Он бросил швабру и встал между Эдди и Уэсом, оттеснив полицейского к стене.

– Она не хочет идти с вами.

– Джек, не надо!

Уэс резко толкнул Джека, и тот растянулся на полу.

– Я мог бы за это засадить тебя за решетку.

Джек лежал не двигаясь. Уэс нахлобучил шапку и в бешенстве выскочил из закусочной.

«Эдди, – подумал Джек, – я поступил так ради Эдди».

– Ты спятил?

Она наклонилась настолько низко, что ее глаза – холодные и суровые – оказались на уровне его глаз.

– Он полицейский, Джек. Он может превратить жизнь мелкого предпринимателя в настоящий кошмар. Но что хуже всего – в следующий раз он станет еще настойчивее цепляться ко мне.

Джек с трудом поднялся, натянул куртку и уже второй раз за день ушел, не сказав Эдди куда и зачем.

Самые яркие воспоминания Эдди о Хло – под водой.

Хло исполнилось семь, когда Эдди удалось наскрести достаточно денег, чтобы они вдвоем могли поехать на Карибы. Они сняли крошечный домик всего в нескольких шагах от пляжа. В облупившиеся розовые ставни стучали листья пальмы, и каждое утро они находили в песке очередной кокосовый орех.

Эдди смотрит, как Хло плавает под водой, словно наматывает километры.

– Что ты делаешь?

– Смотри, я русалка!

Эдди надела ее маску. Ноги Хло плотно прижаты друг к другу, бедра волнообразно изгибаются, белокурые волосы плывут за спиной. Сквозь рябь на воде Эдди видит, как дрожит солнце, словно яичный желток. Хло повернулась к ней лицом: глаза широко распахнуты, волосы, словно змеи, струятся по лицу, руки из-за морской воды кажутся голубоватыми.

Эдди вспомнила, как ребенком в бассейне клуба Молодежной женской христианской организации воображала себя русалкой, бывали моменты, когда она верила, что так оно и есть: ее ноги превращались в чешуйчатый хвост, она умела дышать под водой, а фигуры женщин, которые посещали занятия аэробикой, становились коралловыми рифами. Под водой мир был совершенно другим – ты мог стать тем, кем пожелаешь. Под водой ты двигался медленно, настолько медленно, что навсегда оставался ребенком…

В день смерти Хло медсестра на целый час оставила Эдди с телом дочери в палате одну. Эдди подоткнула одеяло ей под ножки, Она смотрела на посиневшее от нехватки кислорода личико, на котором ее слезы оставляли блестящие дорожки, и думала: «Ты русалка, детка».

И мысленно умоляла: «Подожди меня».

Невропатолог никогда ни с чем подобным не сталкивался: человек, перенесший инсульт, вдруг встает и как ни в чем не бывало начинает свой день! Но рядом были медсестры, и они тоже видели это: Стюарт Холлингз, у которого отнялась речь и парализовало половину тела, утром проснулся и попросил поесть. И даже принялся угрожать, что если тотчас же не подадут завтрак, то он встанет и уйдет.

После того как Стюарт съел яичницу с беконом и тостами из белого хлеба, врачи осмотрели его и признали, что он вполне здоров и может отправляться домой.

В полицейском департаменте Сан-Франциско оповещение всех дежурных офицеров о потенциальных угрозах являлось стандартной процедурой, включая информацию о людях, отбывших наказание и переехавших в город, – этот вопрос ранее даже не обсуждался.

В глубине души Чарли – из-за чего его, скорее всего, исключили бы с юридического факультета, вздумай он там учиться, – ненавидел эту практику. Ему казалось: если посеять семя сомнения в головы обывателей, они, вероятнее всего, взглянув на ростки, вырвут с корнем потенциальный сорняк, хотя вполне может так случиться, что вырастет совершенно безобидная маргаритка.

С другой стороны, Сент-Брайд может напасть на одну из школьниц и изнасиловать ее, и тогда Чарли будет проклинать себя за то, что не трубил об опасности на всех углах.

Он начал набирать на компьютере служебную записку, которая сегодня же должна быть разослана по подразделениям. Он едва справился с шапкой, как в двери показалась его секретарша.

