Он перелистывает на 4 октября, праздник святого Франциска, который был запечатлён кормящим птиц и обожаемым различными животными. Криспин читает три абзаца об этом святом, ничего из них не извлекая, за исключением того, что в каждый праздник в честь него, вероятно, обходится без мясных блюд.

Он неосознанно перевернул страницы на 26 июля, ночь мигрени у Мирабель и канун её вылета в Париж. Он некоторое время всматривается в двухстраничный разворот перед тем, как осознаёт, что сделал.

Этот день в июле — день памяти святой Анны и святого Иоакима, родителей Девы Марии. Он читает о них, но только ещё больше сбивается с толку.

Через два дня ночью ему снится нянюшка Сэйо и Харли. Оба на кровати Харли. На мальчике надета пижама. Нянюшка в пижаме и в красном шёлковом халате. Она поддразнивает Харли, щекочет его, а он с удовольствием хихикает. «Мой маленький поросёнок», — говорит она, — «мой маленький свинкин поросёнок», и между своими хихиканиями Харли хрюкает и фыркает. Она безжалостно щекочет его, до тех пор, пока он не говорит: «Остановись, остановись, остановись!» Но затем сразу добавляет: « Неостанавливайся!» Она щекочет его до изнеможения, до тех пор, пока, задыхаясь, он не заявляет: «Я люблю тебя, нянюшка, я так тебя люблю», как будто бы этого признания она добивалась от первого хихикания до последнего. Услышав от мальчика признание в преданности, она говорит: «Спи крепко», и Харли тут же заваливается назад на подушки, без чувств. С минуту Криспин думает, что его брат притворяется, что спит, но он не двигается. Мальчику, который больше не может её слышать, нянюшка Сэйо говорит: «Поросёнок», но на этот раз без любви, голосом, который пугает Криспина. Во сне он открыл дверь в спальню Харли так, что нянюшка не знает о том, что он был у неё за спиной. Теперь он тихо закрывает её.

Когда сентябрь уступает предстоящему октябрю, Криспин время от времени вспоминает этот маленький кошмар, и иногда думает, что это была сцена из реальной жизни, которая произошла перед тем, как появилась в его сне, что он действительно застал нянюшку, щекочущую Харли. Возможно, он забыл само событие, вместо этого вспоминая его как сон, потому что реальный случай был слишком волнующим для того, чтобы обдумывать его. Но это кажется маловероятным.

С каждым днём он проводит всё больше времени в одиночку, отчасти потому что Харли выдумал нелепую фантазию о маленьких существах, которые живут в доме, и которые такие же неуловимые, как и кошки. На самом деле белые кошки сейчас стали «маленькими кошками» для Харли, хотя до этого он никогда не говорил, что они были маленькими. Неминуемо, семилетний ребёнок может время от времени раздражать старшего брата, и это один из таких случаев.

29 сентября, в праздник архангелов, более чем через два месяца после того, как Мирабель уехала во Францию с дворецким, Миносом и миссис Фригг, Криспина в постели пробивает на крик ужаса, но его кошмар, что бы в нём ни было, испаряется из памяти как раз в тот момент, когда он просыпается.

В течение первой половины дня, час за часом, его чувство страха усиливается. Он чувствует это, просыпаясь ото сна, тем не менее, у него такое ощущение, что он всё ещё спит, и что он должен сейчас разбудить себя ото сна наяву, в котором он позволил себе находиться столь долго.

Он ест завтрак и ланч, но у еды почти нет вкуса.

Он пытается читать, но история ему надоедает.

Он обнаруживает себя в комнате для шитья, рассматривающим место, где он нашёл свою мать и Прозерпину целующимися. Он не знает, как очутился здесь.

Он стоит у окна библиотеки, наблюдая за движением на Улице Теней. Когда его ноги начинают болеть, и он сверяется с наручными часами, то удивляется, обнаружив, что простоял здесь больше часа, как будто в трансе.

Каждый, кого он встречает из домашней обслуги, смотрит на него с еле сдерживаемым весельем, и он начинает думать, что они шепчутся о нём за его спиной.

Незадолго до трёх часов тихий тоненький голосок внутри него говорит о комнате с миниатюрой. Он осознаёт, что этот голос шептал ему всё утро, но он отклонял его советы.

