Сам Ильич вне подозрения, как жена Цезаря, а вот хитромудрый Феликс прокололся. Недаром говорят, что шила в мешке не утаить. За его спиной интригует и переговоры с сибиряками ведет. Старая сволочь!

С Арчеговым стоит переговорить наедине, тот явно хочет что-то важное предложить. И выразительно намекает на это. Генерал молод и горяч и Феликса явно не любит, при виде чекистов его прямо корежит. На этом стоит сыграть, доверие за доверие…

— С гарантиями понятно, они обоснованны, но вот насчет Деникина? На такое он не пойдет! Да и сама идея «Казакии», за которую так ратует генерал Арчегов, для него на дух непереносима.

— Зато для нас полезна, Лев Давыдович! Еще как полезна. Военный министр Сибири, целый генерал-адъютант их царька, и надо же столь горячо выступать за отказ от «единой и неделимой»?! Мне на Россию наплевать, я большевик! — Ленин хмыкнул — когда-то сказанная хлесткая фраза вновь пришла ему на ум, и он ее с удовольствием, прямо смакованием повторил. — И когда с такой же мыслью выступает белый генерал, то он наш союзник, и никак не меньше. Его не нужно убеждать, он сам все за нас сделает! Как ловко придумал с казачьими «буферами»! Вы уж с ним поласковей, Лев Давыдович, это ж наш человек, настоящий большевик, хоть партийный билет ему сейчас выписывай!

Троцкий выдавил из себя улыбку, поддерживая ленинское ерничество, весьма далекую от искреннего смеха. Так вождь относился ко всем тем, кого называл «попутчиками революции».

— А потому вы, батенька, постарайтесь выбить сегодня из сибиряков надежное обязательство. Именно так, и никак иначе, чтобы они немедленно прекратили любую помощь югу, особенно золотом. Без этого режим беляков на Кавказе обречен. Ведь так, Феликс Эдмундович?

— Я согласен с вами, Владимир Ильич. Но этого мало — Сибирь далека, а у Деникина руки развязаны.

— Так связать их надобно, и хорошенько. Что нам стоит признать за казаками самостоятельность, раз на этом настаивает военный министр? Ровным счетом ничего! Зато мы такой козырь выбьем, куда там тузу, и раздрай внесем. И армию беляков вдвое уменьшим…

— Втрое, Владимир Ильич, — непроизвольно поправил вождя Троцкий, удивившись, откуда тот знаком с карточной игрой. — Донские и кубанские казаки составляют две трети вооруженных сил на юге России, если не больше. И это без учета терских, уральских и прочих казачеств.

— Вот и прекрасно! — вождь потер в возбуждении руки, пробежавшись по кабинету.

Настроение у Ленина от таких радостных известий было превосходным, и Троцкий прекрасно понимал отчего — путь на Берлин, к мировой революции, идет через Варшаву, а не через Екатеринодар или Омск. Тем более если за Иртышом и Обью могут появиться японцы, война с которыми крайне нежелательна.

— Если мы немедленно выведем казаков из войны, да еще дадим им таких атаманов, что на дух генерала Деникина не переваривают, то обеспечим этим самую надежную гарантию. Хм… Арчегов ведь сам из казаков? Тогда понятно…

Вождь пробежался снова по кабинету, потирая ладошки в лихорадочном возбуждении. Потоптался по ковру, как стреноженный мерин.

— Нет, определенно, генерал наш человек! А этот, как его… Товарищ Миронов, где сейчас? Еще одна прекрасная кандидатура, ведь он, как я помню, тоже вроде из казаков?

— Донской казак, Владимир Ильич. Арчегов иркутский, а родом из терских! Но ведь белые казаки никогда не согласятся на атаманство Миронова, он для них полностью неприемлем!

— А может, нам следует предложить генерала Краснова? Того, что на Пулковские высоты наступал, а на следующий год «независимую» Донскую республику учредил.

Дзержинский взглядом голодного удава задумчиво посмотрел на Троцкого, а того от этого порядком передернуло.

Лев Давыдович только что сам хотел предложить кандидатуру бывшего атамана, ярого германофила, большого ненавистника генерала Деникина, но его опередили.

И кто?! Янек, чтоб его!

— Краснова?! Чудесная кандидатура!

На губах Ленина заплясала ехидная улыбка. Он прошелся еще раз по кабинету, что-то обдумывая. Троцкий и Дзержинский застыли в ожидании, они хорошо знали Старика — когда тот так улыбается, то следует держать ухо востро.

