Изменить стиль страницы

– А теперь проводим Костю.

– Нет, лучше я вас провожу, – спокойно возразил Костя, и я еще больше разозлился на него.

Теперь разговаривать уже совсем не хотелось. Кос­тя тоже почти всю дорогу молчал, изредка и однослож­но отвечая на вопросы Оли.

Проходя мимо своего дома, я хотел остановиться, но какая-то непонятная сила потащила меня дальше, к дому Оли. Тут мы коротко попрощались.

– Завтра воскресенье, – сказала Оля. – Мы со­бираемся поехать на кошку. Поедемте с нами на лодке. Галинка тоже поедет. Будем купаться и загорать. Раз­ведем костер, даже можно рыбу половить.

– Можно поехать, – согласился я.

– Поедем, – сказал Костя.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

НА ОСТРОВАХ

Летом в воскресные дни жители Соломбалы любят выезжать за Северную Двину, на необитаемые песча­ные острова, густо поросшие ивняком. Такие острова у нас называются «кошками». Говорят, что лучших пля­жей, чем здесь, не найти даже на побережье Черного моря – чистый и мелкий бархатистый песок, твердое, ровное дно у реки и теплая вода. Жаль только лето короткое – купаться можно лишь два месяца – июль и август.

С утра через широкую реку к кошкам словно напе­регонки устремляются моторные лодки, шлюпки и бай­дарки. На низких берегах разжигаются веселые костры. Готовится немудреная пища – тресковая уха, грибной или консервный суп, варится в котелках и запекается в золе картошка, кипятится чай. В былые времена при­возили даже самовары и граммофоны.

Выезжают на острова целыми семьями и большими компаниями. Древние старики, устроившись поближе к дымным кострам, под горячим солнцем прогреваются крепко заваренным чаем, мальчишки и девчонки почти весь день плещутся в реке или ползают в ивняковых зарослях, воображая себя исследователями и следопы­тами. Парни и девушки купаются, загорают, играют в мяч и даже танцуют на твердом утрамбованном при­ливами прибрежном песке. Обычно тихие острова в вос­кресные дни оживают. Всюду слышны переклички и шумная болтовня, песни, звуки гармошки и гитары.

Возвращаются в город к вечеру, когда спадает жара и от воды начинает нести сыростью и прохладой.

Костя пришел ко мне рано утром и сообщил, что лодка Прокопьевых, перегруженная пассажирами, уже готова к отплытию.

– Значит, мы не поедем? – с тревогой спросил я.

– Поедем на «Молнии», – решил Костя.

И вот впервые в эту навигацию мы снова поплыли по реке на нашей заслуженной, дряхлой шлюпке. Мы и теперь с Костей гордились своей шлюпкой, на которой так много попутешествовали и пережили столько не­обычайных приключений. Хорошо, что дед Максимыч залатал и подкрасил ее. Когда-то мы дали нашей шлюпке, тяжелой и неуклюжей, громкое название «Молния». Теперь мы чувствовали – оно звучало на­смешливо. И все-таки менять его мы не стали.

С нами поехали Илько и Гриша Осокин. Как ни ста­рались мы грести в две пары весел, «Молния» никакой скорости развить не могла. Нас легко обгоняли даже презренные вертлявые плоскодонки.

Выехав на Северную Двину, мы сбросили с себя майки и рубашки.

Долго не могли мы выбрать подходящее место, что­бы пристать к берегу. Грише все берега казались чу­десными. Костя же считал, что в одном месте много народу, в другом – нет кустов. Я соглашался с Костей и разыскивал глазами лодку Прокопьевых, на которой должна была приехать Оля. Но этой лодки нигде не было видно.

Так мы плыли вдоль берега и спорили. Гриша горя­чился. Только Илько молчал и улыбался. Было видно, что ему совершенно безразлично, где приставать.

Наконец я заметил на острове Олю и Галинку, и в это же время Костя вдруг сказал:

– Вот здесь, пожалуй, местечко подходящее. При­станем?

– Здесь Галинка Прокопьева, – шепотом запро­тестовал Гриша. – Она такая вредная… Поедем дальше.

– Нет, здесь хорошо, – поддержал я Костю. – А то мы так никогда хорошего места не найдем. При­ворачивай, Костя!

– Да где здесь кусты? Здесь в сто раз хуже, чем… – начал было Гриша.

Но Костя круто повернул шлюпку, и через полми­нуты «Молния» носом врезалась в отлогий берег.

