Сестра отвечала, что это были всего лишь детские игры, что бестактно напоминать о таких вещах, особенно потому, что она сохранила девственность и потому что «это» ее уже давно не интересует.

Я сказал, что знаю, что «это» ее не интересует, ей достаточно того, что она гладит своих заказчиц по бедрам и по груди, я наблюдал за ней во время примерок, я видел, с каким удовольствием она трогала своих заказчиц, молодых и красивых, она сама никогда не была молодой и красивой, она всегда была мелкой развратницей.

Я сказал ей, что из-за ее уродства и из-за ее притворного пуританства ею не смог заинтересоваться ни один, даже самый невзрачный мужчина. Тогда она обратилась к своим заказчицам и под тем предлогом, что она их обмеривает или разглаживает ткань, она щупает этих молодых и красивых женщин, которые шьют у нее платья.

Моя сестра сказала:

— Ты перешел все границы, Виктор, довольно!

Она схватила бутылку, мою бутылку водки, она разбила ее о пишущую машинку, водка растеклась по письменному столу. Сестра, держа разбитую бутылку за горлышко, шла на меня.

Я встал, зажал ее руку, вывернул запястье, она выпустила бутылку. Мы упали на кровать, я лег на нее, мои ладони обхватили ее тощую шею, и, когда она перестала дергаться, я кончил.

Назавтра Лукас возвращает рукопись Виктора Петеру.

Через несколько месяцев Петер снова отправляется в свой родной город, чтобы выступить на суде. Он отсутствует несколько недель. Вернувшись, он заходит в библиотеку, гладит Матиаса по голове и говорит Лукасу:

— Зайди ко мне сегодня вечером.

Лукас говорит:

— Видимо, все очень серьезно, Петер?

Петер качает головой:

— Не задавайте мне сейчас вопросов. Поговорим позже.

Когда Петер уходит, мальчик поворачивается к Лукасу:

— С Петером случилось несчастье?

— Нет, не с Петером, но, кажется, с одним из его друзей.

Мальчик говорит:

— Это то же самое, а может быть, даже хуже.

Лукас прижимает Матиаса к себе:

— Ты прав. Иногда это хуже.

Придя к Петеру, Лукас спрашивает:

— Ну что?

Петер залпом выпивает рюмку водки, которую он только что себе налил:

— Что? Приговорили к смерти. Вчера приговор приведен в исполнение, через повешение. Пейте!

— Вы пьяны, Петер!

Петер поднимает бутылку, смотрит, сколько осталось, ухмыляется:

— Да, я уже выпил половину бутылки. Иду по следам Виктора.

Лукас встает:

— Я вернусь в другой день. Ни к чему говорить, когда вы в таком состоянии.

Петер говорит:

— Напротив. Я могу говорить о Викторе только в таком состоянии. Садитесь. Вот, держите, это принадлежит вам. Это вам послал Виктор.

Он пододвигает к Лукасу полотняный мешочек.

Лукас спрашивает:

— Что это?

— Золотые монеты и драгоценности. И еще деньги. Виктор не успел их потратить. Он сказал: «Верните все это Лукасу. Он слишком дорого заплатил за дом и книжный магазин. А вам, Петер, я завещаю мой дом, дом моей сестры и наших родителей. У нас нет наследника, ни у меня, ни у сестры нет наследника. Продайте этот дом, он проклят, с самого нашего детства над ним тяготело проклятье. Продайте его и возвращайтесь в маленький далекий городок, идеальное место, которое я никогда не должен был покидать».

Помолчав, Лукас говорит:

— Вы предполагали, что приговор Виктору будет менее суровым. Вы даже надеялись, что он избежит тюрьмы и сможет закончить свои дни в психлечебнице.

— Я просто ошибся. Я не мог предположить, что психиатры признают Виктора вменяемым, что Виктор поведет себя на суде как сумасшедший. Он не выразил ни малейшего угрызения совести, ни малейшего сожаления, никакого раскаяния. Он все время повторял: «Мне надо было это сделать, надо было ее убить, это была единственная возможность написать книгу». Присяжные сочли, что нет такого права убивать человека только потому, что он мешает вам написать книгу. Они заявили, что так слишком просто: выпить несколько рюмок, убить почтенного человека и выйти сухим из воды. Они пришли к заключению, что Виктор — эгоист и извращенец, что он опасен для общества. Кроме меня, все свидетели дали показания против него, в пользу сестры, которая вела почтенную, образцовую жизнь — ее все ценили, особенно заказчицы.