– Только что звонили дежурному. Разве вы не должны быть в окружном суде?

– Точно!

Чарли совсем забыл о суде, где должны были предъявлять обвинение. Он поспешил к выходу, решив, что разберется с ориентировкой на Сент-Брайда, когда вернется, – очередной пункт в списке из ста запланированных на сегодня дел.

К сожалению, секретарша об этом не знала, поэтому, когда позже вошла в кабинет начальника, чтобы отправить факс, и увидела, что компьютер включен, выключила его. Когда Чарли вернулся из суда, он совершенно забыл о Джеке Сент-Брайде.

Хейли Маккурт не могла прочесть в учебнике ни строчки, слова расплывались перед глазами. Она сняла заколку, которая держала ее конский хвост, и затянула волосы не так туго. У ее матери случались мигрени. Может, она унаследовала предрасположенность к ним? Боже, ну почему именно сегодня! Почему мигрень не могла подождать до конца соревнований по футболу? Тогда Хейли было бы на все наплевать, даже если бы она замертво упала в раздевалке.

Мистер Одонелл велел ей написать на доске вчерашнее домашнее задание – какое-то ужасное доказательство по тригонометрии. Хейли сглотнула, встала, стараясь удержаться на ногах, но споткнулась и рухнула прямо на сидящую впереди девочку.

Кто-то захихикал, а пострадавшая смерила ее презрительным взглядом. Наконец Хейли удалось подойти к доске. Она встала за спиной у мистера Одонелла, который собирал тетради, и попыталась взять мел, но он постоянно выскальзывал из ее пальцев. На этот раз хохотал уже весь класс.

– Мисс Маккурт, – сказал учитель, – у нас нет времени для веселья.

Хейли неловко схватила мел, словно вместо руки у нее вдруг выросла какая-то лапа. Потом подняла глаза.

Классная комната была перевернута.

Хейли стояла прямо, перед ней – доска. Но ноги ее находились на потолке, а одноклассники повисли в воздухе вниз головой.

Наверное, она что-то сказала, потому что учитель подошел к ней.

– Хейли, – негромко окликнул он, – может, тебе стоит сходить в медпункт?

Черт с ним, с этим футболом! Черт со всеми! Хейли почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

– Да, – прошептала она.

Она повернулась и побежала, забыв о книгах и рюкзаке. Неожиданно она перестала ориентироваться в этом мире и понятия не имела, как двигаться, чтобы сохранять достоинство.

Это было последнее, о чем успела подумать Хейли Маккурт, прежде чем ударилась лбом о дверной косяк и упала без сознания.

В отличие от большинства домов в Сейлем-Фоллз, которые стояли довольно близко друг от друга, дом Эдди находился в стороне, в глубине леса, куда вела длинная извилистая дорога. Он был небольшим и аккуратным, с обшитыми гонтом, но потрепанными непогодой стенами и зеленой крышей. Эта маленькая крепость очень ей подходила. Из трубы поднимался дымок, оставляя надпись на ночном небе. В саду в залитой лунным светом луже стояли ржавые качели.

Джек сел на изрезанное сиденье и принялся раскачиваться. Заскрипели старые суставы, вновь заставляя качели трудиться. Эдди в доме услышала шум.

Дверь открылась, и Джек увидел, как на ее лице сменяются различные чувства. Надежда: когда она повернулась к качелям. Разочарование: когда поняла, что это не ее дочь. Любопытство: что же привело его сюда?

Когда Эдди подошла ближе, на ее лице читалось облегчение.

– Где ты был?

Джек пожал плечами.

– Извини, что ушел сегодня с работы.

Даже в сумраке Джек увидел, как Эдди покраснела.

– Сама виновата. Я не должна была так с тобой разговаривать. Ты просто поступил так, как считал правильным.

Джек сделал глубокой вдох, набираясь храбрости, чтобы выдохнуть объяснение, раздирающее его сердце.

– Я должен тебе кое-что рассказать, Эдди.

– Нет, сначала я. – Она стояла перед ним, водя носком туфли по мокрой земле. – В тот день у Стюарта… ты спросил, что случилось с Хло.