Ротный швырнул недокуренную папиросу на землю.

— Гоните всех с окрестных домов сюда!

Хоть и видели, что капитан малость не в себе, но возразить никто не осмелился, пошли по домам. Вова стукнул в первую попавшуюся дверь прикладом ППШ.

— Эй, выходи, кто есть.

Тишина. Пришлось еще пару раз грохнуть по двери, прежде, чем лязгнул запор. В темной щели появилось бледное лицо пожилого местного дядьки.

— Що ви хочете?

— Выходите на площадь.

— Всим выходить?

— Всем, всем. Много вопросов задаешь.

— З речами?

— С какими еще речами? — обозлился Вова. — А ну пошел, любознательный!

Лопухов за шиворот выдернул львовянина из-за двери и пинком придал ему ускорение в нужном направлении. После рассказа Кальмана, церемонится с этой публикой он не собирался. Приоткрыв дверь грозно гаркнул в проем.

— Быстро на выход!

И тут же треснул прикладом по следующей двери.

Через четверть часа водители собрали на площади человек семьдесят. Не всех, конечно, выгнали, большинство попрятались. Обошлось без стрельбы. Все понимали, что отношение к новой старой власти за годы оккупации не улучшилось, но открытого неповиновения никто не выказал, боялись. Стояли, не поднимая глаз, косились на шоферские автоматы и карабины. Кальман взобрался на подножку «студебеккера».

— Что, сволочи, вспомнили меня?! Вспомнили, как детишкам воды не давали?! Конец вам, говорили?! А я вернулся! Красная армия вернулась, ничего вам, сволочам, не простим!

Рваная, эмоциональная речь капитана на собравшихся впечатления не произвела. Выслушали и разбрелись обратно по домам, когда разрешили. Зря ротный глотку драл, но его можно понять.

Вскоре отношение местного населения к Красной армии проявилось во всей красе. С воинскими частями они не связывались, но транспортные колонны обстреливали часто, а одиночные машины, бывало, пропадали со всеми концами, так и не находили. Передвижение поодиночке запретили, только колоннами, в кабины к водителям посадили автоматчиков из мотострелкового батальона. Они же выполняли обязанности грузчиков. Лопухову достался худенький парнишка из последнего пополнения.

— Как зовут?

— Вова. Владимир, то есть.

— Тезка, значит.

Глянул Вова в глаза своего тезки и достал из своей заначки банку американских консервированных сосисок.

— На, трескай.

Пока тезка пальцами таскал розовые сосиски из банки, Лопухов провел короткий инструктаж.

— Не вздумай чего-нибудь со склада или из машины спереть. На это начальник продовольственной службы есть, пусть он и ворует, должность у него такая. Понял?

— Не «угу», а так точно.

Пацан торопливо проглотил содержимое набитого рта и только тогда ответил.

— Так точно, товарищ гвардии ефрейтор!

Таким образом Вову никто еще не титуловал со дня объявления приказа. Вова попробовал на вкус, «гвардии ефрейтор Лопухов». Не, не звучит. Ни звание, ни фамилия, уж лучше оставаться «Санычем», как и все. Решив проблему, Вова продолжил инструктаж.

— На ходу не спи, следи за правой обочиной. Как начнется, прыгай и сразу ищи укрытие. Дальше по обстановке.

— А что начнется? — осторожно поинтересовался тезка.

— Когда начнется — поймешь, — туманно пообещал Вова.

Между тем, бригада практически без передышки двинулась дальше. Несколько дней им везло, обходилось без происшествий, а потом к Вове подошел Кальман.

— Саныч, нужно во Львове, на вокзале, капитана одного забрать. Он из отпуска возвращается, очень просил встретить. Сам понимаешь, по иному ему бригаду догнать трудно будет, а он стоящий офицер, уважаемый.

— А чего это он в отпуск укатил в разгар наступления?

— Ты, Саныч, мужик, вроде, соображающий, а дурак. По какой причине у нас сейчас в отпуск ездят?

— По ранению, — догадался Вова.

— Вот именно. Держи путевку, завтра к полудню нужно быть на вокзале. Успеешь?

— С запасом.

— Смотри, поедешь один. Попутчиков не брать, вне стационарных постов не останавливаться, даже если будут тормозить. Про бандеровцев поминать не буду.