Лукас спрашивает:

— Вы смогли увидеть его вне зала суда?

— После вынесения приговора — да. Я смог войти к нему в камеру и пробыть с ним так долго, как хотел. Я был с ним до последнего дня.

— Он боялся?

— Боялся? Думаю, что это слово не подходит. Вначале он не верил, не мог поверить. Не знаю, на что он надеялся — на помилование, на чудо? В тот день, когда он составил и подписал завещание, наверняка у него не оставалось иллюзий. В последний вечер он сказал мне: «Я знаю, что умру, Петер, но я не понимаю. Вместо одного трупа, трупа моей сестры, будет второй, мой труп. Но кому нужен второй труп? Богу наверняка не нужен. Зачем ему наши тела? Обществу? Оно получило бы книгу или несколько книг, если бы оставило мне жизнь, вместо того чтобы получить лишний труп, который никому не принесет пользу».

Лукас спрашивает:

— Вы присутствовали при казни?

— Нет. Он просил меня об этом, но я отказался. Вы считаете, я трус, да?

— Вы поступаете так не в первый раз. Но я вас понимаю.

— Вы бы сами смогли при этом присутствовать?

— Если бы он меня попросил, то да, я бы это сделал.

7

Книжный магазин превращен в читальню. Несколько детей уже приходят сюда регулярно читать или рисовать, другие заходят случайно, замерзнув на улице или устав долго играть на снегу. Эти остаются минут на десять, пока не согреются, перелистывая книжки с картинками. А некоторые смотрят в витрину магазина и убегают, как только Лукас выходит на улицу, чтобы пригласить их войти.

Время от времени Матиас спускается из дома, устраивается рядом с Лукасом с книгой, через час-другой снова идет наверх и возвращается к закрытию. Он не общается с другими детьми. Когда все уходят, Матиас расставляет книги по местам, опорожняет мусорную корзину, ставит стулья на столы и протирает тряпкой грязный пол. Еще он считает:

— Они опять украли у нас семь цветных карандашей, три книги и перепортили десятки листов бумаги.

Лукас говорит:

— Ничего, Матиас. Если бы они попросили, я бы им все это подарил. Они стесняются, им кажется, взять тайком это не страшно.

Однажды в конце дня, когда все тихо читают, Матиас подталкивает к Лукасу листок бумаги. Там написано: «Посмотри на эту женщину!» У витрины в темноте улицы виден женский силуэт. Тень без лица смотрит на освещенный зал книжного магазина. Лукас встает, и тень исчезает.

Матиас шепотом говорит.

— Она повсюду следует за мной. На переменах она смотрит на меня из-за забора школьного двора. Она идет за мной по дороге домой.

Лукас спрашивает:

— Она с тобой говорит?

— Нет. Один раз, несколько дней назад, она протянула мне яблоко, но я не взял. В другой раз, когда четверо парней повалили меня на снег и хотели раздеть, она отругала их и надавала пощечин. Я убежал.

— Значит, она не злая, она пришла тебе на помощь.

— Да, но почему? У нее нет никаких причин меня защищать. И зачем она за мной ходит? Зачем смотрит? Я боюсь ее взгляда. Я боюсь ее глаз.

Лукас говорит:

— Не обращай на это внимания, Матиас. Многие женщины потеряли детей во время войны. Они не могут их забыть. Тогда они привязываются к другому ребенку, который напоминает им того, кого они потеряли.

Матиас усмехается:

— Меня бы очень удивило, если б я напомнил кому-нибудь его ребенка.

Вечером Лукас звонит в дверь тети Ясмины. Она открывает окно:

— Что вам нужно?

— Поговорить с вами.

— У меня нет времени. Мне пора на работу.

— Я вас подожду.

Когда она выходит из дома, Лукас говорит: