Изменить стиль страницы

Джека в лазарет доставил надзиратель, который заверил его, что это посещение бесплатное. Один из братьев-близнецов, владеющих фермой, обнаружил Джека в куче силоса по шею, на его синей джинсовой рубашке растеклось кровавое пятно в форме сердца. Джека никто ни о чем не спрашивал, да и сам он ничего не стремился объяснить.

Сестра сложила на металлический поднос бинты и вату.

– Не хотите рассказать, что произошло?

Джек едва мог разговаривать из-за невыносимой боли, которая пронзала его каждый раз, когда он поворачивал голову.

– Кровь из носа пошла, – прохрипел он.

– Впервые вижу, чтобы из-за носового кровотечения сломался хрящ в носу. А как быть с ушибом позвоночника и ребер? Или я должна думать… что вас лягнула корова?

– Похоже на правду, – согласился Джек.

Медсестра покачала головой, заткнула ему ноздри ватой и отправила назад в блок. Там в зоне отдыха заключенные играли в настольные игры. Джек подошел к свободному столу и начал раскладывать пасьянс.

Неожиданно сидящий через два стола за «Эрудитом» Альдо схватил своего напарника за воротник.

– Ты назвал меня лгуном?

Тот посмотрел ему прямо в глаза.

– Да, Легранд. Именно лгуном.

Джек отвернулся и перевернул даму пик. Положил ее на колонку с бубновой пятеркой.

– А я тебе говорю, есть такое слово! – настаивал Альдо.

На крики явился дежурный надзиратель.

– В чем дело, Альдо? Кто-то не хочет делиться с тобой своими игрушками?

Альдо ткнул пальцем в игровое поле.

– Разве нет такого слова?

Надзиратель нагнулся поближе.

– Охра. Никогда такого не слышал.

– Такое слово есть, – негромко сказал Джек.

Альдо с довольной улыбкой повернулся к нему.

– Скажи им, профессор. Я нашел его в одной из твоих книг.

– Охра – это цвет. Оттенок оранжевого, – пояснил Джек.

– Двадцать семь очков, – добавил Альдо.

Его противник прищурился и посмотрел на Джека.

– Почему, черт возьми, я должен тебе верить?

– Потому что он много читает, – сказал Альдо. – И знает ответы на все вопросы.

Джеку хотелось только одного: чтобы Альдо заткнулся.

– А проку от этого, – пробормотал он.

Джек скреб лопатой по бетону, задыхаясь от едкой вони, когда насыпал очередную порцию навоза в тачку. Коровы, изогнув крепкие шеи, смотрели на него огромными карими глазами. Их вымя налилось молоком, они мычали.

Одна из коров, взмахнув невероятно длинными ресницами, опустила голову. Джек переложил лопату в другую руку и погладил пятнистые черно-белые бока. От прикосновения к теплой шкуре животного к горлу подступил комок.

Вдруг лопата отлетела в сторону, а сам он оказался на полу. Он чувствовал, как солома колет висок, ощущал вонючую кучу навоза под своей щекой и холодный воздух на спине и ягодицах, когда с него сдернули джинсы. Прямо над его головой раздался низкий голос Фелчера:

– И много ты знаешь, Эйнштейн? Знаешь, например, что я с тобой сделаю?

Джек почувствовал, как мясистые пальцы Горы сдавили ему шею. Он слышал, как расходится каждый зубчик на молнии.

– Господи, Гора, – раздался голос, – не мог найти кого-нибудь другого?

Гора навалился на Джека.

– Заткнись, Легранд! Это не твое дело.

– А чье? Сент-Брайд побился с чуваками об заклад. Он утверждает, что знает все ответы в викторине «Рискуй!» еще до того, как их дадут участники. Если он проиграет, будет должен каждому по банке кофе.

Джек осторожно вдохнул. Он не спорил ни с Альдо, ни с кем-то другим в блоке, но готов был истратить все свои сбережения на кофе, если это чудовище слезет с него.

– Завтра мы заполняем продуктовый заказ, и если благодаря тебе он сегодня окажется в лазарете, то на той неделе нам кофе не видать.

Гора отпустил Джека. Тот повернул голову и увидел, что негр застегивает джинсы, задумчиво глядя на него.

