— Может, твоя подружка вовсе и не хочет, чтобы ее спасали! — предположил сегодня утром Билл. — Может, она и так сейчас счастлива! Люди цепляются за большие деньги.

— Я же не цеплялась! — резко парировала тогда Аликс, но теперь ей пришло в голову, что он, возможно, прав.

На лужайке перед виллой кипела бурная деятельность: целая армия садовников занималась пересаживанием сотен розовых кустов, располагая их в каком-то загадочном узоре. Очень озабоченные. Словно садовники из «Алисы в Стране Чудес», которые перекрашивали белые розы в красный цвет, чтобы угодить Червонной Даме, а та вопила: «Отрубите им головы!»

Сплошная фальшь… Притворство. Дом, сад, работа… Не Алиса, а Аликс в Стране Чудес. Каламбур вызвал у нее улыбку. Только не было поблизости кроличьей норы, через которую она могла бы скользнуть внутрь, потому что охранник уже просунул в окно машины свой массивный подбородок.

— Прошу прощения, мэм. Никакой миссис Кернс в нашем гостевом списке нет, а я не уполномочен впускать на территорию неизвестных личностей.

— Но я ее школьная… — начала было Аликс, но тут же оборвала себя, решив, что дело безнадежное: — Ну и черт с тобой, парень!

— Вот дерьмо! — жаловалась она Биллу за обедом в тот же день. — Все, кто хоть что-нибудь из себя представляет, приглашены на этот чертов бал. Кроме нас! Общественные деятели, рок-звезды, разные знаменитости, рекламщики… буквально все, от Короля Дона до гуся Дональда…

— Утенка Дональда Дака, — машинально поправил ее Билл. Сидя за обеденным столом, он с успехом совмещал два дела: с аппетитом поглощал баранью отбивную и набрасывал в желтом блокноте черновик предстоящего выступления.

— Ну да, и он тоже, — согласилась Аликс. — Зато не приглашены, к сожалению, привлекательный и блестящий кандидат в сенаторы, досточтимый Уильям Ф. Кернс с супругой.

— И прекрасно… — пробормотал Билл, царапая что-то в блокноте. — Потому что даже если бы мы и получили приглашение, я бы не смог его принять: для меня было бы политическим самоубийством преломить хлеб с Дюменами. Все равно что придти в гости к Гитлеру и полюбоваться на его коллекцию абажуров из человеческой кожи.

— Ты всерьез так думаешь, Билл?

— Всерьез, Аликс! Они тираны и убийцы.

— Он — да, она — нет, — возразила Аликс. — А вообще этот вопрос и обсуждать-то незачем, потому что мне все равно нечего надеть. А что если нам поехать с детьми на Сити-Айленд и покататься на яхте?

— Конечно! Замечательно. — Он грыз кончик карандаша. — Если я смогу выбраться… В шесть мне надо быть на Уайт-Плейнс — кое-какие вопросы с предвыборным фондом. Слушай, какая фраза лучше звучит: «Политическая платформа, которая по душе только грабителю» или «Патент на воровство»?

— Последняя, — ответила она и до конца ужина больше не произнесла ни слова.

Она уже предчувствовала: наступит субботний вечер, и Билл отправится по своим делам, а она останется дома бить баклуши. Как бы то ни было глупо, но ей очень хотелось поехать на бал к Дюменам — хотя бы для того, чтобы посмотреть на Ким в столь экзотическом окружении.

Особенно учитывая тот факт, что все, кто хоть что-нибудь представляет из себя, приглашены туда.

В тюрьме

Билл ушел из дома еще до рассвета, разбудив в процессе сборов и Аликс. Она уже не могла припомнить, когда они вместе завтракали! А сегодня к тому же было воскресенье.

Из-под полуприкрытых ресниц она наблюдала, как он сверяется с планом своих передвижений на день, потом роется в туалетном столике в поисках подобающего головного убора. Что это будет сегодня: ермолка, берет, профессорская шапочка с квадратным верхом, цилиндр, феска? Какой теме будет посвящена его речь — международным отношениям, расовым проблемам, беспорядкам в школах, уличным преступлениям? Для каждой аудитории он выбирал специальный предмет для обсуждения, соответствующий ее интересам.

