Ум — единственное ее достоинство, в котором она была уверена. Единственное. У нее были мозги. Коэффициент ее умственного развития был почти на уровне гениальности, но даже эта благодать, судя по всему, покинула ее. Возможно, Делайла уже сомневается в благо разумности их делового альянса.

— У меня есть новости насчет Софи, — интригующе сообщила Делайла.

— О какой Софи? — промямлила Маффин. — О той, которая вот-вот лихо ускачет с моим наследством? Если это не новость о ее кончине, я ничего не хочу слышать.

— Она придет в мой салон на этой неделе. Сегодня утром звонила, чтобы подтвердить это.

— Отрави ей кислород, — попросила Маффин, снова зарываясь лицом в облако воздушного постельного белья и опасаясь, что ее вырвет прямо здесь, в кровати Делайлы. — А еще лучше — сделай ее уродкой.

— Ты только посмотри на себя, детка! Ты так великолепна, что я готова съесть тебя.

Софи вспыхнула от столь смелого комплимента, не зная, как истолковать жадный блеск в глазах Делайлы. Хозяйка косметического салона выглядела так, будто каждое утро ела на завтрак таких девочек, как Софи.

— Ну, тебе понравилось то, что мы сделали с твоей головой? — Делайла уселась напротив Софи и запустила пальцы в ее волосы, взбитые, словно их трепал ветер. Блестящие локоны взлетали под ее руками в воздух и волшебно опускались на лицо Софи. Все это было весьма театрально, у Софи закружилась голова.

— Очень понравилось, — заверила она Делайлу.

— Так и должно быть, — сказала та без тени ложной скромности. — Это не просто красивая прическа. Это чудо-стрижка, не требующая в дальнейшем тщательного ухода и выдерживающая любой ливень и ураган. К тому же мы осветлили некоторые пряди, а некоторые подкрасили в рыжеватый цвет. Очень сексуально, правда?

С галереи, где работали другие стилисты, послышались аплодисменты; кое-кто из присутствующих тоже принимал участие в преображении Софи. Ее подвергли почти всем процедурам, которые предлагал салон, включая натирание фруктовыми маслами, призванными убить аппетит. Кстати, кажется, они возымели эффект. Есть Софи не хотелось — у нее голова шла кругом, вероятно, потому, что она не ела с утра, а теперь уже был конец дня.

Или, может быть, виной тому кислород с запахом молочного шоколада…

— Не пора ли нам отведать вина с сыром? — спросила Делайла, махнув рукой в сторону комнаты отдыха — просторного восьмиугольного помещения с обивкой под леопарда, напоминавшей современный гостиный уголок для беседы. — Сегодня у нас восхитительное морсо руже-латур и аппетитнейший грюйер.

Софи не слишком разбиралась, что из названного — вино, а что — сыр, к тому же она опасалась предстоящей поездки по забитым лос-анджелесским пригородным шоссе, чтобы еще и пить. В это время дня отсюда трудно выбраться.

— Я бы взяла с собой немного сыра на дорожку, но не потому, что голодна, — поспешно добавила она, — а просто для поддержания сил.

Пока прислуживавшая в бане ассистентка собирала для нее пакет с едой, Софи спросила Делайлу о Маффин, которую не видела с вечеринки у Уоллис,

— Она провела два дня у меня дома, — сообщила Делайла. — Лечилась от похмельного синдрома. Ну и устроила она, правда?

— Да уж, — сухо согласилась Софи. — Передай ей, что мне очень понравилось мое преображение, ладно? Это ведь была ее идея.

— Поверь, она это знает. Нет ничего такого, чего бы она о тебе не знала. Ты, детка, для нее что Джоди Фостер для Джона Хинкли.

Что-то в тоне Делайлы заставило Софи поежиться. Похоже, в нем слышалось предупреждение, хотя Софи и не была уверена. Она не знала, чего ждать от Маффин при следующей встрече, и надеялась, что они смогут спокойно поговорить о том, что случилось. До настоящего момента Софи не приходило в голову, что ее отношения с Маффин могли безнадежно испортиться.

К счастью, ей не пришлось отвечать Делайле. Появилась Тери с провизией, и Софи всю дорогу до выхода рассыпалась в благодарностях по поводу пакета из фольги, набитого крекерами и сыром.

