Итак, Степанов завладел столицей России и провел полную реорганизацию всей своей структуры. Война закончена — да здравствует война! Москва выплеснула из себя свои грозные воинские части, и началось покорение области. Переговорами диктатор себя не утруждал, а шел по пути достижения скорейшего положительно результата, не взирая ни на что. На захват и покорение всех анклавов Московской области у него ушло несколько лет. Необходимо было переварить, то, что было захвачено, снова произвести ревизию промышленности, окончательно подмять под себя некогда вольные анклавы и восстановить то, что возможно. На подчиненные Степанову территории пришел мир и покой, как говорится: «тишь, гладь, да божья благодать».

Начался процесс восстановления государства Российского, именно так считал диктатор, а значит, и весь подчиненный ему народ, которого даже после чумы и всей той крови, что пролилась в войнах и смутах минувших лет, уцелело не меньше полумиллиона душ. Шли годы, народилось новое поколение людей, получилось восстановить многое из того, что осталось после катаклизма, авторитет диктатора рос, армия крепла, а народ стремительно увеличивался в числе. Конечно, проблем хватало, но они решались, и не бросались на самотек.

Одна из основных трудностей в деле восстановление промышленного потенциала, нехватка ресурсов, ведь в столице и Московской области множество предприятий, да вот только работали они, в большинстве своем, за счет привозного сырья. Пришлось искать замену очень многому. Как пример, та же самая нефть. Ее нет, но имеется возможность получить синтетический заменитель из древесных опилок, угля, газа и сланцев, а помимо этого наладить производство этанола, метанола, диметилового эфира и бутилового спирта. Процессы затратные, но на самые важные нужды топлива вполне хватало, а где его не было, обходились силой пара, электричеством, лошадьми и мускулами человека.

Так было в каждом конкретном случае. Есть проблема, но имеются научные разработки и технические решения Золотого Века. Диктатор говорит — надо, помощники берут на себя ответственность за какое-то важное направление, напрягаются сами, напрягают людей и проблема решается. Ясно, что не все и всегда было гладко, и не все шло именно так, как бы этого хотелось местной власти, но, в общем, и целом, Московский диктат, ставший Всероссийским, выжил и крепко встал на ноги.

Степанов готовился к дальнейшей экспансии за пределы области, но с востока началась миграция дикарей, которых я знал под прозвищем «беспределы», и которых в Москве назвали «зверьки». К нам, на Кубань, они пришли десять лет назад, в 2055-м году, но за пару лет нашим войскам удалось их остановить, разгромить и отогнать от границ Конфедерации. Это время я помню очень хорошо, все же первая моя военная кампания в составе гвардейского спецназа.

Здесь же все было гораздо сложней. Неоварваров идущих на Москву было, как минимум в десять раз больше, чем их двигалось на нас. Дикари шли сразу по нескольким направлениям, армия Степанова смогла их сдержать, но уничтожить и разгромить орды превратившихся в животных людей у нее не получилось. Слишком много лесов вокруг и очень уж большую территорию армейцам приходилось оборонять.

С того момента как произошла первая битва между дикарями и москвичами, минуло почти двенадцать лет. Обходя Московскую область с юга, «зверьки» почти окружили владения Всероссийского диктата, и взяли их в полукольцо, которое постоянно сжималось. Про расширение территорий и про экспансию Степанову пришлось забыть. Единственный свободный путь, которым можно было выбраться из его земель это Волга, и все что за прошедшее десятилетие у него получилось, помимо удержания «зверьков» по границам, это присоединить к своему государству несколько поселений вокруг Рыбинского водохранилища, Череповец, Тихвин, Волхов, а совсем недавно, территорию СРР. Эти владения мало, что ему давали, не было надежной транспортной магистрали, но и убыточными не считались, поскольку посылали в Москву небольшие партии особо ценных ресурсов и людей для ведения боевых действий против дикарей. Такие вот невеселые для местных властей дела и не самые радужные перспективы на будущее.

