Их окружало ночное небо, не та пустота, в которой обычно плавал он и «Отчаяние». Проклятый корабль рассекал сейчас воды, казавшиеся знакомыми, и это было необычно. Иногда «Отчаяние» хватал его раньше назначенного часа, умыкал его до того, как случится крах. Не часто, нет, но достаточно, чтобы понять, что происходит.

Она повторила вопрос. Была она скорее сбитой с толку и злой, чем испуганной, что делает ей честь. Совсем как Мария. Если бы Голландцу не довелось снова и снова переживать в сердце ее смерть, он мог бы поклясться, что это его любовь сейчас стоит на палубе призрачного судна, уперев кулаки в боки и глядя со все растущим раздражением.

— Море времени, — ответил наконец и он.

— А что это — море времени?

Голландец содрогнулся, не имея точного объяснения. Он знал, что происходит в такие периоды, но как это происходит? Это тайна «Отчаяния».

— Корабль, он плавает против и по течению времени, собирая себя по кусочкам и набираясь сил. Когда он закончит, и когда мир закончится тоже, он заберет меня снова в свое проклятое лоно и опять поплывет в чистилище.

Вероятно, она поняла лишь часть из сказанного. Отвернувшись, Мария, нет, ее имя Майя, тихонько подошла к все еще сломанному поручню и перегнулась через него.

— Внизу ничего нет, там тоже звезды. Мы в космосе?

— Нет.

Он не продолжил объяснений, и темноволосая эмигрантка оглянулась. Может, в лице его что-то и было, но гнев ее, казалось, утих, его место заняло нечто вроде сочувствия.

Теперь уже Голландец смотрел в сторону. Он не желал от нее сочувствия, она тоже напоминала ему женщину, погибшую из-за его грехов.

— Спасибо, что спасли меня.

Этого он не ожидал. Никто никогда его не благодарил.

— Вам нет причин меня благодарить. Я обрекаю вас худшей судьбе, чем любая, ожидавшая вас.

— Сомневаюсь. Очевидно, вы никогда не встречали моего дорогого негодяя-отца. Это от него вы меня спасли. Помните мальчишку?

Мальчишку он помнил. Мальчишка его смутил. В нем было зло. Ее отец?

— Это его называют Сын Мрака?

— Сын Мрака? Едва ли, он просто болонка Властелина Теней. А с ним были твари, которых сотворил Сын Мрака.

Дорогой папочка, думаю, заключил сделку: он получает меня, а Сын Мрака — вас, вашего первого помощника. — Она нахмурила брови. — Чтобы найти вас, насколько я поняла.

— Сын Мрака хотел меня найти? — Ирония ситуации вполне соответствовала обычным поворотам его жизни.

Тот, кого Голландец искал, сам искал его. Теперь же оба оказались так далеко друг от друга, как только могут быть два существа. И снова выбранный путь привел в тупик и обрек на гибель еще одну Землю.

— Благодарите бога, что не нашел. Попасть в его руки — смерть. Он охотится на нас, потому что, или на наши души… потому что думает, мы знаем, когда придет Конец света. Мы прыгаем и вновь рождаемся на Земле нового варианта, но вы ведь это знаете, правда?

— Знаю.

Он не сказал больше ничего, надеясь, что больше она ничего не спросит.

Некоторое время оба молчали. Голландец просто боялся говорить, а Майя, казалось, удовлетворила на данный момент свое любопытство. Она отошла от поручня и стала рассматривать все, что могла, на «Отчаянии». Голландец смотрел на нее, желая по крайней мере стоять с ней рядом, а внутри его возник страх перед ней. Она же была его Марией, но выглядела каким-то ее вариантом. Для него этого достаточно. Ее гнев и проклятия, когда она узнала, что оказалась на борту этого судна в вечной ловушке, причинили ему такую боль, как если бы сорвались с губ его возлюбленной.

— Он выглядит таким старым. — Обхватив себя руками, она прошла палубу из конца в конец, задержавшись у трапа, ведущего к штурвалу.

Майя поставила ногу на ступень, а затем обернулась и спросила — А вы и правда Лодочник?

Это был еще один из его титулов, но нелюбимый.

— Иногда меня так называют. Иногда зовут Харон, Вечный моряк, Отверженный и Летучий Голландец. У меня множество имен.

— А сами вы как себя называете?

— Я предпочитаю «Голландец».

— Голландец… — Она вернулась к нему, остановившись, когда их разделял лишь шаг.

