— В политике нет цинизма, а есть здоровое восприятие, — Мойзес ответил с некоторым почтением. Даже глаз стал блестеть иначе. — Вы сможете мне ответить на один вопрос?

— Задавайте! Отвечу честно, но есть некоторые моменты…

— У меня вопрос личного характера, тайны вашего Генштаба не нужны, — чекист усмехнулся, но заговорил вкрадчиво: — Вы монархист, но, тем не менее, предлагаете нам такое, что в голову не укладывается! А как же «единая и неделимая»? «Царствуй над нами»? Почему вы так делаете?!

Мойзес буквально выплевывал из себя последние слова, словно боялся, что ему заткнут рот.

— Я не могу поверить в это, но я знаю! Да, я знаю, что вы мне сейчас не солгали! Почему?!

— Я монархист, это верно. Но это не значит, что я сторонник самодержавия! Вы разницу в этих словах улавливаете? Я не желаю, чтобы всякие генералы и помещики, что Россию просрали, снова балом заправляли. «Единая и неделимая»? Хм…

Арчегов остановился, его лицо исказила такая гримаса нечеловеческой ярости, что Мойзеса пробрало, хотя тот видал виды. На всякий случай чекист чуть отодвинулся — он умел различать фальшивость, но тут наигранности не было ни на йоту.

Генерал на самом деле пришел в бешенство, злоба клокотала со свирепостью вулкана.

— Где вы ее видели?! Есть красная Россия, есть белая, есть множество народов, что получили свою государственность. А они желают их всех в кучу согнать и себя во главу поставить?! Хрен им во всю морду! Я не желаю воевать за их усадьбы и заводы! Да и ни к чему доброму это не приведет — народ, который вкусил свободы, поставить на колени невозможно! А они этого не понимают, уроды, и не поймут сейчас! Вот только когда их из России пинком вышибить, вот тогда, может быть, хоть что-то в их куриных мозгах появится. Кретины! История их ничему не научила!!!

Арчегов говорил возбужденно, сжимая кулаки. Потом он схватил Мойзеса за плечо — тот ойкнул, и генерал тут же разжал пальцы. Но говорил веско и четко, будто приказ отдавал. И не отводил свой свирепый взор, буквально впился им в обезображенное лицо чекиста.

— И вы еще одно запомните — нас тоже победить нельзя! Я казак — а мы от рождения не знали рабства! Нам легче погибнуть. Надеюсь, что ваши в Кремле это понимают?!

— Да, Константин Иванович. Ваши предложения я немедленно передам кому следует. И еще одно, — Мойзес замялся на секунду, но, вскинув голову, продолжил звонким голосом: — Сейчас мы союзники, в этом я теперь полностью уверен. Пусть и временные. А потому должен вас предупредить — в Сибири давно зреет монархический заговор. Переворот намечен на ближайшие дни. Вас и Вологодского ждет смерть…

— Доказательства есть?!

Арчегов впился глазами в чекиста, положив ладонь тому на колено. Пальцы так сжались, что Мойзес поморщился от боли.

— Вы не можете связаться с Иркутском по телеграфу потому, что ваша артиллерия разрушила линию. Наши парламентеры были отогнаны пулеметным огнем. Более того — из Новониколаевска на восток переброшен гвардейский полк полковника Мейбома и батальон лейб-егерей, но всех сибиряков и казаков оставили на месте. Сегодня-завтра эшелоны уже будут в Иркутске. Есть еще данные…

— Даже так… Не знал, но чувствовал, — голос Арчегова помертвел, и Мойзес увидел, как генерал посерел лицом. Но тут же спросил, скрипнув зубами, словно от боли: — Вы сможете отправить несколько радиограмм в Севастополь и в Париж? Это нужно сделать немедленно! И срочные телеграммы в Китай и Японию. Поможете?!

— Товарищ Дзержинский уже отдал нужные распоряжения. Нам не следует терять время, генерал!

Севастополь

Колчак пристально смотрел на пламенеющий закат. Дурное настроение, что овладело им сегодня утром, исчезло бесследно. Нет, русский флот был жив, в этом он убедился за сегодняшний день еще раз.

