Долго мялся дьяк, вздыхал. Но ведь сам слово давал: будут пушкари — будут и пушки. Нацарапал грамотку.

— Все, князь, примучил ты меня. Пусть твои люди едут, получают. Только не забудь с санями их послать, под пушки и припасы.

— Спасибо, боярин. Коломна тебя не забудет. Фыркнул дьяк.

Я бережно упрятал бумагу за отворот кафтана. Ну — теперь к Федору. Время уж далеко за полдень, должен быть дома, пора обедать.

Снег на московских улицах в кашу превратился: зола, навоз конский — все смешалось. Даже там, где снег был не тронут, он покрылся серым налетом — сажею от многих печных труб.

Федор дома оказался, трапезничал.

— Садись, раздели со мной трапезу.

Кто бы возражал? Повар или кухарка у Федора отменный, кушанья все — пальчики оближешь. Мы наелись, запив рейнским вином.

— Чего приезжал-то? — спросил Федор.

— В Пушечный приказ, людей своих обучил огненному бою, а наряда нет; вот — пару пушек у дьяка выпросил.

Я достал из-за пазухи бумагу, помахал ею.

— Пушки — это хорошо.

— Ты что, Федор, сумрачный такой?

— В Казани татары волнуются, купцов русских побили. К походу на Русь призывают.

— Неуж опять набега ждать, Федор?

— Набега не будет. Государь решил сам на Казань с походом идти, не до набегов им станет.

— Ой ли? — усомнился я. — То ведь какое хлопотное и дорогое дело! Войско собрать, припасы, провизию заготовить.

— А коли деревни да города наши, как Коломну, снова пожгут да людей в полон возьмут — дешевле будет? К тому же князь новгородский Василий Шемячич в темнице ноне, и княжество Новгород-Северское к Москве присоединяется. Это я к чему — дружина в Новгороде сильная да ополчение. Мощнее, стало быть, рать наша будет. И еще скажу, только то, что услышишь — тайна великая! Никому!

— Да что ты, Федор! Побойся Бога!

— Да это я так, к слову, чтобы проникся. Государь распоряжение отдал: в городах, что на Волге, крепости готовить бревенчатые. Сделают срубы, снова разберут да потом по лету плотами сплавят.

— Что-то не понял, прости, боярин.

— А недалече от Казани, по реке Суре, из бревен этих, из срубов, крепость деревянную воздвигнут. И получится под боком у татар «крепкий орешек»! Войска там можно укрыть, припасы приготовить. Остров там есть, больно удобен для дел сих. Будет татарам сюрприз!

Федор засмеялся.

— Потому дьяк и уперся насчет пушек. Они государеву войску в крепости будущей потребны будут да в походе. Мыслю — не придется тебе в Коломне долго сидеть, в поход пойдешь с дружиною. А дальше — уж как Бог даст. Доведется голову сложить — вечная слава, отличишься — там уж разговор другой будет. Государь за заслуги может и другой город на кормление дать, побольше да побогаче.

— Любопытные новости, не ожидал.

— Заезжай почаще, будешь знать. А пока дружину готовь — и коломенскую и свою. Ну, бывай, Георгий, мне еще к государю надо.

Короток зимний день. Вышел от Федора, а уж темнеть начало.

Я направился на постоялый двор, к своим дружинникам. Надо ковать железо, пока горячо.

— Родион, — подозвал я одного из своих коломенских дружинников. — Завтра в Коломну вернешься, передай пушкарям — пусть в Москву едут, да не верхами — на четырех санях. Пушки получать будем.

— Слушаюсь, князь.

— А допрежь — отдыхай.

Я улегся в своей комнате. За стеной воины мои шумно играли в кости. Несмотря на шум, удалось немного вздремнуть. Это и неплохо — я снова собирался тайно навестить князя Телепнева. Надо его держать в напряжении. Если потерю нескольких воинов и холопов можно было списать на случайность, то последующая неприятность заставит его забеспокоиться.

Так, хватит нежиться, отосплюсь позже.

Я встал, подошел к окну. Улицы уже почти опустели, лишь луна скупо освещала город. Окна в домах ставнями закрыты, на улицах — темень, самое разбойничье время.

Пора действовать! Нож на этот раз я взял и кистень, а саблю оставил — не в бой же собрался.

