Старый знакомый Россини, Доменико Барбайя, гостеприимно пригласил его жить на свою виллу. Сердечные заботы радушного хозяина в сочетании с целительным морским воздухом сделали свое дело – постепенно Джоаккино пришел в себя. И конечно, сразу захотел заняться тем важным делом, от которого его отвлекла смерть отца, – Болонским лицеем. Для этого он вернулся в Болонью. Ознакомление с делами этого питомника творцов музыкального искусства привело композитора в ужас: это знаменитое учебное заведение находилось в катастрофическом упадке. Не было хороших учителей, плохо отбирались ученики, был безобразно поставлен учебный процесс. Будучи сам подлинным художником, Россини отлично понимал, что для подрастающего поколения нужны и глубокие знания, и яркие эмоциональные впечатления, что нужно воспитывать музыкантов – поэтов своего дела. Воспитание хорошего вкуса и высокого профессионализма – вот что он считал трудной, но благодарной задачей учителя. Много внимания Россини сразу уделил подбору педагогического состава, разработке учебного материала. Для своих лицейских питомцев он написал сборник вокальных упражнений. В то время Россини практически безвыездно жил в Болонье – и здоровье начинало пошаливать, да и дела не пускали. Однако когда речь шла о дружбе, он по-прежнему мог пойти и на неудобства, и на беспокойства. В феврале 1841 года в Венеции должна была состояться премьера оперы его друга и земляка, композитора Габусси. Тот ужасно волновался, и чтобы внушить ему храбрость и поддержать, Россини отправился в этот город. Венеция снова встретила маэстро с восторгом, подобным тому, каким он был окружен в Болонье, все жители которой знали его в лицо и где даже приезжие поддавались всеобщему поклонению. Русский путешественник Павел Васильевич Анненков вспоминал: «Магазинщики, торговцы и все встречные снимали перед ним шапки. Он шел, как принц, едва успевая отвечать на поклоны и награждая кого ласковым взглядом взамен приветствия, кого улыбкой, кого просто движением руки… Я был увлечен этим триумфом знаменитого маэстро и также снял шляпу: он посмотрел на меня пристально, прикоснулся к полям шляпы и пошел дальше, оборачиваясь на все стороны и часто подавая голову вперед, что было каким-то грациозным сокращением поклона».

Еще сразу после болезни в 1832 году Россини дописал недостающие номера в Stabat mater. И вот теперь по просьбе своего парижского издателя он окончательно пересмотрел уже сочиненное, многое переделал и добавил. Как раз тогда произошло сближение всемирно известного маэстро и молодого композитора Анджело Кателани, который жил в Модене, но часто приезжал в Болонью. Все знали – Джоаккино всегда любил поесть, и Кателани, желая сделать приятное своему кумиру, привозил различные деликатесы, лакомства, изысканные вина. Когда Анджело представал перед маэстро с подарками и последними новостями, именитый друг обнимал его, называя «земным ангелом». А потом они устраивали пантагрюэлевы пиршества, в которых кроме них принимала участие Олимпия. У Кателани была одна страсть – он собирал коллекцию вещиц, принадлежавших замечательным людям. И вот когда однажды он остался один в кабинете маэстро, то среди очаровательных дорогих безделушек он увидел довольно потрепанное перо. То самое, которым композитор писал Stabat mater! Кателани не мог удержаться и взял его себе, украл. «Да, именно так, – утверждает он в своих мемуарах, – я украл его!» И сохранил перо на стенде под стеклом как реликвию, связанную с написанием Stabat mater. A прозвучал этот маленький шедевр сначала в Париже и только потом в Болонье (1842). Это прекрасная музыка, возвышенная по содержанию, совершенная по форме и изысканная по средствам. Надо сказать, что манера письма использовалась привычная для Россини, оперная, в ней не было аскетизма и отрешенности церковной музыки. Это восхитительный гимн человеколюбию, милосердию и извечной материнской скорби. Парижская пресса буквально клокотала от восторженных отзывов на это сочинение.