— А потому, Лев Давыдович, вы должны сегодня же урегулировать этот вопрос с генералом Арчеговым. И стойте намертво — никого другого мы на посту атамана не потерпим. И требуйте гарантий, обязательно требуйте. Настойчиво!

— Я понял, Владимир Ильич.

— Уступайте в малом, не торгуйтесь. Но в главном стойте непоколебимо. Момент очень удачный, поляки заняли Киев. Как сейчас ненавидят их белые, вы только представьте?! Грех не воспользоваться взаимной ненавистью наших врагов! И мы превратим это поражение в победу, ведь Деникину, в отличие от сибиряков, расчленение России не по нутру. Да и те тоже, по большому счету, противники интервентов, хоть чехов, хоть Польши. А потому они будут выполнять договоренности, ибо в их глазах поляки исконные враги и оккупанты. И нам стоит немедленно воспользоваться этим. Один сильный удар, и мы в Варшаве!

Троцкий с восхищением посмотрел на Ленина — «Ох, рано сбрасывать его со счетов, ох, рано!»

— А сибиряки и казаки не дадут Деникину возможность ударить нас в спину. Полгода более чем достаточно, особенно сейчас, когда один день неделе равен. А уж после Варшавы…

— А что будет после взятия Варшавы?

Дзержинский первым не выдержал длительной и многозначительной паузы, взятой вождем.

— Вместе с германским пролетариатом мы непобедимы. Вот тогда и наступит очередь и Кавказа, и Сибири. Пусть они сейчас успокоятся, посчитают, что мы от них отступились.

Стремительным и хищным тигром прошелся по комнате изменившийся до неузнаваемости за мгновение вождь диктатуры пролетариата, словно сам к броску изготовился.

— Бить врага нужно внезапно, и всей силою, чтобы он не успел отпор дать. А мы, большевики, можем отказаться от любого соглашения, если оно идет вразрез с интересами мировой революции! Так будет всегда, иначе мы не победим!

Ленин торжествующе посмотрел на соратников и засмеялся, взмахнув рукой в жесте победителя…

Севастополь

Адмирал Колчак помотал головой, отгоняя видение своего собственного тела, истерзанного пулями, и сосредоточился на делах флотских. А они радовали сердце.

В январе из Николаева и Одессы удалось увести все недостроенные корабли, с высокой степенью готовности. Первым из них был легкий турбинный крейсер «Адмирал Нахимов», на котором осталось только смонтировать загруженные механизмы и установить артиллерию. Работы на год, не больше, но на обустроенном заводе.

Рядом с крейсером стояли два эсминца «Занте» и «Цериго» знаменитой «ушаковской» серии, названной так в честь побед легендарного флотоводца. Их старшие собратья — «Гаджибей», «Фиодониси» и «Калиакрия» были затоплены в Новороссийске, а «Керчь» в Туапсе, чтобы не быть выданными немцам, когда те заняли Севастополь.

Их страшную участь разделил и линкор «Екатерина Великая», флагман флота, также переименованный в революцию, и полдюжины старых угольных эсминцев.

— «Свободная Россия», — пробормотал адмирал, припомнив то название, — какая похабель!

И в который раз мысленно выругался по адресу большевиков, что выполнили заказ «союзников», вольно или невольно приложив руки к уничтожению русского флота.

Если бы не это, то сейчас на рейде стоял бы еще один линкор с парочкой дивизионов новых турбинных эсминцев. Да и «угольщики» были совсем не старые…

Но что было, то было, ничего здесь не поделаешь. Сейчас на флоте ударной силою являлись «новики» — прекрасные турбинные эсминцы, пусть и изрядно потрепанные затяжной шестилетней войной и революцией. Если их по одному ставить на ремонт, то флот будет иметь пять эскадренных миноносцев, очень быстрых, как и их прародитель «Новик», на палубу которого Колчак вступал не раз.

Восстановить линкор, достроить крейсер, двух «ушаковцев» и «Быстрого», что потерпел аварию на камнях и до сих пор не отремонтирован, тогда флот будет иметь по бригаде линкоров и крейсеров, и мощную минную дивизию, способные полностью господствовать на Черном море. И против которых турки вместе с румынами бессильны что-либо предпринять. Да и с «союзной» эскадрой можно справиться или, по крайней мере, существенный ущерб ей нанести.