Изменить стиль страницы

К черту, он едва совладал собой, чтобы их не потрогать, когда на выходе из бутика стоял за ее спиной. Но все-таки удалось, хотя он вовсе не был уверен, что удастся.

Он слышал, что она приедет на свадьбу сестры, но мысль о том, что Дженна Фарсон вернется в Оушен-Хилл, гнал ожесточенно… А как иначе он выдержал бы день за днем, не говоря уже о ночах?

Первый год после ее побега был сущим адом. Стоило ему только подумать об этом, тупая боль в голове становилась ударами молота. Он помнил каждое утро, словно это было вчера. Утро, когда Рандольф Фарсон подошел к нему на южном пастбище и заявил, что его дочь уехала в Окленд, чтобы выйти замуж за другого, за такого человека, который ей подходит. Сюда она не вернется.

Тогда Тайрену было всего двадцать четыре. Наемный работник на ферме без гроша за душой, который лез из кожи вон, чтобы пробиться, заработать хоть немного денег, получить образование, и который не мечтал ни о чем, кроме как о Дженне, клочке собственной земли и о том, чтобы сделать хоть что-то для маори, которых считал своим народом, несмотря на то что отец его был стопроцентным ирландцем. Впрочем, это было единственным, что Тайрен знал о своем родителе. Его вырастила бабушка, мать умерла слишком рано. Но теперь совершенно уже не важно, о чем он там мечтал…

Она захотела не его, а другого.

А еще через неделю ее отец вышвырнул на улицу Тайрена вместе с бабушкой.

Тайрен чертыхнулся, резко крутанул руль, сворачивая на дорожку к своему дому. И чуть не снес почтовый ящик, стоявший на повороте.

Что ж, теперь у него есть все. Благодаря поддержке одного из старейшин племени, да пребудет в благости и неге его дух, истово уверовавшего в способности Тайрена и поддержавшего его намерения, он за фантастически короткий срок закончил свое образование в Лондоне и сделал политическую карьеру. В прошлом году на собрании старейшин его выбрали местным представителем маори в парламенте, так что теперь он защищал интересы своего народа на самом высоком уровне. И многого добился. Теперь к нему обращались за помощью и поддержкой. К тому же, учась в Лондоне, он хорошо изучил все тонкости и законы биржевой игры, что позволило быстро нажить состояние. Деньги же решали все.

Или почти все.

Женщины мало занимали его, но и те, редкие, с которыми он встречался, знали, что ждать от него чего-то большего, чем пара жарких ночей, бесполезно.

Он был теперь богаче, чем когда-то отваживался мечтать, а вот Рандольф Фарсон постепенно сдавал и едва-едва сводил концы с концами. Богатейшее хозяйство пришло в упадок. Эта мысль неизменно вызывала у Тайрена ухмылку.

Однако его ухмылка сразу же растаяла на губах, стоило ему взглянуть на свой собственный дом. Трехэтажное свидетельство успеха Те Ароа, сочетающее в себе все лучшее из архитектуры маори и англичан. Только вот каждый раз, когда он, минуя ворота, подъезжал к дому по гравиевой дорожке, в его мысли неизменно влезала Дженна. Он покрасил фасад в цвет ее глаз — этой таинственной, колдовской зеленью.

Дом был таким, о каком он мечтал, когда Дженна, казалось, еще отвечала взаимностью на чувства Тайрена. Он тогда много раз представлял в мечтаниях их совместное жилище, не говоря ей ни слова об этом. Ведь в то время не казалось возможным быстро воплотить эти мечты. А сейчас дом стоял здесь. Вокруг росли южные буки, в их ветвях перекликались птицы туи и голуби кереру… Заслышав рев джипа, испуганно снялась с дерева и скрылась в лесу пара желтоголовых попугаев.

Тайрен стиснул зубы и снова посмотрел на фасад. Когда Дженна бросила его четыре года назад, часть его умерла. Он работал день и ночь, лишь бы о ней не думать. Он сделал такое, о чем восторженно перешептывались по углам, хотя и добавляли, что подобный взлет карьеры для молодого человека возможен только в Новой Зеландии. Уютной, патриархальной, во многом нетерпимой, но спокойной и не привыкшей к резким движениям Новой Зеландии. Как же Тайрен любил ее и свой народ — и как бы он гордился тем, чего достиг, еще больше, если бы рядом с ним была Дженна!

