А лицо Марины было перечеркнуто большой красной буквой X.

Глава 10

В трудные времена каждый из нас мечтает об убежище. Я решил, что нам нужно поехать в Эйнсфорд.

Увидев вырезку из газеты, Марина страшно взволновалась. Она не сомневалась, что за нами следят, и я согласился с ней. Пока я звонил Чарлзу, она упаковывала несколько наших костюмов.

– Что, прямо сейчас? – недоуменно переспросил он. Чарлз был до того старомоден, что держал свой телефон на столе в коридоре. Я мог себе представить, как он поглядывает на массивные дедовские часы и они сообщают ему, что время довольно позднее, больше половины десятого, а значит, ему пора ложиться спать.

– Да, Чарлз. Именно сейчас.

– Какие же у тебя проблемы – физические или моральные? – Он меня слишком хорошо знал.

– И те, и другие. Всего понемногу, – ответил я. – Но дело не во мне, а в Марине.

– В Марине?

– Я же рассказывал вам о ней на прошлой неделе. Она голландка и очень хороша собой. Ну как, вспомнили?

– Смутно, – проговорил он.

Неужели он пытается вывести меня из равновесия? Я начал злиться.

– По-моему, все в порядке. Приезжайте, – неуверенно отозвался он.

Разве так приглашают? Наверное, ему не стоило звонить.

– Нет, Чарлз, мы не приедем. Простите за беспокойство.

– Но я тебя жду. – Теперь его голос звучал уже более решительно. – Этой голландской красавице понадобится отдельная комната или вы будете… вместе?

– Где ваша интуиция, Чарлз? – упрекнул его я. – На прошлой неделе я вам все рассказал. Мы будем вместе.

– А, верно. Тогда я подготовлю одну комнату. – Да.

Внезапно мысль об убежище показалась мне неудачной. Чарлз был весьма сдержанным и замкнутым человеком, и мне не хотелось злоупотреблять его гостеприимством. Да и вряд ли благоразумно привозить свою новую подружку в дом к бывшему тестю.

– Чарлз, все-таки будет лучше, если мы не приедем.

– Ерунда, – запротестовал он. – Повторяю, я тебя жду. И предвижу немало интересного. Надолго ли вы останетесь?

– Полагаю, что только на уик-энд.

– Видишь ли, Дженни и Энтони явятся в воскресенье, – предупредил он.

Наконец-то я понял причину его колебаний. Моя бывшая жена Дженни всегда приводила в замешательство своего отца. Во флоте он привык командовать, находиться в центре событий и контролировать происходящее, но дома из-за острого языка родной дочери иногда превращался в жалкое бормочущее существо. Одна мысль о ее неизбежном визите заставляла его нелепо суетиться.

– А когда именно в воскресенье? В какое время? – попробовал выяснить я.

– По-моему, к обеду. Лучше спроси у миссис Кросс. Она в курсе всех подробностей.

Миссис Кросс была его домоправительницей.

– К обеду нас уже не будет в Эйнсфорде.

Мы избежим сцены, которая, конечно, доставила бы Дженни удовольствие. Но теперь она сможет увидеть не мои увечья, а раны на лице моей девушки. Как это приятно, подумает она. Радостное зрелище для бывшей миссис Холли, ставшей леди Уингхем.

– Ладно. Хорошо. – Кажется, Чарлз тоже понял, что всем нужно обойтись без этой встречи.

– Мы подъедем к вам часа через полтора, – сообщил я. – Не закрывайте дверь черного входа, я запру ее, когда мы войдем. И не спускайтесь к воротам.

– Разумеется, я к ним спущусь. Будь осторожен и не гони сломя голову.

Как будто я когда-нибудь разгонялся по вечерам на шоссе. Неужели, если кто-то говорит «будь осторожен», люди и правда ведут машины медленнее обычного? Подозреваю, что нет.

Мы оставили в квартире зажженный свет и через служебный вход направились к гаражу. Марина улеглась на заднем сиденье и не поднималась, пока я проезжал по Эбури-стрит. Любой наблюдавший за мной решил бы, что я отправился один, и сделал бы вывод: Марине захотелось побыть дома.

Я проскочил два ряда светофоров с красным светом и трижды обогнул Гайд-парк, прежде чем убедился: никакой слежки за мной нет.