По дороге домой Софи размышляла над дилеммой, касающейся Маффин, однако уже минут через пятнадцать застряла в плотной пробке на 405-м южном шоссе и могла теперь думать лишь о том, как выбрать правильный маневр, чтобы поскорее из нее вырваться. Снова началось головокружение, и она мысленно еще раз поблагодарила Тери за крекеры и сыр. Весь день она испытывала странное ощущение в желудке, не зная, чем его объяснить, — то ли воздействием фруктовых масел, то ли просто голодом.

Последние несколько дней она чувствовала себя не в своей тарелке, особенно после отъезда Джея, но началось это еще раньше, кажется, в ту ночь, проведенную на берегу. В течение нескольких последующих ночей она тоже проваливалась в этот изнуряющий, наполненный видениями сон, и хотя это не был тот старый сон, новые оказались пугающе реальными. Все они так или иначе были связаны с Джеем. Больше всего ее пугало то, что сны могли сбыться. Подобного кошмара она не вынесет.

Софи, ты придумала себе свой собственный подземный ход для побега. Что-то вроде Алисиного Зазеркалья, но помни: с каждым разом, когда ты скрываешься в нем, тебе все труднее возвращаться обратно.

Слова Клода. Софи, однако, вовсе не считала, что пытается спрятаться в своих недавних снах с их темными лабиринтами и назойливо знакомыми голосами. Сны словно заглатывали ее. Она подступала слишком близко к сливному отверстию, и ее смывал поток воды из крана. У Софи просто не было выбора.

Внимание Софи привлек низкий рокот мотора какого-то джипа. Из-за движения в пробке бесконечными маленькими рывками кондиционер перегрелся, поэтому Софи отключила его и опустила стекла. В любом случае полезно подышать свежим воздухом. Правда, воздух на забитом машинами калифорнийском шоссе едва ли можно назвать свежим. Пробка понемногу начала рассасываться, и Софи, жестами упрашивая водителей пропустить ее, перебралась, наконец, в скоростной ряд. Теперь она перебирала в голове события новой жизни, которую вела в последнее время, — как ела, как спала, — все то, что могло рассеять туман, в котором она пребывала. Разумеется, существовал Джей, до последнего времени она упорно сопротивлялась его неотразимому обаянию, сопротивлялась так, словно чувствовала, что погибнет, если уступит.

Гадальная косточка ее доконала. После того как она увидела, что он бережно сохранил их общую реликвию, все шлюзы открылись. С той ночи они неуклонно становились все ближе, делясь общими воспоминаниями, иные из которых можно было выуживать из памяти лишь с предельной осторожностью, страстно предаваясь любви и открывая друг другу сердца с откровенностью, которой Софи не могла себе даже представить. Прежний Джей не был способен на такую близость. Софи сомневалась, что и сама была раньше способна на такое. Она чувствовала себя невероятно уязвимой. И счастливой, как никогда прежде. Она была отчаянно счастлива.

Но, начиная с той ночи, и страхи ее стремительно росли. Теперь Софи открылось, что любя, человек подвергает себя риску. Чем больше ты в ком-то нуждаешься, тем большую власть приобретает над тобой любимое существо — и тем опаснее становится. Нечто подобное она порой испытывала по отношению к Джею — ощущение риска, но в любом случае у нее, похоже, не осталось выбора. Она утратила способность отступать.

Высокий накал их отношений в основном, вероятно, был связан с мучившими ее странными симптомами. Но, склонная выдавать желаемое за действительное, Софи продолжала надеяться, что причина в чем-то другом, гораздо более простом — вроде чая «Розовый букет», который порекомендовала ей Уоллис. Софи каждый день выпивала несколько чашек и, быть может, плохо спала именно из-за содержащегося в нем кофеина.

Полуторачасовая поездка домой в плотной — бампер в бампер — пробке объясняла усталость, которая навалилась на Софи, когда она добралась, наконец, до своего дома. Но у нее на сегодняшний вечер была запланирована масса дел. Ее ждала записка от Эллен по поводу того, что нужно сделать по дому. В записке было также сказано, что в холодильнике стоит тарелка овощной лазаньи, оставшейся от ребячьего обеда. Если не считать шумной радости Блейза в связи с ее возвращением, в доме царила мертвая тишина.