И пусть не тот, что был раньше, три года тому назад, когда он вступил в командование Черноморским флотом, но даже такой он представлял собою реальную боевую силу, с которой врагам придется считаться.

С мостика «Георгия Победоносца», с которого адмирал летом 1917 года бросил свою «золотую» саблю в море, дабы она не попала в загребущие лапы революционизированных матросов, Александр Васильевич с нескрываемым удовольствием вглядывался в хищные силуэты готовых к боям и походам кораблей.

Главный козырь представлял линкор «Адмирал Ушаков», за свою недолгую трехлетнюю жизнь сменивший три имени. Он был заложен как «Император Александр III», вошел в строй как «Воля», переименованный на революционной волне, а возвращенный англичанами, получил имя одного из зачинателей белого движения — «Генерал Алексеев».

Колчак сразу по прибытии в Севастополь настоял, чтобы линкору дали другое имя, которое будет ласкать душу и гордость каждого моряка. Великий русский флотоводец, с именем которого связаны самые громкие победы русского флота, адмирал Федор Федорович Ушаков подходил для того как нельзя лучше.

Он был и одним из основателей Черноморского флота, и его командующим. Тем более в русском флоте броненосец береговой обороны «Адмирал Ушаков» героически погиб в Цусимском проливе, но не спустил перед врагом Андреевский флаг, презрев собственную участь.

С Деникиным состоялся тяжелый разговор, но, в конце концов, генерал уступил, сказав, что не станет вмешиваться во флотские дела, и дал «добро» на все реформы и переименования.

Сегодня адмирал осматривал злосчастный линкор «Императрица Мария», что взорвался в бухте три года назад. Что это было — несчастный случай, халатность экипажа или вражеская диверсия, так и не установили ни тогда, ни сейчас.

Он про себя решил, что второй линкор флоту необходим. И был выбор — или достроить готовый на три четверти «Император Николай I», стоящий на стапеле в Николаеве, используя механизмы и вооружение «Императрицы», или, наоборот, восстановить последний корабль, используя элементы первого линкора.

Дело вполне посильное, вот только Николаевские верфи в руках большевиков, а мощности Севастопольского морского завода далеко не те, чтоб капитально отремонтировать и тем более построить линкор. Хотя выход из положения имелся — в Новороссийск было эвакуировано оборудование Ревельского завода, что сейчас было бесхозным.

Но слишком опасна тамошняя «бора», резкий, внезапно срывающийся с гор сильный ветер, особенно зимой. И потому он решил перевезти все в Севастополь и увеличить мощности местного морского завода. Но время, время! На строительство уйдет не меньше года и уйма средств, которые, впрочем, имелись.

Колчак вместе с чином полного адмирала, дарованного государем Михаилом Александровичем, получил от Сибирского правительства пятьдесят миллионов рублей, половина из которых была загружена в трюм «Орла» в тяжелых ящиках — золотыми слитками и монетами. Эти деньги флот не получил бы никогда, но они были буквально выбиты для него молодым военным министром Арчеговым.

— Я знаю, кто он такой, знаю, — прошептал Александр Васильевич, вдыхая полной грудью соленый морской воздух.

Теперь он действительно знал все, получив очень откровенное письмо от Миши Смирнова, своего старинного друга. И представил, как февральской ночью его самого вывели чекисты к проруби в устье реки Ушаковки, что впадает в Ангару, и дали залп…

Москва

— Насчет гарантий, что предлагает Сибирское правительство, нам все ясно. Товарищ Мойзес хорошо изложил свой разговор с военным министром! Ведь так, Лев Давыдович?

— Да, Владимир Ильич!

Троцкий ответил как можно дружелюбнее, хотя внутри все клокотало от сдерживаемого бешенства. Целый день он распинался перед Вологодским и Арчеговым, кружева плел и дурачил, а этот поляк за его спиной все тихонько обделал. И молчком.

Нет, он еще вчера заподозрил, что дело нечисто, когда генерал фразы Старика произнес, что тот на днях сказал. Словно о чем-то намекал ему, а он тогда удивился, но не придал тому значения.