Мой собеседник капитан Рудь отсутствовал уже минут тридцать. Странно. Захотелось закурить, но снова появился Лихой, который в несколько длинных прыжков перескочил площадку перед палаткой, остановился, передними лапами оперся на мои колени и посмотрел мне в прямо глаза.

Соединение двух разумов происходит мгновенно и без всяких трудностей, сказывается привычка общаться с потомком Лидера подобным образом. В голову поступают образы, и я вижу, как к лагерю московских егерей, расположенному за лесным пригорком метрах в трехстах от нас, подъезжают два легкобронированных автомобиля, по виду напоминающие «Гусары», выпускаемые российским автопромом до чумы.

Машины выглядят как новенькие, и из них выходят несколько человек. Почти все приезжие люди бойцы. Видимо охрана, взгляды внимательные и настороженные, и они постоянно оглядывают окрестности в поисках опасности. Это понятно, телохранители всегда одинаковы, но они мне не интересны. Мое внимание привлекают люди, которых они охраняют. Один, пожилой и несколько сгорбленный офицер с инкрустированной палочкой из черного дерева, в армейской полевой униформе и погонами полковника. Второй важный гость, статная женщина лет за тридцать с еле заметной сединой в волосах, которая одета в строгий серый костюм: белоснежная сорочка, жакет и длинная юбка.

Капитан Рудь, которого вызвали из нашего лагеря для встречи важных персон, подбегает к гостям, рапортует им о том, что происшествий не случилось и работа по сбору сведений относительно расположенных за границами диктата анклавов продолжается. Что происходит дальше, посмотреть не удается, Лихого замечают охранники. Один из них хватается за оружие, а пес при этом его движении улавливает сильную эмоциональную реакцию бойца: «собака — дикари — враг». Разумный пес понимает, что, скорее всего, этот телохранитель воевал с дикарями, которые используют в войне дрессированных боевых псов, и дабы не доводить дело до стрельбы, сразу же прячется в ближайших зарослях, ползком покидает опасное место и мчится ко мне на доклад.

Передача мыслеобразов прерывается. Я треплю Лихого по лобастой умной голове, и добавляю словами то, что он уже и так знает:

— Молодец, друг. Хорошо поработал.

Пес убирает с моих колен мощные лапы, и я подмечаю, что за месяцы наших скитаний по морям и чужим землям, он сильно подрос, и сейчас весит не менее ста килограмм.

Лихой к чему-то прислушивается, он чует, что к нам направляются гости, передает это мне, трется боком о штанину и неспешно уходит за палатку.

Судя по тому, что наблюдал, мой четвероногий товарищ, мы дождались того, чтобы на нас обратили внимание люди из высшего эшелона власти, те самые, которые в местной иерархии входят в первую десятку по силе и влиятельности. Знаем мы немного, но в окружении Степанова есть только один человек с черной тростью, это Яков Семерня, единственный кто уцелел из всей «солнцевской» группировки, и только одна женщина, тридцатисемилетняя Валентина Мартынова, негласно отвечающая за решение вопросов внешней политики. Такие люди просто так не катаются, ибо ценят свое время, и если они появились здесь, значит, состоится серьезный разговор, от которого будет зависеть очень многое, по крайней мере, для меня, точно.

Встав, осмотрел себя. Выгляжу вполне неплохо, камуфляж чистый, ботинки новые, на боку кобура с пистолетом, армейская кепка в руках, а на погонах капитанские звездочки зеленого цвета. Достойный представитель Кубанской Конфедерации на московской земле.

Я направился к КПП, которое перекрывало тропинку, ведущую из нашего лагеря к стоянке егерей и недалекой дороге. Только подошел, а тут и машины подкатили. Появилась охрана и капитан Рудь, а вслед за ними, высокие гости.

«Ну, вот и начинается какое-то движение», — подумал я, и направился навстречу соратникам московского диктатора.