преосвященство, расскажите про Форт-Элбоу.

— Вы хотите купить церковь?

Аскью заставляли избавляться от церковной собственности, объединяя приходы.

— Разве такой подход лишен благоразумия? — спросил Нил.

— Возможно. Если принимать текущее положение дел как окончательное.

— Но вы не принимаете?

— Ни в коем случае.

К ним подошел Ганниболд, вокруг собрались гости. Аскью оттеснил хозяина на вторые позиции.

— Что вы думаете о шумихе вокруг Фатимы? — спросил Ганниболд.

Аскью опустил подбородок.

— Шумихе?

— Ну, о сокрытии третьей тайны, — выпалил Ганниболд.

— Третью тайну обнародовали в двухтысячном году. Целиком и полностью. Прочитайте книгу кардинала Бертоне.

— Но тут напрашивается вопрос.

— И какой же?

Ганниболд натянуто произнес:

— Можно ли верить тому, что было сказано в двухтысячном, в две тысячи седьмом?

Аскью рассмеялся, весело и непринужденно.

— Если вы не верили церкви в двухтысячном, не верьте ей и в две тысячи седьмом. За логическим пояснением отсылаю вас к мистеру Адмирари.

Нил поймал себя на мысли, что он вовсе не против роли арбитра в логических спорах. А кто бы на его месте отказался? Кроме того, они с Аскью будто превратились в союзников. Нил слушал, как епископ со Среднего Запада расправляется с вопросами, отражать и парировать которые становилось все труднее. Захватывающее выступление. Нил так и сказал об этом Аскью, когда они наконец остались одни.

У Аскью был стакан апельсинового сока, у Нила — стакан виски, не разбавленного ни содовой, ни льдом.

— Пресса никогда не меняется? — спросил епископ.

— То есть?

— Зачем вам враждебность и скептицизм?

— Чтобы докопаться до ответов.

— Но ведь у вас не получается.

— Сегодня не получилось.

Епископ Аскью кивнул.

— Может быть, я куплю церковь, — сказал Нил.

— Если я выставлю ее на продажу.

Почему-то Нилу показалось, что этого не произойдет. Они вместе спустились в лифте.

— А вы не задержались в гостях, — заметил Аскью.

— Не люблю групповуху.

Ой! Но епископ или не понял слов, или оставил без внимания.

— Если хотите поговорить серьезно, приходите в дом Святой Марфы. Вопрос важный.

Они выбрали день и время. Провожая взглядом такси Аскью, Нил ощутил прилив надежды. Неужели благодаря епископу из Форт-Элбоу осуществится его мечта о сенсационном материале?

VII

«Габриэль Фауст — искусствовед»

— Скажи ему, что мы помолвлены, — предложил Рей Синклер, когда Лора предупредила, что у ее брата Джона не должно возникнуть на их счет никаких подозрений.

— Рей, а разве мы помолвлены?

— Париж стоит мессы. ^[63]

— Парис хотел любой ценой получить Елену Троянскую. ^[64]

Не так давно они посмотрели фильм «Отныне и во веки веков», и Рею очень понравился ответ Лорейн Прюитту, когда тот сказал, что их отношения ничуть не хуже брака. «Они лучше», — сказала Лорейн. И это стало своеобразным девизом, объединившим всю радость и печаль их связи.

— Не лучше, — сказал теперь Рей, и его слова не требовали разъяснений.

Лоре хотелось радоваться, быть польщенной, но в предложении Рея прозвучала нотка цинизма. Предложил бы он что-либо подобное, если бы она не настояла на передышке в отношениях на все время визита брата? И разумеется, Лоре хотелось знать, как отреагирует Нат на их намерение пожениться. У нее не шло из головы замечание босса о женщинах и Честертоне. Выйдя замуж, она, конечно, вряд ли захочет и дальше служить его помощником. Ее местом станет дом, целью жизни — воспитание детей. Как женщине Лоре нравилась такая перспектива, но после бурной и захватывающей работы у Ната роль жены и матери виделась резким скачком вниз по части статуса.

— Ну, что скажешь? — заключил ее в объятия Рей.

Лора отступила назад.

— Рей…

Она не нашла что сказать.

В любом случае ее остановило бы выражение его лица. У Рея был вид человека, который рискнул по-крупному и не проиграл. Он слишком хорошо ее знал, знал, что работа у Игнатия Ханнана подобна наркотику и что Лора ненавидит босса за это.

— Вернемся к разговору в другой обстановке, — предложил Рей.

— Подожди.

Выражение его лица изменилось. Теперь Лора читала его так же хорошо, как до того читал ее он. Рей испугался, что она скажет: «Да, а почему бы и нет?» Но этого было достаточно, чтобы восстановить равновесие. Лора взяла его за руку.