Гриша первым выскочил из шлюпки и принялся со­бирать топливо, чтобы развести костер. Вообще-то кос­тер нам был не нужен – солнце палило нещадно, а ва­рить мы ничего не собирались. У нас даже не было ни котелка, ни чайника. Просто с костром на берегу всег­да веселее.

Костя разлегся на горячем песке. Я бродил по бе­регу, раздумывая, как лучше встретиться с Олей.

Девушки подошли к нам сами. Они были в легких сарафанах, босые. С ними подошел красивый парень в брюках кремового цвета, в рубашке «апаш», и брат Галинки – мальчишка лет восьми.

Гриша Осокин сморщился. Девчонок он вообще не любил, а Галинку Прокопьеву просто ненавидел. С дав­них, еще детских лет он был убежден, что Галинка – зазнайка и выскочка. Щегольской чистенький вид пар­ня, спутника девушек, тоже был явно не по душе Грише.

– Давайте купаться, – сказала Оля.

– А вы плавать умеете? – насмешливо и сумрачно спросил Гриша.

– Наверно, не хуже тебя, – съязвила Галинка.

– Я и то умею, – крикнул Петька, Галинкин бра­тишка, и побежал к реке.

Вскоре все мы уже были в воде. Даже Илько, ко­торый не умел плавать, и тот, шумно отфыркиваясь и смеясь, барахтался на самом мелком месте. Только Бэба (так звали щеголеватого знакомого Галинки) все еще раздевался на берегу, бережно и подозрительно долго укладывал свои кремовые брюки и «апашку».

Оля смело, по-озорному вбежала в воду и так же смело бросилась головой вперед. Она сильно и резко плыла в сторону фарватера, и мы едва поспевали за ней. Я был восхищен ее смелостью и умением плавать.

Чем дальше мы плыли, тем холоднее становилась вода.

Когда, возвращаясь, мы подплывали к берегу, Иль­ко сидел у костра, а Бэба, едва замочив трусики, вы­ходил из воды.

– Поганый! Поганый! – кричал Петька, прыгая и злорадно беснуясь около Бэбы.

Тех, кто разделся для купания и не выкупался, не окунулся с головой в воду, соломбальские мальчишки презирают и называют «погаными».

– Замолчи ты! – прикрикнула на братишку Галин­ка, сама смущенная водобоязнью Бэбы.

– Конечно, поганый, – засмеялся Гриша, стараясь больше обидеть Галинку.

– Ладно, не обращайте внимания, – снисходи­тельно сказал Костя.

Хорошо после купанья лежать на горячем песке и любоваться сверкающей на солнце рекой.

– Как красиво! – сказала Оля. – Я никогда не была на юге, и меня почему-то совсем туда не тянет. Ни за что бы не променяла наш север на юг. Правда, у нас хорошо?

– Хорошо, – согласился я.

Вид, открывавшийся с острова на Северную Двину и на город, был в самом деле прекрасен. В знойном нежно-голубом небе застыли густопенистые кучевые облака. Узкая полоска противоположного берега ярко зеленела березовым бульваром. Город и его белые зда­ния издали казались игрушечными или нарисованными. Такими же игрушечными казались и стоящие у прича­лов пароходы и шхуны, маленькие, резко очерченные, неподвижные. И широко, спокойно лежала, словно жи­вая, играющая отблесками солнца, сказочно могучая река.

– Да, там очень красиво, в городе, – задумчиво сказала Галинка.

– Если там красиво, зачем же ты ехала сюда? – спросил Гриша Осокин. Словно какой-то бесенок ссоры сидел в этом мальчишке.

Галинка с ненавистью посмотрела на Гришу.

– Не ссорьтесь, – сказала Оля. – Пойдемте луч­ше за цветами.

Идти за цветами Гриша, Илько и Петька отказа­лись. Петька сказал, что он лучше еще раз выкупается, а цветы ему совсем не нужны. Гриша, видно, вполне разделял взгляды восьмилетнего Петьки.

Мы разбрелись по острову, перекликались, сходи­лись и вновь расходились. Все цветы, какие я насоби­рал, я отдал Оле. На берег я вернулся с малюсеньким пучком синих колокольчиков. У Кости было три сте­белька петушков. Зато Оля принесла огромный букет, и я заподозрил, что Костя тоже отдал свои цветы ей.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

В ОПАСНУЮ МИНУТУ

– Давайте купаться, – предложила Галинка. – А то ведь скоро и домой нужно ехать.