Начало кампании было лихим. В конце 1928 года в Москве был открыт первый вытрезвитель, где задержанные находились не более 24 часов. С рабочих, крестьян, служащих, инвалидов, кустарей и красноармейцев за обслуживание брали по два рубля, а с прочих граждан (нэпманов, творческих работников) — по пять. Медицинский персонал мог поставить доставленному в вытрезвитель один из четырех диагнозов: «Совершенно трезв. Легкое опьянение. Полное опьянение с возбуждением. Бесчувственное опьянение». При этом всерьез обсуждался вопрос, что делать с отобранными у пьяных спиртными напитками. Решение оказалось неожиданно гуманным: в марте 1932 года циркуляр Главного управления милиции при Совнаркоме РСФСР определил, что «указанные спиртные напитки подлежат возврату их владельцам по вытрезвлении».
В стране прошли сотни массовых противоалкогольных демонстраций. Совместно с Госиздатом общество организовало беспроигрышную книжную лотерею; тираж проходил под девизом «Книга вместо водки!». Активисты движения следили за соблюдением антиалкогольного законодательства, в чем им помогало принятое в апреле 1929 года постановление «О мерах борьбы с шинкарством». Они проводили рейды по борьбе с подпольными торговцами, организовывали антиалкогольные выставки в Москве (в Центральном парке культуры и отдыха, Третьяковской галерее) и других городах. Началось гонение на пивную эстраду — до полной победы: последним днем выступлений эстрадных артистов в пивных было назначено 15 марта, а для оркестрантов — 1 мая 1930 года.
Ячейки ОБСА на предприятиях выпускали листовки с фотографиями пьяниц и прогульщиков, карикатурами и соответствующим текстом; устраивали производственные суды, выставки бракованных изделий, выпускаемых пьяницами. Объявляли конкурсы на звание «непьющее предприятие», «непьющий цех» или «лучший трезвый рабочий». Самые сознательные граждане в первых советских общежитиях-коммунах заключали «соцдоговоры»: «Мы обязуемся соблюдать чистоту в бараке, не допускать шума во время отдыха, ликвидировать пьянку, изжить матерщину — вызываем на это рабочих всех остальных бараков» {54} .
Устраивались «антиалкогольные киноэкспедиции» и поездки на «антиалкогольных грузовиках» с яркими лозунгами и проведением импровизированных митингов. Появились и первые фильмы на эту тему: «Танька-трактирщица», «За ваше здоровье». О художественных достоинствах этой продукции можно судить по рекламе тех лет (о фильме «Косая линия»): «Рабочий Власов, поддаваясь плохому влиянию товарищей, начинает пьянствовать, плохо работает, проводит все свое свободное время в трактире "Утюг". Он спивается окончательно и его увольняют от службы. Жена Власова, в противовес мужу, принимает активное участие в общественной и клубной работе, организует жен рабочих на борьбу с трактиром, и при содействии клуба им удается трактир закрыть и организовать образцовую чайную. Плохо налаженная работа клуба оживается, и клубу удается втянуть в свои ряды даже бывших прогульщиков. Власов погибает, сорвавшись в пьяном виде с подъемного крана» {55} .
В учреждениях в ту пору можно было встретить чествование «годовщины трезвой жизни» сослуживцев или торжественные «похороны пьянства», совершенно в духе «похорон бюрократизма» из «Золотого теленка» Ильфа и Петрова. Несколько месяцев 1929 года держалась в московской «Рабочей газете» полоса «Я бросил пить! Кто следующий?» с публикацией имен объявившихся трезвенников. Там же 31 мая 1929 года появилось сообщение о том, как 200 рабочих — «потомственных пьяниц» отпраздновали в городе Орехове годовщину своей трезвой жизни.
