Однако, как ни полезно рассматривать историю Виши в среднесрочной перспективе, нельзя недооценивать значение пережитого Францией в 1940 году жестокого потрясения, полностью изменившего ее политический, социальный и культурный ландшафт. Военное поражение, за какие-то полтора месяца разрушившее вторую по мощи мировую империю, — все же главное, что определило жизнь страны в первой половине 1940-х.

Идеи фашизма не обошли стороной республиканскую Францию. Однако до июня 1940 года фашизм не мог считаться реальной политической альтернативой, пусть даже современники имели на сей счет иное мнение. Только в результате военного поражения и оккупации к власти смог прийти режим, в какой-то мере питавшийся фашистскими идеями, решительно порвавший с недавним прошлым. Означает ли это, что режим Виши был фашистским? Как известно, вот уже 30 лет сие есть предмет яростных споров. С одной стороны, его роднят с фашистскими системами определенные ценности и практики: концепция иерархического государства, пропаганда как способ мобилизации масс, приоритет нации, культ харизматичного лидера, радикальный антикоммунизм и в известной степени антисемитизм (который сам по себе не является специфической характеристикой фашизма). С другой — этот режим был лишен некоторых важных особенностей систем фашистского толка — однопартийной системы, стремления к территориальным завоеваниям.

Виши и сопротивление: попытки определения

Режим Виши был диктатурой, опиравшейся на харизму Петена, прославленного маршала Первой мировой, необычайно популярного среди французов, которые видели в нем спасителя поверженной нации. Но военной диктатурой этот режим не был. После 10 июля 1940 года Петен, ставший «главой французского государства», соединил в своих руках исполнительную, законодательную и судебную власть.  Реальное же управление — во всяком случае, то, которое прямым или косвенным образом не взяли на себя оккупационные войска, — осуществлялось гражданской администрацией, обладавшей и фактически, и юридически широчайшими полномочиями, каких республиканская традиция никогда не знала. Все правительственные распоряжения, касавшиеся и реорганизации экономики (в стране, полностью выбитой из колеи военным разгромом), и всего того, что связано с репрессиями или притеснениями, проводились в жизнь через префектов, сотрудников полиции, судей и других государственных чиновников, в значительной части унаследованных от прежнего аппарата. Вишисты стремились порвать с республикой, но при этом сохранили часть ее структур и элит.

Открытие художественной выставки в Париже, 1942 год. На заднем плане картина, изображающая встречу в Монтуаре. Художник явно льстит Гитлеру — Петен был намного выше фюрера. Фото: AKG/EAST NEWS

Подавление всех иных форм власти — парламентской, муниципальной (временная отмена свободы прессы) — обеспечило вишистскому режиму, во всяком случае, в период с 1940 по 1942 год (до оккупации немецкими войсками «свободной» зоны Франции, находившейся под контролем правительства Виши. — Прим. ред.), известную свободу маневра, что отвечало стремлению части довоенных правых и ультраправых превратить Францию в авторитарное государство. При этом руки у правых были во многом связаны в силу ряда обстоятельств: нацистская оккупация, постоянный с 1942 года рост инакомыслия голлистского толка и сопротивления и прежде всего начавшее проявляться уже в 1941 году равнодушие, а то и прямая враждебность существенной части населения страны.

Политика вишистов отличалась двойственностью, что делало этот режим непохожим на режимы других стран оккупированной Европы. Если на «внешнеполитической» арене вишисты придерживались стратегии сотрудничества с победителями отчасти вынужденно, отчасти руководствуясь собственными предпочтениями, то внутри страны они старались действовать самостоятельно исходя  из задачи реорганизации французского общества в соответствии с ценностями «национальной революции»; это было одним из главных приоритетов Петена.

Достаточно хорошо иллюстрирует эту двойственность антиеврейская политика вишистского режима. Законодательные и административные меры, направленные против французских евреев и евреев-иностранцев, предвосхищали и дублировали аналогичные меры нацистов. Такая политика несомненно имела целью показать оккупантам, что Франция и Германия имеют общих врагов, а значит, и общие интересы. Но в первую очередь она отражала стремление режима порвать с республиканскими идеалами (в данном случае с равноправием евреев. — Прим. ред.) и, опираясь на внешнюю силу, построить «новую Францию».

Добровольно и без всякого внешнего принуждения выталкивая евреев из французского общества, правительство Виши в 1940-м не могло и вообразить, что спустя два года оно примет участие в их массовом физическом уничтожении.

Что касается других аспектов сотрудничества с нацистами — помощь в борьбе с движением Сопротивления, согласие с использованием принудительного труда французов на немецких военных заводах, экономические контакты, — то здесь мы видим проявление все той же, хоть и менее наглядно проявленной, закономерности. Стремление построить «новую Францию» в самый разгар войны и на глазах у неприятеля в сочетании с идеей, будто сотрудничество с Германией позволит справиться с последствиями оккупации, в том числе и долгосрочными, сделало правительство Виши, пусть и вопреки его желанию, послушным орудием в руках нацистов, причем в экономическом плане одним из самых важных.

Настроения самих французов менялись во времени и от региона к региону. Идеологические или политические факторы играли здесь менее важную роль, чем материальные условия жизни. Настроение людей во многом определялось тем, вынуждены они были или нет регулярно контактировать с оккупантами. Местные политические традиции также могли — в зависимости от конкретных условий — способствовать германофобии или, наоборот, ее приглушать. Известную роль в эволюции общественного мнения сыграла и католическая церковь, которая, поддержав поначалу режим Виши, постепенно стала от него отмежевываться, особенно в связи с преследованиями евреев. Наконец, события на фронтах и вырисовывающаяся все яснее перспектива поражения Германии также изменили отношение к режиму значительной части населения.

К концу войны движение Сопротивления приобрело большой размах. Одним из самых эффективных методов борьбы был подрыв составов , снабжавших немецкую армию и гарнизоны. Фото: ROGER-VIOLLET/EAST NEWS 

При описании такого явления, как Сопротивление, также следует принимать во внимание все разнообразие условий временных и местных. Большинство историков согласны в том, что участниками Сопротивления, строго говоря, следует считать людей, которые сознательно стремились помешать оккупантам, вишистам и коллаборационистам осуществить их планы. Эти люди могли действовать в сфере политики и идеологии, формируя общественное мнение, напоминая об актуальности демократических ценностей. Именно это отличает ряд «движений» Сопротивления, спонтанно возникших в южной зоне и тяготевших к той или иной подпольной газете («Комба», «Фран-тирёр», «Либерасьон» и т. п.). Могла их деятельность носить и военный характер, как в случае «подпольных сетей», которые были созданы в оккупированной зоне и с момента своего возникновения вели разведку в интересах союзников (включая СССР) или «Свободной Франции». Могли участники Сопротивления преследовать и политико-стратегические цели: здесь, разумеется, прежде всего следует иметь в виду генерала де Голля.

Одной из особенностей французского Сопротивления было то, что ему удалось объединить разнородные и даже антагонистические силы (а это представляло особенную трудность ввиду значительного влияния, которым обладали коммунисты), вновь создать хотя и подпольное, но демократическое «государство», которое смогло  добиться признания на международной арене, и, наконец, организовать «тайную армию», принявшую участие в освобождении страны. После падения правительства Виши, в основном благодаря структурам этого «государства», удалось осуществить переход к мирной жизни и вернуть Франции роль мировой державы.