— Интересно, интересно. Что же, будем ждать взрывчатки. А сейчас мне бы хотелось обсудить проблемы в связи с недопоставкой спецстали номер семь с директором и снабженцами. Пожалуй, я пойду?

— Ну конечно, Яков Григорьевич, сходите. А я в третий цех. Да и еще, — Коровин несколько секунд помолчал, словно обдумывая, как лучше выразить свою мысль: — вы понемногу забирайте всё в свои руки. Есть у меня такое предчувствие, что меня скорее всего назад в Тулу переведут.

Весь день, решая текущие вопросы, казалось полностью углубленный в эти проблемы, Таубин раздумывал о перспективах, открывающихся перед ним.

Вечером, в заводской столовой, сидя за одним столиком с Коровиным и Барышевым, он, немного горячась и иногда непроизвольно начиная жестикулировать вилкой и ножом, рассказывал: — Первоочередное — это уменьшение трудоемкости и стоимости гранатомета, ну и конечно, решение поставленной перед нами задачей с повышением эффективности боеприпаса. Например, можно разработать в существующем калибре бронепрожигающую гранату, я уже дал указание начать предварительную проработку этой темы. Но кроме этого перед нами огромное поле деятельности. Я немного подумал и считаю, что теперь мы можем начать разработку перспективных минометно-гранатометных автоматических комплексов. Представляете себе увеличенный гранатомет, способный стрелять миной или гранатой, в том числе и противотанковой бронепрожигающей, причем очередями! А при необходимости — задираем ствол и стреляем как из обычного миномета, закрепив боек в выдвинутом положении. Вот вам универсальное орудие поддержки в батальонном — полковом звене, калибром восемьдесят два и сто двадцать миллиметров. А еще, — тут Таубин непроизвольно вздохнул: — осталась незаконченной тема гранатомета для вооружения речных катеров…

— Знаете, Яков Григорьевич, — улыбнулся Коровин: — вы придумали неплохую программу работ для нашего, вернее уже вашего, бюро. Только что получена телеграмма, меня отзывают в Тулу. Так что теперь решать вам. Да, и чуть не забыл. вы конечно попозже все равно ознакомитесь, но там еще было задание на разработку авиационного варианта гранатомета.

— Авиационного? — с недоверием посмотрел на Коровина, отставив в сторону стакан с недопитым компотом, Таубин.

— Да, авиационного. Подробности прочтете в телеграмме, могу только добавить, что такой гранатомет собираются ставить на легкие автожиры, как противопехотное оружие.

— Интересно, а я и не знал, что автожиры на фронте используют, — проговорил, до того молча и с интересом слушавший разговор начальства Барышев.

— Сам узнал с удивлением. Кстати, там еще написано, что для взаимодействия к нам из конструкторского бюро Братухин(?) и Миль приезжают, — добавил Коровин.

— Неожиданно и непонятно, — Таубин странно отреагировал на это известие, выдав непонятную реплику и уклоняясь от возможных расспросов, взял стакан и допил оставшийся компот.

— Что же, после ужина начнем передачу дел? Так, Яков Григорьевич? — сказал, заканчивая разговор Коровин и подмигнув расстроенному непонятным окончанием разговора Барышеву, встал из-за стола. Вслед за ним встали и Барышев с Таубиным.

«Из вечернего сообщения Совинформбюро от 30 июня 1942 г.

В течение 30 июня наши войска вели бои на МУРМАНСКОМ, ЛУЖСКОМ, ВОРОНЕЖСКОМ, ИЗЮМСКОМ, РОСЛАВЛЬСКОМ, ХЕРСОНСКОМ направлениях. Наши войска продолжают отбивать упорные атаки противника.

Наша авиация продолжала наносить удары по войскам противника и атаковала его аэродромы. В воздушных боях, на аэродромах и зенитной артиллерией уничтожено за 29 июля 80 немецких самолетов. Наши потери 32 самолета.

На Черном море во время обстрела порта Констанца нашими эскадренными миноносцами уничтожены два танкера водоизмещением в пятнадцать тысяч тонн и транспортное судно. При отходе наши корабли подверглись ожесточенным воздушным налетам противника. Потерян эскадренный миноносец „…“. Экипаж, понеся незначительные потери, спасен другими нашими кораблями. Немцы потеряли 24 бомбардировщика от меткого огня зенитной артиллерии кораблей и действий истребителей.

В боях вновь отличились танкисты гвардейской танковой части под командованием гвардии полковника Мельниченко. Ими уничтожена рота новейших тяжелых танков противника».

1 июля 1942 г. Юго-Западный фронт. Сергей Иванов.