Впрочем, если бы тогда все сложилось по-другому, возможно…

Нет. Все сложилось так, как сложилось, и нечего об этом думать.

Тайрен построил такой дом, в котором должно быть уютно и спокойно. Для его бабушки, наверное, это было так, но только не для него. Как если бы он воздвиг его в знак поклонения Дженне, в надежде, что однажды она войдет в этот дом. Но он обманывал сам себя. Дом никогда не был для него чем-то большим, чем местом для ночлега.

Он ударил по тормозам, и машина встала в облаке пыли. Он снова посмотрел на дом. Тот как будто насмехался над ним своим напоминающим о Дженне фасадом.

Дженна.

Снова единственным, о чем он мог думать, сделалась Дженна.

— Проклятье! — сами собой произнесли его губы.

Тогда, в самом начале, Рандольф Фарсон однозначно дал понять, что его дочери — запретная территория для работников. Так какого же черта он пропустил это мимо ушей?

Рандольф Фарсон.

И даже если это станет самым последним в его, Тайрена, жизни, этому человеку он отомстит. А если слухи о финансовом положении Рандольфа верны, ждать осталось немного. И месть будет сладкой. Он ждал достаточно долго, чтобы насладиться ею в полной мере.

— Решил сегодня просидеть в машине весь день?

Тайрен очнулся. Кири, его бабушка, большую часть дня проводила на веранде среди самых необходимых для нее вещей: чай, книжки, травы и карты, которые она без конца раскладывала. Мать его матери и все, что осталось от его семьи. Настоящая маори с седыми, сложно заплетенными косами почти до пояса. Очень стройная, но не хрупкая вовсе. В свои восемьдесят четыре она сохранила абсолютно ясный ум. Кири снова занималась уборкой, словно они с Тайреном не спорили по этому поводу уже сотню раз.

С метлой в руках бабушка спустилась с веранды.

— Что случилось в городе, Тайрен?

Он по-прежнему сидел в машине. Провел рукой по лицу. Отвечать на ее вопрос не хотелось.

— Бабушка, но почему ты опять метешь? У нас ведь есть домработница.

— Я об этом никогда не просила.

Тайрен покачал головой. Он ведь хотел лишь того, чтобы его бабушка могла наслаждаться покоем на закате жизни. Его мать не захотела жить в племени, отправилась на поиски лучшей жизни, всю жизнь только работала, лишь бы на столе было что поесть. Пока не встретила его отца. Мать говорила, что была с ним счастлива и ни о чем не жалеет, но Тайрен ей не верил. Ему едва исполнилось восемь, когда мать умерла и бабушка забрала его к себе. Теперь Кири перевалило за восемьдесят, и она имела право расслабиться. Только это не для нее.

— Тайрен, — заговорила бабушка тихо, но твердым голосом. — А теперь расскажи-ка мне, что случилось в городе.

— Я… я встретил одного старого приятеля. Ничего больше.

Она определенно не поверила.

— У меня было предчувствие, но духи океана и облаков сегодня какие-то слишком уж скрытные. Про старого приятеля они мне не сказали ничего. — Кири пожала плечами. — Хотя, может, они хотят, чтобы все открывалось постепенно.

А четырех лет мало, что ли, для «постепенного открывания»? По-моему, даже многовато, подумал Тайрен.

За все эти четыре года он всего лишь один раз говорил с Дженной по телефону, вскоре после того, как она сбежала. Но он не желал слушать ее объяснений — он вообще не желал слушать, почему она предпочла ему другого мужчину. Ее поступок говорил сам за себя.

Тайрен повернул ключ в замке зажигания и запустил двигатель. То, что было тогда, — ощущение слабости, беспомощности — давно прошло. Теперь он не собирается ждать дольше. Что-то глубоко внутри него не допустит, чтобы он просто так ушел, как она четыре года назад и как он сам сегодня утром. Если бы он никогда больше не увидел ее, тогда — другое дело. Но сейчас она обязана объяснить ему все, и как только она даст ему объяснение, он будет свободен и сможет пойти дальше своей дорогой. И тогда он, наконец, сумеет ее забыть.

— Я скоро вернусь! — крикнул он бабушке, подавая машину задним ходом. — Мне нужно еще раз напоследок повидаться с этим старым приятелем.