• объективной реальности. Сама история науки, во всяком случае биографии

    великих ученых, являют собой и дивный эпиграф внезапного,

    экстатического постижения истины, и трудную повесть о медленном,

    тщательном, постепенном подтверждении ее другими людьми, чья работа

    так же отлична от полета мысли первых, как труд скарабея отличается от

    свободного парения орла. В связи с этим мне вспоминается, как Кеккуле

    увидел во сне кольцеобразную структуру бензола.

    Бытует расхожее мнение, что суть науки заключается в накоплении

    достоверных данных, в подтверждении истинности гипотез и скрупулезной

    проверке идей на предмет правильности или неправильности. Но наука в

    любом случае также является и инструментом открытия, а значит, ей

    следует понять, что благоприятствует инсайту, откровению, прозрению, и

    как затем использовать их в качестве научных данных. Другие примеры

    подобного миропостижения - я говорю о высшем постижении, об особой

    проницательности, приходящей к человеку в момент высшего переживания,

    о способности увидеть ранее скрытую истину - можно найти в высшей

    любви, в некоторых религиозных переживаниях, в групповой психотерапии,

    в интеллектуальных озарениях и глубоких эстетических переживаниях.

    Буквально в последнее время у нас появилась возможность валидизации

    подобных способов познания. Эксперименты, проводимые независимо в трех

    разных университетах, в которых исследовалась возможность лечения

    алкоголизма при помощи ЛСД, оказались успешны в пятидесяти процентах

    случаев (1). Я отдаю себе отчет в том, что очень скоро мы оправимся от

    радости, вызванной этим удивительным достижением, этим нежданным

    чудом, и со свойственной человеку ненасытностью примемся требовательно

    вопрошать: <А что же те, которые не вылечились?> Но пока я хочу

    процитировать письмо, полученное мною от доктора А. Хоффера.

    Датировано оно февралем 1963 года:

    120

    Ценности

    <Мы стремились использовать предельные переживания как терапевтический

    инструмент. Наши пациенты-алкоголики принимали ЛСД или мескалин,

    слушали музыку, подвергались визуальной стимуляции и словесному

    внушению, - все было направлено на то, чтобы вызвать у них предельные

    переживания. Такой курс лечения у нас прошли более пятисот

    алкоголиков, и сегодня я могу сформулировать некоторые общие

    закономерности. Первая и основная заключается в том, что большинство

    излечившихся алкоголиков испытывали предельные переживания. И

    наоборот, из тех, кто не испытывал таковых, не излечился практически

    ни один.

    Кроме этого, у нас появились серьезные данные, позволяющие говорить о

    том, что аффект является главным компонентом предельного переживания.

    Некоторые из испытуемых в первые два дня эксперимента вместо ЛСД

    принимали пеницилламин, который вызывал у них переживания, аналогичные

    тем, что вызывает ЛСД, но с меньшей выраженностью аффекта. Эти

    пациенты погружались в галлюцинирование того же зрительного ряда, у

    них отмечалось аналогичное смещение и искажение в способах мышления и

    рассуждений, но их эмоциональный фон оставался ровным, они были скорее

    сторонними наблюдателями за своими чувствами, нежели участниками

    происходящих с ними событий. То есть, эти испытуемые не имели

    предельных переживаний. И в результате только десять процентов из них

    мы смогли счесть излеченными против ожидавшихся нами шестидесяти

    процентов>.

    Сейчас мы приступим к подъему на самую вершину - мы примемся за

    составление перечня характеристик реальности, светлых черт того мира,

    что видится людям в мгновения высших переживаний, и докажем, что они

    совпадают с тем, что принято называть вечными ценностями или вечными

    истинами. Мы увидим царство старого, доброго триединства - правды,

    красоты и добродетели. То есть, перечень описанных характеристик мира,

    являющегося взору человека в такие мгновения, одновременно является и

    перечнем ценностей. Эти характеристики испокон веков высоко ценимы

    великими религиозными мыслителями и философами, и список этот почти

    полностью совпадает с теми вещами и явлениями, что у наиболее

    серьезных мыслителей человечества заслуживало звания главного или

    высшего смысла жизни.

    Хочу повторить, что мой тезис формулируется в терминах науки, которую

    я определяю как популярную. Любой человек может попытаться

    переформулировать его, проверить его для себя; любой может проделать

    то же, что проделал я; может, если пожелает, столь же объективно, как

    это делал я, записать на магнитофон все, что ответят ему его

    испытуемые, и затем обнародовать эти ответы. То, что я изложу ниже -

    не схоластика.

    Слияние действительного и ценностного

    121

    Мои опыты можно повторить, подтвердить или опровергнуть, мои выводы,

    если угодно, поддаются даже количественной оценке. Они окончательны и

    надежны именно в том смысле, что, если взяться повторить эксперимент,

    то мы получим те же самые результаты. Даже с точки зрения

    ортодоксальной, позитивистской науки девятнадцатого столетия мои

    выводы нельзя считать ненаучными. Мои выводы - это когнитивное

    заявление, это описание объективной реальности, характеристик космоса,

    мира, существующего независимо от воли и пристрастий человека, который

    только сообщает о нем и только описывает его, это сухой перечень того,

    каким видится мир человеку. Эти данные можно обрабатывать

    традиционными научными методами, устанавливая меру их точности или

    неточности*.

    Однако это же описание мироощущения одновременно выступает и как

    оценочное описание. Перед нами предстают ценности, способные

    воодушевить человека, вещи, за которые человек готов пойти на смерть,

    терпеть боль, страдания и лишения. Их можно назвать <высшими>

    ценностями потому, что они, как правило, открываются лучшим людям, в

    лучшие моменты их жизни, при самых благоприятных условиях. Мы

    оказываемся в понятийной среде высшей, более совершенной, более

    одухотворенной жизни, и хочется сразу добавить, что погружение в эту

    среду должно стать и главной целью психотерапии, и конечной целью

    образования, образования в самом широком понимании этого слова. Именно

    в этой атмосфере зарождаются качества, так восхищающие нас в великих

    людях, качества, которые были присущи нашим героям, нашим святым,

    которые приписывают даже нашим богам.

    Таким образом, когнитивный процесс становится одновременно и процессом

    определения ценностей. То, что существует, принимает свойства

    должного. Факты становятся оценками. Реальный мир, увиденный и

    понятый, превращается в мир ценимый и желанный. Мир, который <есть>,

    ста-

    * Любой человек в меру своей заинтересованности в состоянии продолжить

    эти исследования. Например, некоторые из моих студентов осуществили

    несколько экспериментов. В одном из них, очень простом, который мы

    затеяли только для того, чтобы показать, в каком направлении можно

    продолжать работу, мы обнаружили, что у девушек - учащихся колледжа -

    высшие переживания зачастую вызываются любовными чувствами и

    осознанием того, что они любимы. И напротив, их ровесники-юноши больше

    ценят такие вещи, как решение поставленной перед собой задачи, успех,