– Я смотрел эту викторину. Еще никому не удавалось ответить на все вопросы. – Он скрестил руки на груди. – Если проиграешь, я кофе не хочу.

– Хорошо. Куплю тебе шоколадный батончик.

Тут же руки Горы сжали плечи Джека и приподняли его над землей.

– Если сегодня ответишь правильно на все вопросы, до завтра я оставлю тебя в покое. Но ты будешь играть и завтра, и послезавтра. Как только облажаешься, ты мой. – Он коснулся подбородка Джека, подушечки его пальцев были мягкими. – Проиграешь – приползешь ко мне.

Джек замер. Когда Гора вышел из коровника, он без сил опустился на солому. Штаны его так и остались спущенными до колен. Джек сел, пытаясь отдышаться.

– Ты как?

Пока Альдо не подал голос, Джек не вспомнил о его присутствии.

Он вытер нос рукавом и кивнул.

– Спасибо.

– Не за что, – пожал плечами Альдо. – Мы все побывали в твоей шкуре. Но больше чьей-то задницы Гора любит новые забавы.

Залившись краской стыда, Джек начал поправлять одежду.

Его била нервная дрожь – запоздалая реакция на то, что едва ли не произошло. В тюрьме теряешь все – статус, работу, дом. От одной только мысли, что любой человек может отнять у заключенного еще больше – нечто, что нельзя вернуть, например достоинство, – он настолько разозлился, что, казалось, даже кровь в нем закипела.

Джек выиграл. И, подобно Шахерезаде, на несколько дней получил отсрочку приговора. У него появилось маниакальное хобби: восемь часов он работал, потом брал в тюремной библиотеке столько книг, сколько разрешалось, и нес их на свою койку. Он читал перед обедом, во время обеда, после обеда… Читал, пока знакомые мелодии телевизионной викторины не наполняли комнату отдыха. Он засыпал с мыслью о составе коктейля «Том Коллинз», просыпался с мыслью о русско-китайской войне. И вскоре был уже не одинок в своем увлечении. Заключенные, которые вначале злились, что так и не получили свой кофе, осознав, что самоуважение возбуждает не хуже кофеина, начали болеть за Джека. Из желания помочь ему они тоже стали брать книги в библиотеке и придумывать вопросы. Они забрасывали ими Джека, когда он чистил зубы, убирал за собой поднос в столовой, застилал койку.

Через неделю вся окружная тюрьма знала о пари между Джеком и Горой Фелчером. Надзиратели делали между собой ставки, предсказывая день, когда Джек в конце концов ошибется. Режимы строгой и средней изоляции следили за его победами, передававшимися по «цыганской» почте. И в семь вечера все телевизоры в тюрьме переключались на канал, где шла викторина.

Однажды вечером по уже заведенному порядку Джек сел слева от Горы Фелчера, не сводя глаз с экрана над головой. Выигрывала женщина с непослушными вьющимися волосами. Ее звали Изабель.

«Крылатые выражения за шестьсот», – сказала она.

«Историк Публий Корнелий Тацит говорил, что они находятся "на стороне сильнейших"».

Все заключенные в ожидании уставились на Джека, даже дежурный надзиратель отложил свой кроссворд и, скрестив руки на груди, остановился неподалеку. Джек почувствовал, как из горла рвется ответ – легко, беспечно.

– Ангелы.

В следующее же мгновение он понял, что ответил неправильно.

– Я имел в виду…

– Боги, – ответила игрок.

Зазвенел звонок, и сумма выигрыша Изабель увеличилась на шестьсот долларов. В комнате отдыха стало так тихо, что Джек слышал биение своего сердца. Он настолько уверился в собственных силах, что даже перестал задумываться, прежде чем ответить.

– Боги, – повторил Джек, облизав пересохшие губы. – Я хотел сказать «боги».

Гора повернулся к нему. Глаза у него были бесстрастные и черные, как вулканическое стекло.

– Ты проиграл, – констатировал он.

В знак сочувствия все оставили Джека в покое. Когда он заходил в уборную, когда появлялся в столовой, окружающие делали вид, что не замечают его. Заключенные считали, что он напуган до немоты. Это они понять могли – на сегодняшний день уже всем было известно, что Джек поставил на кон свою добрую волю. Одно дело, когда тебя изнасиловали, и совершенно другое, когда ты приносишь себя в жертву.