Билл отвел на то, чтобы получить место на Капитолийском холме, один год. Времени, как и на все в политике, было в обрез, но он не хотел ущемлять чьи-либо интересы и отказываться от уже взятых обязательств. Поэтому Аликс, одобряя твердость его характера, все же негодовала по поводу того, что он больше времени проводит с организатором его избирательной кампании, Гарри Мак-Аффи, чем со своей семьей.

Периодически Билл начинал ворчать на предвыборную круговерть, из-за которой ему приходилось то фотографироваться с хот-догом в руке на бейсбольном матче, то разносить в пух и прах своих оппонентов на публичных выступлениях. Правда, он стремился свести к минимуму унижения, неизбежные на пути выполнения избранной им миссии.

— Беседуя с избирателями, — мрачно шутил он, — я по крайней мере стою на двух ногах, а когда пытаюсь наскрести денег на проведение кампании — становлюсь на четвереньки.

Деньги, деньги, деньги… Аликс вздохнула. Вот к чему все свелось: к погоне за новыми баксами, чтобы оплатить рекламу, почтовые расходы, телевизионные выступления, поддержание нужных связей…

В эти дни Билл затрачивал столько же времени на изыскивание финансовых средств, сколько и на непосредственное общение с избирателями, что было печально. Впрочем, он знал правила игры, ввязываясь в нее… Он был уже большой мальчик, и выбор оставался за ним. Хотя именно то его качество, которое так нравилось Аликс, когда они оба занимались только юридической практикой, — упорство в доведении всех дел до конца, — теперь начинало представлять угрозу их личным отношениям.

Не то чтобы Аликс не верила, что из Билла получится великолепный сенатор… Она отдала бы ему свой голос, даже если бы он не был ее мужем; ей нравилось сознавать, что она помогала ему выработать политическую платформу, принимала горячее участие в обсуждении всех его проблем. Но будь она проклята, если пойдет по проторенной дорожке жен политических деятелей! Она наотрез отказывалась: а) ходить на светские чаепития; б) целоваться с детьми (за исключением собственных, разумеется) и в) сидеть рядом с ним во время его публичных выступлений в белых перчатках и с приклеенной улыбкой. Нэнси Рейган она подражать не собиралась.

— Ты совсем не помогаешь Биллу! — упрекал ее Гарри Мак-Аффи. — Как будто и не хочешь, чтобы его кандидатура была выставлена на голосование.

Может, она и вправду не хотела… Ведь если он станет кандидатом, то существует вероятность того, что победит и на выборах, а это еще хуже. Потому что тогда Билл будет жить в Вашингтоне, а она — в Нью-Йорке, а что хорошего в такой семейной жизни? День здесь, несколько часов — там; встречи урывками, в ущерб карьерам обоих…

Она могла бы переехать вместе с ним, разумеется, — жены всегда отправлялись вслед за мужьями, и никогда — наоборот. Она могла взять детей, оставить свою практику, обосноваться в Вашингтоне и начать новую жизнь… Только это была бы не ее жизнь, а жизнь Билла.

Так же, как в это утро, она могла бы отправиться с ним по всем пунктам, обозначенным ходом кампании. Целовать детей. Улыбаться всем подряд. И искусно отступать в тень.

Другие женщины повсюду следовали за мужьями, бросив свою работу ради их более важной (что не подлежало сомнению) карьеры. Но Аликс была не такой, как другие женщины.

Не то чтобы она не была способна на самопожертвование… Разве она не отказалась от состояния ради Сэма Мэттьюза? Но Сэм любил ее — по крайней мере, в то время она в это верила, — а Билл? Она чувствовала, что он женился на ней по самым прозаическим мотивам: потому, что она была умна, самостоятельна. Потому, что пришло время обзавестись семьей. И хоть и неприятно это подозревать, но, если учесть его далеко идущие планы, он, видимо, не сбрасывал со счетов перспективу рано или поздно запустить руку в брайденовские миллионы…

Мысли об этом глубоко засели в мозгу Аликс; из-за них она и не могла всерьез воспринимать идею о том, чтобы бросить свою работу или изменить образ жизни в угоду амбициям мужа. Почему она должна это делать? И что она получит взамен?