Как и в наше время, у детей были игрушки — простые, которые сохранились в обиходе на протяжении столетий до наступления эры механических и электронных игрушек: тряпичные или деревянные куклы, деревянные лошадки, волчки, мячи или, вернее говоря, «тряпичные или кожаные шары, набитые шерстью или конским волосом». [30]И детские сны конечно же были населены магами и чародеями, оборотнями и сказочными животными из бесконечно многообразного бестиария, образы которого возникают в первой песне «Божественной комедии»: «проворная и вьющаяся рысь, вся в ярких пятнах пестрого узора», «лев с подъятой гривой», волчица, «чье худое тело, / Казалось, все алчбы в себе несет…» (Ад, I, 49–50).

«Брак не был событием исключительно личным, семейным, частным, он являлся фактом социальным, поскольку семья составляла ячейку общества, и религиозным, поскольку Церковь, вопреки ширившейся практике отказов от супружества и разводов, не переставала признавать и защищать святость и нерасторжимость брака». [31]Из этих общих предпосылок, действительных для всего средневекового Запада, проистекают особенности брака во Флоренции.

Прежде всего следует разграничивать правовые нормы и реальные факты, а также различия между социальными группами. Так, по каноническому праву, свободное волеизъявление и взаимное согласие супругов являются необходимым условием для заключения брака, тогда как по ломбардскому праву «брак есть акт, в совершении которого женщина не принимает участия, ни фактически, ни юридически». [32]Именно поэтому (хотя в большинстве случаев браки были желанными и готовились обеими семьями заблаговременно) не было недостатка в парнях и девушках как из бюргеров, так и из народа, фактически вступавших в брачные отношения без согласия родителей. Таких ситуаций немало в «Декамероне» Боккаччо, в частности, в знаменитой новелле о соловье, где юная Катерина захвачена врасплох, держа в левой руке «соловья» своего возлюбленного; добрый отец, заставший ее в таком положении, соглашается на брак (Декамерон, V, 4). В «Декамероне» же рассказана история о женихе, надевающем кольцо на палец своей избранницы и тем самым делающем ее своей женой без каких-либо формальных церемоний (там же, II, 3). Церковь узаконивала эти свободные союзы.

Тем не менее юридически и фактически требовалось, чтобы браки заключались с соблюдением освященных обычаем правил. Самым поразительным и шокирующим является юный возраст невесты. «В брак вступают в колыбели», — сокрушался Франко Саккетти, что, к счастью, было лишь изящным преувеличением. Но можно было встретить невест восьми, а женихов двенадцати лет. Именно в этом возрасте был Данте Алигьери, когда семьи договорились о его женитьбе на Джемме Донати. Стоит ли удивляться, что наш поэт никак не проявил своей любви к жене — ни разу не упомянул ее в произведениях, где говорил о возлюбленных. В конце концов был установлен законный возраст для вступления женщин в брак — двенадцать лет. В данном случае речь идет о фактическом браке, о его, как говорили, «плотском совершении», а не просто о помолвке, которая нередко устраивалась семьями сразу после рождения детей. Идеальный возраст для новобрачной — четырнадцать лет. Девушка, которая к этому времени не выходила замуж, считалась старой девой. Для мужчин нижний предел брачного возраста установлен в восемнадцать лет, верхней границы не существует, так что можно было увидеть «старикашек», женящихся на совсем молоденьких девушках.

Другое общепринятое правило — использование услуг профессиональных сватов и свах. Посредники были двух видов. Одни, sensale(заметим попутно, что это слово в наши дни употребляется в значении «маклер»), брали на себя труд по установлению контактов между семьями, не вмешиваясь в дальнейший ход переговоров. Эстафету подхватывал другой посредник, mezzano(в наши дни это слово приобрело уничижительное, вульгарное значение — «сводня»), который организовывал переговоры двух семей. Эти переговоры затягивались подчас надолго: на кону стояли важные интересы. Например, совершению в 1312 году помолвки юного Адимари с юной Перуцци предшествовали шесть лет трудных согласований, так что пришлось вмешаться самому епископу Фьезольскому. Разумеется, здесь мы имеем дело с исключительным случаем, основанном на финансовых соображениях договаривающихся сторон. Но даже в самых простых ситуациях споры затягиваются, когда доходят до сути проблемы — приданого, без которого не может состояться брак ни в среде аристократии, ни в среде пополанства, крупного, среднего или мелкого. Достигнутое соглашение сразу же официально фиксируют в брачном договоре, который нотариально удостоверяется в присутствии многочисленных свидетелей, зачастую публично, на паперти церкви или на площади перед дворцом одного из двух семейств (как правило, жениха), а иногда и перед Дворцом приоров. Именно в ходе этой церемонии, sposalizio(позднее это слово приобрело значение «брачная церемония») или mogliazzo(слово вышло из употребления), жених и невеста торжественно обмениваются кольцами; до этого момента они почти не знали друг друга, а подчас никогда не встречались (правда, такое случалось редко и быстро вышло из обычая). В богатых семьях жених дает два кольца — одно золотое, другое серебряное. Отцы двух семейств скрепляют торжественный договор рукопожатием ( impalmare, поэтому выражение impalmare una figliaили una donnaозначает «выдать замуж»). Считается, что после этой церемонии жених и невеста ( sposi, слово позднее приобрело значение «супруги», но первоначально применялось к обручившимся) окончательно связаны друг с другом брачными узами. Горе тому, кто захотел бы расторгнуть обручение. Печальный опыт был у юного Буондельмонте. Он обещал жениться на одной из дочерей Амидеи, но потом обручился с девушкой из семейства Донати. Амидеи решили кровью смыть нанесенное им оскорбление. Они отомстили жестоко. В день свадьбы с юной Донати на Буондельмонте напали у входа на Старый мост, он был убит у ног статуи древнего бога Марса. Именно это печальное происшествие, случившееся на Пасху 1215 года, флорентийские хронисты считают началом гражданской войны, терзавшей Флоренцию на протяжении нескольких поколений. [33]Данте, спустя столетие вспоминая об этом происшествии, без обиняков скажет, что ради спокойствия Флоренции было бы лучше, если бы юный Буондельмонте утонул в Эме в тот самый день, когда он впервые ехал во Флоренцию из своего замка (Рай, XVI, 140–147).

Собственно брачная церемония ( sposalizio), как правило, происходила вскоре после обручения, в среднем от двух до двенадцати дней. Однако этот интервал мог растягиваться на годы, если жених и невеста были слишком молоды. В этот период жениху разрешались деликатные ухаживания за невестой в ее доме под неусыпным присмотром женщин из семьи его будущих родственников. Тем временем улаживались все формальности. Официально, в нотариальном порядке фиксировался размер приданого, которое, хотя и было ограничено законом, могло достигать целого состояния. Данте возмущался этой практикой, вспоминая о добрых старых временах своего прапрадеда Каччагвиды, когда во Флоренции:

(Рай, XV, 103–105)

Как бы то ни было, забота о приданом важна для любой семьи. Нет приданого, нет и свадьбы. Выдать замуж несколько дочерей (случай вполне типичный) — какое финансовое кровопускание! Вот почему правители — их мудрость является не чем иным, как выражением их интересов, — пытаются обуздать это сумасшествие, происходящее вокруг приданого. Но тщетно — слишком сильно страстное желание блеснуть перед другими. Жених, со своей стороны, следуя старинному германскому обычаю, наутро после первой брачной ночи подносит супруге «утренний дар» ( Morgengabe), соответствующий размеру ее приданого и в каком-то смысле уравновешивающий его.