— И не надо. Не волнуйся, Аркадий Львович, все сделаем в лучшем виде.

Выехал Вова затемно, доехал без проишествий. Мест для парковки у вокзала было сколько угодно. Помня о предупреждении ротного, Вова поставил «шевроле» подальше от шныряющих по площади горожан. Хотя патрули у вокзала постоянно отирались, но береженного и бог бережет, автомат он положил на колени и, время от времени, поглядывал в зеркала, хотя, что там творится за задним бортом все равно не видно. Время шло, а капитана все не было. Вова начал рассматривать местные архитектурные достопримечательности. Красивый во Львове вокзал, центральная часть чем-то православный храм напоминает, а все вместе — дворец.

— Ваши документы!

Патруль подкрался незаметно. Вова протянул красноармейскую книжку и путевой лист. Старший лейтенант с красной повязкой еще несколько минут пытал Лопухова каверзными вопросами, контрразведчика из себя строил, но, в конце концов, вернул документы и отвалил не солоно хлебавши вместе со своими мордатыми комендачами. После них подошел капитан. Мундир парадный без портупеи, погоны золотые, награды на груди в два ряда. На его фоне замусоленная Вовина гимнастерка с единственной медалью выглядела совсем непрезентабельно.

— Из хозяйства Кальмана? — поинтересовался капитан.

— Так точно.

Капитан закинул вещмешок и сам полез в кабину, даже не спросив хозяина, Вове это не понравилось, ну да детей с этим капитаном не крестить, но от мелкой мести он не удержался.

— А на удостоверение вашей личности можно взглянуть?

— Ну, взгляни.

Капитан сунул удостоверение Вове в нос, фамилия совпала. Переложив автомат с колен, он потянулся к зажиганию. Капитан кивнул на ППШ.

— Боишься?

— Опасаюсь.

Похоже, его тут принимают за тыловую крысу, каковой он сам считал комендачей. Вообще-то, в танковой бригаде к водителям отношение было вполне дружелюбное, как со стороны танкистов, так и мотострелков. Все понимали, что горючее и боеприпасы кому-то возить тоже надо, без них много не навоюешь. Те же ремонтники, которые в бой отродясь не ходили, считались в доску своими, боевыми ребятами. И потери в автороте тоже были, пусть и с пехотой несравнимые, а тут… Интересно, каков сам-то гусь? Хотя, такой иконостас так просто не навешивают.

Фыркнув мотором, «шеви» будто передалось настроение хозяина, машина не спеша покатила по покрытым тряской брусчаткой Львовским улицам. Благо машин и повозок на проезжей части немного, до пробок этим улицам еще далеко.

— Останови!

Какого хрена, встрепенулся Вова? Пивную увидел капитан. Быстро, однако, они тут мирную жизнь наладили. Только бои отгремели, а они уже свой гешефт наладили. Сидят, пьют, как будто и войны никакой вокруг нет и бандеровцы по округе не шастают. При панах пили, при немцах, и при наших тоже будут, ничем гадов не прошибешь. Остановке Вова воспротивился.

— Нельзя останавливаться, товарищ капитан, нас об этом специально предупреждали.

— Сдрейфил? Останови, я приказываю!

Пивка захотел, козел. Пискнув тормозами, грузовик замер, водитель и пассажир клюнули носами. Капитан не спеша вылез из кабины, одернул свой щегольской мундир. Перед кем покрасоваться захотел? Барышень поблизости не наблюдается, а мужикам местным твои золотые погоны поперек горла встали. Вова огляделся, опасности не видно. Вряд ли рискнут бандеровцы напасть белым днем, почти в центре города… Но все равно чувствовал себя Вова неуютно. Покосился на ППШ, но оставил его на месте, а то опять капитан прикалываться будет. На всякий случай, выжал сцепление и врубил первую, тронуться можно будет сразу.

— Сиди не смикався, руки тримай на керми.

Вова медленно повернул голову, рядом с кабиной стояли двое. В обычной городской одежде, но у старшего под пиджаком расшитая украинская рубаха. Младший держал в руке парабеллум, как раз напротив Вовиного бока. У старшего блеснуло что-то острое. Автомат доставать долго, что же делать-то? Бросить сцепление? Нет, «шевроле» не «мерин», успеет пальнуть.