Я вел машину очень осторожно, добрался по шоссе М40 до Оксфорда, затем пересек сельские предместья близ Эйнсфорда и прибыл туда вскоре после полуночи. Марина перебралась на переднее сиденье рядом со мной и проспала почти всю дорогу, проснувшись лишь под конец путешествия от ежеминутной тряски в узких переулках и на горбатом мосту над каналом у подъезда к поселку.

– Потерпи, мой ангел, это в двух шагах, – сказал я, похлопав ее по колену своей искусственной рукой.

– Мой проклятый рот опять разболелся.

– Я дам тебе лекарство, как только мы приедем.

Чарлз не просто ждал нас у входа, он оказался одетым отнюдь не по-домашнему – в темно-синий блейзер и рубашку с галстуком. Никто не обвинил бы его в небрежной манере одеваться. Однажды Чарлза пригласили на званый обед в ресторан в честь его внучатых племянников. Официальность этого обеда состояла в том, что маленькие племянники пользовались ножами и вилками, а не ели со стола руками, и Чарлз чувствовал себя в «Пицца-Лэнд» довольно неуместно. Тем не менее он явился на обед в галстуке-бабочке. Ему было безразлично мнение окружающих. Уж лучше переусердствовать с костюмами, чем выглядеть неряшливо, утверждал он. Например, на обеды Королевского флота нужно приходить в смокинге, да и отправляясь в церковь, незачем надевать простой свитер.

Он двинулся нам навстречу, когда я притормозил перед особняком и начал тормошить Марину. Чарлза потрясло, что кто-то мог избить женщину, особенно такую красивую. Хотя в тот вечер ее лицо с распухшей нижней губой и потемневшими глазами совсем не выглядело красивым. Я знал, что утром вид у нее будет еще хуже.

– Это чудовищно, – произнес он. – Только трус способен ударить женщину.

Чарлз свято верил в рыцарские отношения. А то, что многие его идеалы были старомодны, его мало волновало. Какого он признался мне, что знакомые только и ждут от него старомодных высказываний и поступков – ведь он уже стар. К чему же их разочаровывать?

Чарлз нашел для Марины болеутоляющие и снотворные таблетки, и вскоре она легла в постель. А мы уединились в его маленькой гостиной и выпили виски.

– Надеюсь, я вас не потревожил, – начал я.

– Потревожил, – отозвался он. – Но я счастлив, что так случилось. Что у вас стряслось?

– Это долгая история.

– А нам предстоит долгая ночь.

– Вы помните день розыгрыша Золотого Кубка в Челтенхеме? – спросил я.

– Его трудно забыть.

– Хью Уокера убили за какие-то дела, связанные с махинациями на скачках. Но убийство – уж слишком сильная реакция на мелкое мошенничество с лошадьми. И, по-моему, причины куда серьезнее.

– Как ты можешь быть уверен, что убийство связано с махинациями на скачках? – усомнился Чарлз.

– Потому что Хью оставил перед смертью два сообщения на моем лондонском автоответчике и чистосердечно признался в них. Он опасался, что кто-то может его убить, если он не сделает все, как ему сказали.

– А я полагал, что Хью убил Билл Бартон за шашни с его женой.

Я удивленно поднял брови. Значит, до Чарлза дошли слухи из мира скачек, и он решил их озвучить.

– Мне так говорили, – добавил он, сознательно использовав этот характерный оборот.

– Видите ли, – пояснил я, – по-моему, убийство Хью Уокера было заранее подготовлено. А Билл Бартон не верил, как вы сейчас выразились, в шашни Хью с его женой. Не верил в них вплоть до первого забега в тот роковой день. Билл не мог каким-то чудом раздобыть себе оружие прямо из воздуха. Хью действительно оставил первое сообщение на моем автоответчике до того, как Биллу намекнули о любовной связи Уокера с его Кэйт. Нет, Хью вовсе не боялся, что его убьет Билл. Так что давайте отбросим удобный вывод об убийстве из ревности.

– Но я сам видел, как Бартон разозлился и устроил Уокеру скандал из-за победы Подсвечника.

– Нет, все было не так. Он разозлился, узнав, что сплетни верны и Кэйт уже давно изменяет ему с Хью.

– О, – Чарлз подошел к подносу с напитками и налил еще две полные рюмки виски. Нам и впрямь предстояла долгая ночь.