Охваченный убеждением в том, что он должен быть худшим из подлецов, которых мог себе представить, что не должен позволить кому-либо знать, где его найти, он сначала скрывается с глаз от всей прислуги. А затем, уверенный, что остался незамеченным, поднимается на третий этаж по лестнице, которая используется меньше всего.

Огромного масштаба модель «Терон Холла» нависает над ним. Никогда прежде эта идеально сработанная миниатюра не казалась зловещей, но сейчас представляет опасность, как любой дом с приведениями в каждом фильме ужасов, когда-либо созданном.

Он почти ожидает возникновения грозовых туч под потолком и грома, грохочущего от стены к стене.

Сперва он планирует подняться по лестнице и изучить строение с самого верхнего этажа до самого нижнего. Но интуиция — или что-то более сильное и индивидуальное — тянет его к северной стороне, где ему приходится пригнуться, чтобы заглянуть в окно в конце главного холла на первом этаже.

Он вошёл в комнату, и когда включил верхний свет, всё освещение в модели тоже включилось: замысловатые девятидюймовые в диаметре хрустальные люстры, которые в реальности имеют размер три фута, трёхдюймовые в высоту бра, лампы из дутого стекла шириной два дюйма и копии из цветного стекла высотой шесть дюймов.

С минуту всё в тридцатипятифутовом проходе — который от одного конца до другого составляет 140 фунтов в настоящем доме — выглядит совершенно так же, как и всегда, как и должен. Затем Криспина пугает движение. По этому коридору приближается что-то низкое и быстрое.

Их двое.

Пара белых кошек.

Каждая из кошек, должно быть, в фут длиной в реальной жизни, но здесь это три дюйма. Они слишком гибкие, слишком плавные, чтобы быть всего лишь механическими созданиями. Быстро перебирая лапами, они несутся к нему, но внезапно пересекают холл и исчезают из вида через открытые двери в гостиной.

Возбуждённый, полностью проснувшийся, как никогда в последние недели, Криспин быстро перемещается по кругу к западному фасаду миниатюрного особняка, находит гостиную и обнаруживает двух белоснежных кошек, не больше мышки, на сидении у окна, наблюдающих за ним через крошечные стёкла французских окон.

13

3 декабря, последняя ночь тринадцатого года Криспина, его четырнадцатый год впереди, если он доживёт до него…

Мальчик, девушка и собака спускаются на лифте с четвёртого этажа на второй, где среди других соблазнов для кошелька их ожидает отдел игрушек.

Не имеющий возможности соперничать по ценам с такими дискаунтерами [28]как «Той Ар Ас» [29], «Бродерикс» предлагает экзотические и дорогие вещи, которые невозможно найти в других местах, но также завозит более простые вещи на Рождество, оформляя отдел игрушек в виде страны чудес с искусно украшенными деревьями, двигающимися фигурами, сценами со снегом, а также десятью тысячами мерцающих лампочек. Это место приносит отделу тройную выручку в сезон, и многие горожане считают традицией посетить выставку после того, как их дети перебираются жить в другой город вдали от родного дома, и даже если у них нет внуков, которых можно побаловать.

Этот мир игрушек с северным оленем, замершем в прыжке, и вмёрзшими на месте пританцовывающими эльфами в искусственном снеге, производит впечатление даже в свете фонарика. В этом году чудом в центре отдела, вещью, на которую Эмити привела его посмотреть сюда, является масштабная модель универмага.

«Бродерикс» не представляет собой ничего настолько претенциозного как отображение в масштабе один к четырём. Вместо этого используется масштаб один к сорока восьми, четверть дюйма к одному футу реальной конструкции. Тем не менее, модель оказывается достаточно огромной, чтобы восхищать как детей, так и родителей. Криспин — ребёнок, Эмити — подросток, оба они взрослые в силу своих страданий, и они очарованы. Даже Харли взбирается передними лапами на вспомогательный стол и пыхтит с явным восхищением. Детализация не так впечатляет, как маниакальное мастерство комнаты с миниатюрой в «Терон Холле», однако эта модель настолько хорошо сработана, что очаровательна по-своему.