Общество издавало научную и пропагандистскую литературу, плакаты, листовки. На страницах журнала «Трезвость и культура» (с 1930 года выходил под названием «Культура и быт») публиковались статьи о влиянии алкоголя на организм, статистические данные о потреблении спиртного, критические материалы о нарушениях антиалкогольного законодательства, отчеты о слетах и «бытовых конференциях» по борьбе с пьянством»; пропагандировался опыт организации трезвого досуга. Материал подавался броско, хотя и в строго классовом духе: «исторические корни» российского пьянства возводились к библейскому Ною, Христу и «первому русскому пьянице» князю Владимиру.
Ударная роль в движении за трезвый образ жизни отводилась комсомолу, VIII съезд которого призвал своих членов к борьбе «на баррикадах быта — против старья, плесени, предрассудков». Комсомольцы со свойственным эпохе и возрасту максимализмом включились в объявленный в 1928 году «Всесоюзный культпоход». Их начинание было поддержано высшим партийным руководством: сам Н. И. Бухарин — тогда еще член Политбюро ЦК ВКП(б) — дал московским комсомольцам письменное обязательство бросить курить {56} .
Комсомольские антиалкогольные группы и отряды проводили санитарные рейды, организовывавшие общественные суды и «живые газеты». В Ленинграде, Саратове, Днепропетровске, Твери, Пскове и других городах открывались «культурные чайные» и столовые, где дежурили молодые активисты ОБСА и можно было послушать радио или граммофон, сыграть в шахматы или посмотреть небольшую художественную выставку. Проводились агитсуды над злоупотреблявшими спиртным, практиковались систематические отчеты комсомольцев о своем поведении, устраивались «бытовые конференции пьющих девушек» и сатирические конкурсы на «лучшего» пьяницу и матерщинника {57} .
Работали «антиалкогольные семинарии», «собрания пьющей молодежи», где могли предложить для дискуссии такую тему: «Группа товарищей направляется на гулянку, причем эта гулянка предполагает быть "мокрой", т. е. на этой гулянке предполагается выпить изрядное количество бутылок вина, горькой, пива и т. д. Один из этой группы категорически отказывается пить, мотивируя свой отказ целым рядом аргументов, как то: "партия запрещает пить", "вино вредно отражается на организме", "водка ослабляет мозговую деятельность и волю" и т. д. За свои рассуждения такой товарищ окрещивается "мещанином", потому что он якобы нарушает волю коллектива, он отступает от "товарищеской солидарности", "держится изолированно", и проч. Спрашивается, действительно ли этот товарищ заслуживает названия "мещанина", нарушает ли он волю коллектива?»
«Красная, веселая, торжественная свадьба должна убить старую: пьяную, суеверную и унизительную для женщины», — утверждали сценарии проведения безалкогольных бракосочетаний. После церемонии в загсе с пением «Интернационала» рекомендовалось потчевать гостей пирогами «всухую» и — от греха подальше — сокращать поздравления-«величания» молодых и родственников, поскольку «обилие величаний ведет за собой сугубое выпивание» {58} .
В школах появились группы «юных врагов водки», выводивших однокашников под лозунгом «Папа, не пей водки!» к воротам предприятий в дни получки родителей. В промышленном Сталинграде в таких шествиях участвовало до 12 тысяч пионеров. В 1930 году школьники Бауманского района Москвы стали заключать с отцами договоры об их полном отказе от выпивки {59} .
В шумной «трезвенной» кампании было много поверхностного и показного. Административное введение «двухнедельников» и месячников трезвости, внезапные «налеты» дружин ОБСА на торговавшие спиртным «точки» и их принудительное закрытие, а также такие формы деятельности, как призывы к девушкам не целовать пьющих парней, — все это, естественно, заканчивалось провалом. Примитивная и грубая агитация (в числе приверженцев старого быта обличали не только русских царей, но и Пушкина с Лермонтовым), участие «трезвенников» в печально известных антипасхальных и прочих антирелигиозных мероприятиях не добавляли им авторитета и поощряли самое примитивное восприятие культуры прошлого.