Пока Ревекка перевязывала раны Зейнаб, а большинство добропорядочных жителей города и окраин все еще сидели за столами, наслаждаясь праздничным обедом, в дверь дома Мариеты постучал Санчо. Мариета откинула назад непослушные волосы и с горделивым видом подошла к парадной двери. Из каморки выползла служанка, чтобы отпереть, но Мариета прогнала ее, словно докучливую курицу, и девушка исчезла. Мариета открыла дверь ровно настолько, чтобы показать, что не боится Санчо, но в то же время не намерена приглашать его в дом.

— Ты опоздал, мне предложили лучшую цену.

— Плохо, Мариета, — ответил торговец с широкой ухмылкой, обнажившей сломанные зубы. — На этот раз ты оказалась слишком прыткой. Господин расстроится.

— Какой еще господин?

— Тот, кто просил меня забрать девчонку, отвезти далеко и избавиться от нее. Я давно его знаю. Время от времени имел с ним дело. У него жуткий нрав, и он хотел, чтобы я привел ему девчонку.

— Это Гиллем или Луп?

— Кто знает? Как бы ты его ни называла, это не его настоящее имя. — Санчо ухмыльнулся и собрался уходить. — Надеюсь, он не твой близкий друг, Мариета. Прощай.

Вечерние тени уже накрыли площадь перед собором, когда Исаак с Юсуфом и Зейнаб поднялись на холм к дворцу епископа. В старом платье Ревекки девочка-мусульманка ничем не отличалась от других жительниц города. Но под накидкой на бледном лице ярко выделялся лиловый след от удара. Ей не хотелось идти к епископу, но она все равно упорно поднималась по холму.

Беренгер сидел в маленькой приемной дворца за столом вместе с семьей Понса Мане. Перед ним лежало письмо — объект всеобщего пристального внимания. Когда епископ откинулся на спинку стула и собирался заговорить, дверь открыл Франциск Монтерран.

— В приемной требуется присутствие Вашего Преосвященства, — шепнул он.

Епископ вышел, а семья Мане вновь принялась обсуждать случившееся.

— Исаак, друг мой, вы прислали мне крайне несчастного человека, — сказал епископ. — Со всей его семьей. Было бы легче что-нибудь придумать с одним только Понсом Мане.

— Прошу прощения, Ваше Преосвященство. Но у Понса Мане привычка говорить лишь то, что он считает важным. Его жена намного откровеннее, и ее побуждает к этому горе, а также присутствие сына и снохи. Я подумал, что так все быстрее разрешится.

— А кого это вы привели с собой? Это ведь не добрая Рахиль под вуалью? Если да, то она стала меньше ростом.

Исаак рассмеялся.

— Нет, господин епископ. Это испуганная и избитая мавританская девочка, освобожденная из рабства, которая, кажется, много знает о том, что происходит в доме Мариеты, а также о Гиллеме де Монпелье и, возможно, о смерти этих несчастных юношей. Мы должны хорошо ее охранять.

— Откуда тебе все это известно? — спросил Беренгер, обращаясь к девочке.

— Мариета купила меня в прошлом году. Она заставляла меня помогать ей в ее делах. Еще она сказала, что я совершила очень злое дело и что если я кому-нибудь расскажу об этом, меня повесят. — Даже под свободным платьем и тяжелой накидкой Беренгер увидел, как она дрожит.

— Можно взглянуть на нее? Если ей предстоит рассказать такие вещи, я хочу видеть ее лицо.

— Я должна это сделать? — прошептала девочка.

— Да, дитя, — ответил епископ. — Иначе как я помогу тебе? Открой лицо, скажи, как тебя зовут, а затем поведай обо всем, что тебе известно.

— Делай, как говорит Его Преосвященство, — попросил Исаак. — А потом расскажи ему обо всех церемониях и о том, как они обманывали юношей.

— Я должна рассказать и о другом…

— Он может быть епископом, — нахмурился Исаак, — но я думаю, он также понимает, что тебя заставляла делать Мариета.

— Это так. У раба нет выбора, и я понимаю тебя. Когда ты стала свободной? Она ведь не бежала, Исаак? Это все усложнит, если нам понадобится ее свидетельство…

— Нет, я свободна, у меня есть бумага, — ответила Зейнаб. — Я свободна с сегодняшнего дня.

— Полагаю, это вы помогли ей.