Россини находился в зените славы. Его жизнь приобрела размеренность и упорядоченность, в чем сказалась немалая заслуга его подруги Олимпии Пелисье. Только зарубцевалась страшная рана, нанесенная композитору смертью отца, как неожиданная гибель старого друга, маркиза Агуадо, опять выводит его из душевного равновесия. Однако слава не спрашивает, уместны ли ее проявления в данный момент. И на Россини градом сыпались почетные ордена (и от прусского короля, и от греческого), назначения (почетный член берлинской Академии изящных искусств) и прочие знаки горячего почитания (в Пезаро выпустили памятную медаль). Может быть, все это легче отвлекло Джоаккино от горестных дум, помогло быстрее оправиться от горя. Впрочем, и Болонский лицей, которым он тогда руководил, не давал возможности замкнуться в своих переживаниях. И все же состояние здоровья потребовало поездки в Париж для лечения, что маэстро и сделал в мае 1843 года.

Хотя Россини приехал в столицу Франции не для развлечений, но посетители потянулись к нему чередой, двери дома композитора были открыты для всех. Однажды к Джоаккино привели маленького мальчика с просьбой послушать, как он играет на скрипке. Мальчику было лет 8, и был он такой маленький и худенький, что с первого взгляда вызвал у добряка и толстяка Россини искреннюю жалость. Мальчик пришел с мамой и ужасно смущался. Однако как только в его руках появилась скрипка, при первых ее звуках ребенок буквально преобразился – он стал властелином прекрасной музыки! Маэстро сразу понял, что перед ним настоящий талант. Когда юный виртуоз кончил играть, Россини высказал свое удовлетворение и охотно согласился помочь мальчику, составив ему протекцию. И, улыбнувшись, добавил, что сначала обязательно должен накормить его. Этим мальчиком был польский скрипач Генрик Венявский.

Последние годы несчастья начали часто посещать «смеющегося» маэстро, сгоняя улыбку с его лица. В середине августа 1845 года Россини получил известие о тяжелой болезни Изабеллы Кольбран. В это время он отдыхал на даче в Корнети, которую арендовал, поскольку не мог жить в Кастеназо из-за Изабеллы. А в сентябре она прислала Джоаккино просьбу посетить ее. Между супругами уже давно не было близости и понимания, но в прошлом у них осталось слишком много общих воспоминаний и переживаний, и забыть свою молодость Россини не мог, да и не хотел, – ведь без прошлого нет будущего. У композитора не получилось скрыть свое волнение, хотя он знал, что это неприятно Олимпии, и, конечно, поехал к жене. Его сразу провели в комнату Изабеллы, где Джоаккино пробыл наедине с ней около получаса. Когда он выходил, на его глазах были слезы. О чем они говорили – неизвестно, но это было последнее свидание. 7 октября 1845 года Изабелла умерла. Для композитора ее смерть явилась огромным потрясением. Он всегда тяжело переживал потери близких людей. И опять это плохо отразилось на его здоровье, опять наступил период черной меланхолии. Подобно тому как после смерти отца он срочно продал свой болонский дом, где все напоминало ему об утрате, так теперь он постарался поскорее избавиться от виллы в Кастеназо, которая в его сознании тесно связывалась с Изабеллой.

Смерть Кольбран, при всей тяжести утраты, открывала Россини возможность женитьбы на любимой женщине. И через год, в августе 1846 года он обвенчался с Олимпией Пелисье.

Еще в конце 1845 года издатель Джованни Рикорди задумал поставить в своем магазине бюст Россини. Исполненный скульптором Чинчиннато Баруцци и являясь высокохудожественной работой, этот бюст, по свидетельству современников, оказался очень похож на свой оригинал. Торжество открытия бюста намечалось на 29 февраля 1846 года, день рождения композитора, однако по стечению обстоятельств его пришлось перенести на 17 марта, когда оно и состоялось в фойе театра «Ла Скала». Участвовали все артисты и оркестранты. Исполнялись отрывки из различных опер Россини в хронологическом порядке, а после прозвучал гимн в честь их автора, музыку к которому сочинил Плачидо Манданичи, а стихи – Феличе Романи. Всего лишь месяц спустя открылся большой монумент композитора в парижской «Королевской академии музыки и танца» («Гранд-Опера»).