Бросил несколько крупинок порошка в пламя свечи и, дождавшись, когда мое отражение в зеркале растает, вышел на улицу. И почти сразу понял, что зимой такие фокусы плохо проходят. Встречный прохожий обалдело остановился, начал пятиться и креститься.

Еще бы! Скрип снега есть, а идущего не видно, да еще и парок предательский изо рта страху ему добавил. Он-то виден!

Я остановился в замешательстве. Идти дальше или вернуться? «Ладно, — махнул я рукой, — пойду дальше. Получится дойти — хорошо, если попадется несколько чересчур любопытных прохожих, пожелавших выяснить, откуда скрип снега, придется ретироваться на постоялый двор».

Добрался, спугнув по дороге молодую парочку. Парень обнимался с девицей в темном закоулке, а тут я иду. Отпрянул парень от девицы, повернулись они на скрип снега — никого. Девица завизжала и бросилась во двор. Парень сначала замер, потом перекрестился, забормотал:

— Господи, помоги! Дух нечистый, изыди прочь! Я громко засмеялся. Парень бросился бежать, испуганно оглядываясь.

Продолжив путь, я добрался до особняка Телепнева. На улице — темно и пустынно.

Я прошел сквозь забор и обнаружил новую для себя опасность. По двору бегал здоровенный пес, прямо волкодав. Учуяла меня псина, повернула голову и зарычала, обнажив здоровенные клыки. Черт, вот этого я не ожидал. У пса и слух хороший и обоняние. Хоть я и невидим, но запах остался, и от скрипа снега никуда не денешься.

Пес рычал, но с места не двигался врага он не видел.

Сжав рукоять ножа, я рванул вперед и буквально влетел в дом. Обескураженный пес лишь зубами клацнул.

В доме светильники горят в коридоре. Это уже хорошо — не в темноте же бродить, а видеть во тьме я не Мог.

Я двинулся по лестнице на второй этаж и тут же замер. Сапоги мои предательски скрипели — деготь ли на морозе замерз или половицы были скрипучие?

Я разулся, задвинул сапоги в темный угол. Поднялся на второй этаж. Прислушался — тихо, осторожно выглянул из-за угла в коридор — никого. Где был кабинет князя, я помнил хорошо. Пройдя сквозь запертые двери, я очутился в его домашнем кабинете.

Тусклый свет луны, пробивавшийся через маленькое окно, едва освещал комнату. Чиркнув кресалом, я зажег светильник. Вот теперь можно поискать в столе и сундуке бумаги. Я не знал конкретно, что меня интересует, но надеялся найти что-нибудь важное.

Ящики стола не запирались, и мне удалось быстро пересмотреть бумаги. Я разочарованно вздохнул — ничего заслуживающего моего интереса. Остается сундук. Я попытался откинуть крышку. Не тут-то было! Замка не видно, но крышка не открывается. Значит, где-то должна быть потайная защелка. Я быстро обшарил ладонью всю поверхность сундука. Никаких выступов или кнопок. Стоп! Как-то же открывает князь сундук? Я начал анализировать. Вот! В верхнем ящике стола лежала спица, обыкновенная металлическая спица. Но ведь князь — не женщина, вязанием не занимается, зачем она ему?

Я достал из ящика спицу, поднес светильник к сундуку. При неверном свете его сразу бросилось в глаза, что правый верхний угол сундука слегка потерт. Значит, в первую очередь надо искать здесь. И точно! Я почти сразу наткнулся на неприметное отверстие. Надо попробовать.

Я ввел в отверстие спицу, и крышка сундука откинулась. В сундуке лежал ворох бумаг. Я начал просматривать первую, вторую… Да тут столько документов, что их и за день не пересмотришь!

А сожгу-ка я их все!

Я подпалил от светильника уголок бумаги, и, когда она разгорелась, бросил в сундук. Урона государству не будет — важные бумаги у государя в архиве или же приказах лежат, а тут — или кляузы, или донесения от лазутчиков.

Похоже, больше мне сделать нечего. Я прошел сквозь стену слева и попал в опочивальню Ивана Телепнева. Князь лежал на широкой постели и еще не спал. Он явно что-то обдумывал, шевеля губами. Таким задумчивым я его еще не видел. Почувствовал что-то князь, скорее всего — шорох и движение воздуха. Он насторожился, присел в постели и огляделся вокруг. Интересно, кого он хотел увидеть?