Майя была высокой, как Мария, но все же, чтобы встретиться с ним взглядом, ей пришлось поднять голову. Глаза ее были такими же живыми и прекрасными, как у Марии.

— Значит, вы голландский морской капитан, который поклялся проплыть вокруг какого-то мыса?

Эта близость была для него мучительна. Наконец он решился на шаг отступить, стыдясь, но и не доверяя себе: кто знает, как ее близость в нем отзовется.

— Нет, просто я предпочитаю это имя другим.

— Понятно. — Игнорируя его очевидное смущение, Майя приблизилась еще на шаг. — Раз вы не хотите говорить, может, тогда вы отвезете меня к друзьям, боюсь, что они в опасности.

Тот самый вопрос, которого он хотел избежать. «Отвезете ли вы меня к друзьям?» «Нет, я не могу отвезти тебя к твоим друзьям. Мы здесь навеки». Голландец глубоко вздохнул:

— Нет, я не могу.

— Не можете или не хотите? — Она опять разозлилась.

Когда он не ответил, она спросила снова.

Не в состоянии выложить ей в лицо такие страшные новости, изгнанник отвернулся от Майи и зашагал к носу корабля. Везде вокруг «Отчаяния» были звезды, зрелище куда более приятное, чем пустота. Сначала он захотел, чтобы его тюрьма всегда так выглядела, но потом осознал: пройдет время, и он затоскует по этой черноте. Новизна наскучит быстро, если впереди вечность.

Женственная, но сильная рука схватила его за локоть.

Позади раздался настойчивый голос:

— Я задала вопрос!

— Я не могу.

Рука соскользнула. Потом вернулась вместе со второй.

Майя пыталась развернуть его к себе лицом.

— Повторите.

— Я не могу, Майя де Фортунато. Вы здесь навеки, как и я, пленник «Отчаяния» и его строителей.

Самообладание, которое она до сих пор выказывала, теперь померкло, обнажая тот факт, что было оно лишь маской, налетом, скрывающим женские страхи.

— Я вам не верю.

— Жаль.

— Это ваш корабль!

— Я капитан только по имени. Я управляю им не больше, чем вы.

— Я не верю! — Майя подняла взгляд к штурвалу и вдруг кинулась к нему.

Голландец не шелохнулся, чтобы ее остановить. Очень скоро она поймет правду.

Схватив штурвал, решительная женщина повернула его из всех своих сил. Штурвал заскрипел и поддался. На мгновение Майя испытала триумф, но радость померкла, когда она заметила, что никакого эффекта нет. «Отчаяние» не менял курс, независимо от того, как и куда она крутила штурвал.

— Мой первый помощник вертел его с тем же успехом, Майя де Фортунато. А еще раньше я сам пытался убедить своего дьявольского друга хоть раз смириться с моим желанием. Мы здесь в ловушке. Могу только сказать, что я бы никогда не позволил случиться этому с вами, если бы имел выбор. Я пытался спасти вас, а не обречь моей окаянной судьбе.

К концу своей маленькой речи он добрался до верхней ступени трапа, но здесь остановился. Майя смотрела на него с искренним недоверием. Она пятилась от штурвала и от него, пока поручень не преградил ей путь.

— Это бред! Я хочу вернуться! Я не могу оставить Гила и всех остальных.

— Я ничего не могу поделать.

Рука ее погладила поручень. Она посмотрела за борт, явно размышляя, не прыгнуть ли. Голландец знал, что случится с ним самим, если он совершит то, что она задумала, но мог только догадываться, что будет с ней. Возможно, прыгнув, Майя приговорит себя к вечному беспомощному плаванию в этом чистилище, залитом звездным светом.

К его облегчению, она все-таки отступила. Майя опять справилась со своим страхом до такой степени, что даже вернулась к нему. Голландец протянул руку, чтобы помочь ей спуститься по трапу, но она отстранилась, пошла сама. Голландец следовал на почтительном расстоянии. Он отчасти представлял, что она должна сейчас чувствовать.

Его новая спутница что-то бормотала про себя, постепенно осознавая положение. Голландцу страшно хотелось утешить ее, но он боялся, что Майя не потерпит его прикосновения. Не сейчас. Он смотрел на нее, острее, чем прежде, ощущая боль — до самых кончиков пальцев это все же была его Мария. Та же внешность, те же движения. Он не сомневался, что со временем она одолеет свои страхи. Однако кто знает, как она тогда себя поведет. Станет его избегать?