Завидую иногда интуиции Андрея, прямо-таки черной завистью. Точно ведь определил, что отходить будем. Впрочем, поэтому-то он и генеральный директор фирмы был, а я «страшный инженегр». Да, уже через сутки немцы прорвались южнее и нам пришел приказ отступать. Вот и отступаем, сдерживая напирающие части противника арьергардными боями. Опять на тезку Олеговича и его ребят основная нагрузка. Мотаются на своих Т-50, БА-64 и БТР-64, как бешенные. Интересно, а у нас в мире БТР-64 или как его индекс-то, БА-64З [1], что ли, в серию не пошли. Здесь же эти легкие безбашенные в буквальном и переносном смысле бэтээры с шестью разведчиками в экипаже используют на полную катушку. Разведгруппы на них ездят, при необходимости пехотные заслоны перебрасывают. Даже как-то ухитрились три расчета ПТР с их «удочками» — противотанковыми ружьями Симонова, перебросить. Как уж там они разместились — тайна сия велика есть, думаю заднюю дверцу вообще закрыть не могли.

Да, вот так и воюем. Сейчас вот моя группа организует очередную засаду на неприятельском пути. Ну, а я дав указания, пользуюсь привилегиями своего ранга — вместо того чтобы вместе со всеми готовить к бою «Рыжего», осматриваю в бинокль местность и почему-то вспоминаю позавчерашний день.

Черт, вот уже кажется всего понавидался и в Афгане, и здесь, а все равно цепляет вот эта вечная загадка человеческой натуры. Сподличать, струсить и тут же назвать виновными всех вокруг, оправдывая себя.

В общем, вызвал меня неожиданно Стонис и давай допрашивать о почти забытом мной посещении Харьковского машиностроительного завода. Ну, вспоминал я, вспоминал, а потом не выдержал и говорю: — А в чем, собственно проблема? — Стонис подумал, а потом и говорит: — Понимаете, задержали мы одного человека. А он в показаниях вас назвал — Тут меня вообще заколодило. Кто, думаю, мог меня назвать и с чего бы? Еще попаданец, что ли?

— Кто? — спрашиваю: — Я там никого и не знаю.

— Таа, я тоже уверен, но проверить обязан. Тем более, что трибунал уже сегодня заседать будет, в связи с указанием полковника Мельниченко.

— Трибунал?

— Таа, у нас сейчас армейский трибунал как раз приехал. Вот и рассматриваем дела в ускоренном порядке, пока возможность есть.

— Понятно. Тэк-с, а все же причем я?

— Понимаете, он уверяет, что является инженером-конструктором и вы его знаете.

— Инженером? Стоп, стоп. Помнится, при получении стодвадцатимиллиметровых минометов мы с одним инженером разговаривали, точно. Павел Абрамович, кажется.

— Так, уже лучше. Что вы про него можете сказать?

— А ничего конкретного. Разговаривали мы с четверть часа, в основном по делам.

После официального допроса мы вышли из особого отдела и я уже в курилке спросил у Артура, в чем дело. Он мне и объяснил: — Задержали мы подозрительного гражданина. Без документов, одет как крестьянин, а сам явно на горожанина похож. Допрашивали, допрашивали, он в конце концов и начал показания давать. А тут Томилин телеграммы поднял, в одной и говорится, что немцами, по данным разведки, захвачены в Харькове документы по производству минометов вместе с сопровождающими лицами. Ответственным за эвакуацию от заводского КБ и был как раз этот инженер. Так что совсем непонятно, как он здесь оказался. Вот и пытаемся разобраться.

— Понятно. Опознать надо?

— Желательно. Сейчас проведем очную ставку и подпишете протокол.

Вернулись мы в особый отдел, привели инженера. Точно он. Опознал я его, а он на меня так зло смотрит. Потом вдруг как начал кричать, что мы — военные, сволочи, бросили их, присягу не выполнили, трусы. Сдали немцам Харьков, а теперь виновных ищем, на кого свои ошибки и трусость переложить. Мол, пришлось ему спасаться самостоятельно, раз мы такие. А он ни в чем не виноват, зато мы теперь его во всем виновным сделать хотим! Короче, ушел я из особого отдела отнюдь не в лучшем настроении. А тут еще вечером пришлось выделять расстрельный взвод, а поскольку Андрея не было, я старшим оказался. Раз так, пошел сам. Расстреляли троих: диверсанта немецкого, этого, Шварцмана, одного дезертира, Чижик по фамилии, ну и инженера этого, Кучера Павла. Вот так. Я где-то читал, что в Харькове немцы документацию на производство наших тяжелых минометов захватили. И вроде тоже в панике брошенную, вот только не помню, не читал, что кого-то за это наказали.