Исаак покачал головой.

— Она скопила денег благодаря небольшим подаркам, которые ей дарили. Я просто организовал передачу денег, поскольку девочка очень боялась своей прежней хозяйки. Ну же, Зейнаб, позволь Его Преосвященству увидеть твое честное лицо и расскажи ему обо всех церемониях.

Девочка неохотно подняла накидку.

Беренгер посмотрел на большой синяк и отвернулся.

— Эта Мариета недобрая женщина, — заметил он. — А теперь рассказывай.

Беренгер в сопровождении секретаря Берната и Франциска вернулся в приемную, где молча сидел несчастный Понс Мане с семьей.

— Простите мое отсутствие, — сказал епископ, — но это имеет отношение к вашему делу.

— В каком смысле, Ваше Преосвященство? — спросил Понс.

— У меня есть свидетельница того, чем занимался ваш сын, а также преступлений, совершенных против него и двух его друзей. Я бы хотел, чтобы вы выслушали ее. Мой секретарь запишет ее показания, поскольку они могут пригодиться на суде над теми, кто виновен в гибели Лоренса. Франциск?

Франциск де Монтерран вышел из комнаты и вернулся с закутанной с ног до головы Зейнаб и Исааком.

— Ваше Преосвященство, — шепнул он, — я привел девочку и врача. Мальчика тоже привести?

Беренгер кивнул, и Франциск подозвал Юсуфа, стоявшего за дверью.

— Неважно, кто этот ребенок, — начал епископ. — Она была рабыней, когда принимала участие в делах, о которых вам поведает, и ей приходилось подчиняться хозяйке, иначе ее могли избить, продать или кое-что похуже. Любой другой раб поступил бы так же на ее месте. Кроме того, она не совершила ничего дурного. Расскажи нам, дитя, об этом Гиллеме де Монпелье.

— Ваше Преосвященство, господин Гиллем, его слуга Луп и их раб пришли в дом моей хозяйки в ту неделю, когда стояла летняя жара, тотчас после сильной бури.

— Кто была твоя хозяйка?

— Мариета из Сан-Фелью. Господин Гиллем уверяет, что он волшебник и ученый, и он устраивает представления, чтобы завлечь посетителей.

— Какие представления?

— Господин говорит гостям, что собирается вызвать демонов, затем начинает произносить заклинания, бросает что-то на жаровню, чтобы вспыхнуло пламя. Комната озаряется ярким светом, и входим мы. Девушки танцуют в нескромных нарядах, а мне приходилось играть на флейте и петь.

— Полагаю, Юсуф расскажет нам об этих представлениях, — заметил епископ. — Решив оказать услугу рабу Гиллема, которому той ночью надо было отлучиться по делам, он занял его место, надев его костюм и маску. Расскажи, что тебе пришлось делать, Юсуф.

И Юсуф снова пересказал подробности того тяжелого вечера.

— В благовониях было какое-то вещество, — сказала Зейнаб. — Нам велели находиться подальше от дыма и стараться его не вдыхать. Обычно посетители только слегка пьянели, за исключением последнего раза. Юсуф слишком много насыпал в жаровни.

— Кто-нибудь верил, что вы демоны? — спросил Понс.

— Нет, господин, никто. Может быть, только первые несколько секунд. Я хочу сказать, что даже деревенские жители понимали, увидев нас вблизи, что мы всего лишь девушки. Но танцы им все равно нравились.

— Не думаю, чтобы госпожа Мариета хотела навлечь беду на свой дом, имея дело с демонами, — заметил Франциск.

— И мой сын участвовал в этих церемониях? — едва сдерживая отчаяние, спросила Хоана. — Он умер из-за этого вздора с благовониями и танцами?

— Нет, госпожа. Господин Гиллем часто уходил читать людям проповеди и собирать деньги, именно этим он и занимался, пока не пришел в Сан-Фелью, и вашему сыну с друзьями захотелось научиться у него. Однажды он приводил их на церемонии, но они вызвали у молодых людей отвращение. Их интересовала наука, а не девушки Мариеты.

— Правда? — недоверчиво переспросил Хайме.

— Ваш брат был очень серьезным молодым человеком, — ответил Беренгер. — Не сомневаюсь, что плотские соблазны мучили его, как любого другого юношу, но его сердце было обращено к познанию разума и духа.