— Я не уверена, что правильно понимаю…

— Что заставляет подростка палить из автомата по трибунам футбольного стадиона? Почему отчаявшаяся мать запирает своих детей в машине и сталкивает ее в озеро? Что заставляет мужчину насиловать свою падчерицу или… или задушить свою жену?

Она увидела слезу в уголке его глаза.

— Мик, ты думаешь, что существует злая сила, влияющая на наше поведение?

— Иногда… Иногда мне кажется, что я что-то чувствую.

— Что именно?

— Присутствие. Иногда я чувствую, будто ледяные пальцы из иного измерения касаются меня. Каждый раз, когда у меня появляется такое чувство, происходит что-то ужасное.

— Мик, ты провел в одиночном заключении одиннадцать лет. Было бы странно, если бы ты не начал слышать какие-то голоса…

— Это не голоса, это, скорее, шестое чувство. — Он потер глаза.

Эта поездка может оказаться большой ошибкой. Ему нужна помощь. Он, вероятно, на грани нервного срыва.

Доминика внезапно почувствовала себя очень одинокой.

— Ты думаешь, что я псих…

— Я этого не говорила.

— Нет, но ты об этом подумала. — Он повернулся и посмотрел на нее. — Древние майя верили в то, что добро и зло являются физическими сущностями. Они верили, что их великий учитель Кукулькан был побежден злыми силами, богом зла, которого ацтеки звали Тескатлипока — дымящееся зеркало. Они считали, что Тескатлипока мог прикоснуться к душе человека и обмануть его, заставить творить ужасные вещи.

— Мик, это всего лишь майяский фольклор. Моя бабушка рассказывала мне такие же сказки.

— Это не просто сказки. Когда погиб Кукулькан, майя начали приносить в жертву десятки тысяч своих сородичей. Мужчин, женщин, детей — всех убивали во время кровавого ритуала. Множество жертв было принесено в храме на вершине пирамиды Кукулькана — им вырезали сердца из груди. Тысячи девственниц отправлялись по древней мощеной дороге к священному сеноту, где им перерезали горло, а потом бросали в источник умирать. Храмы Чичен-Ицы украшали черепами погибших. Майя тысячи лет жили в мире. Что-то должно было повлиять на них, иначе они не могли так внезапно изменить модель поведения и начать уничтожать друг друга.

— Из дневника твоего отца следует, что майя были очень суеверными, они просто посчитали, что человеческие жертвы могут остановить конец света.

— Да, но было и другое влияние — культ Тескатлипока, который, судя по всему, и спровоцировал это заблуждение.

— То, что ты мне рассказал, никак не доказывает существования зла. Люди уничтожали себе подобных с тех самых пор, как наши предки слезли с деревьев. Испанская инквизиция сожгла тысячи людей. Гитлер и нацисты отправили в крематории и газовые камеры шесть миллионов евреев. В Африке насилие не прекращается до сих пор. Тысячи сербов уничтожены в Косово…

— Именно об этом я и говорю. Человек слаб, он легко поддается влиянию извне. И доказательства этому мы видим повсюду.

— Какие доказательства?

— Даже среди самых честных членов общества процветает коррупция. Дети пользуются своей свободой выбора, чтобы творить жуткие вещи, их сознание не способно воспринимать различие между правильным и неправильным поступком, между жизнью и выдумкой. В новостях по Си-эн-эн несколько дней назад показывали десятилетнего мальчишку, который взял отцовский пистолет и застрелил двоих одноклассников, которые обижали его в школе. — Мик смотрел на море, его глаза снова подозрительно блестели. — Десятилетний ребенок, Доминика!

— Наш мир болен…

— Именно. Наш мир действительноболен. Сама структура общества заражена этой злобной сущностью, влияние которой распространяется как рак, а мы все ищем причины этого там, где их нет. Шарль Бодлер когда-то сказал, что самая изощренная хитрость дьявола состоит в том, чтобы уверить вас, что он не существует. Доминика, я чувствую, как эта сущность становится все сильнее. Я чувствую, как она приближается: открывается галактический портал, зимнее солнцестояние уже близко.

— А что, если эта злобная сущность, которую ты ощущаешь, не появится через три недели? Что ты тогда станешь делать?

Мик выглядел озадаченным.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты что, никогда не рассматривал вариант, что можешь ошибаться? Мик, вся твоя жизнь была посвящена разгадке пророчества майя и спасению человечества. Твое сознание, как и вся твоя личность, формировалось под влиянием этой веры, которую внушили тебе родители. И вера эта усиливалась с каждой новой травмой в твоей жизни, от которой ты прятался в своих мечтах. И не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы объяснить, чем на самом деле является это твое ощущение злобного существа.

Глаза Мика расширялись все больше с каждым ее словом.

— Что случится, если зимнее солнцестояние наступит, а все на свете останется по-прежнему? Как ты будешь жить, если это произойдет?

— Я… Я не знаю. Это приходило мне в голову, но я не позволял себе надолго об этом задуматься. Я боялся, что если это сделаю, если задумаюсь о нормальной жизни, я могу потерять из виду то, что на самом деле важно.

— На самом деле важно, чтобы ты прожил свою жизнь в полную силу. — Она взяла его за руку. — Мик, используй свой блестящий интеллект, чтоб заглянуть в свое сознание. Тебе с самого рождения промывали мозги. Твои родители уверяли тебя, что нужно спасти мир, а на самом деле спасать нужно Майкла Гэбриэла. Ты всю свою жизнь посвятил погоне за белым кроликом, как Алиса. А теперь тебя приходится убеждать, что Страны чудес не существует.

Мик лег на спину, глядя в вечернее небо, повторяя про себя слова Доминики.

— Мик, расскажи мне о своей матери.

Он глотнул, прочистил горло.

— Она была моим лучшим другом. Она была моей учительницей, моим товарищем, всем моим детством. Пока Юлиус неделями пропадал, исследуя пустыню Наска, мама окружала меня любовью и заботой. Когда она умерла…

— От чего?

— Тяжелая форма рака. Ей поставили диагноз, когда мне было одиннадцать. И до последнего дня я был ее сиделкой. Она стала такой слабой… Рак просто пожирал ее. Я часто читал ей вслух, чтобы отвлечь от боли.

— Шекспира?

— Да. — Он сел. — Ее любимых «Ромео и Джульетту». «Смерть выпила дыхание твое, но красотой твоей не овладела». [27]

— А где в это время был твой отец?

— Где ж еще? В пустыне Наска.

— Твои родители были близки?

— Очень близки. Они были по-настоящему родственными душами. И когда она умерла, она забрала его сердце с собой в могилу. Как и часть моего.

— Но если твой отец так ее любил, как он мог оставить ее в тот момент, когда она умирала?

— Мама и Юлиус говорили мне, что их задача куда важнее, куда благороднее простого просиживания штанов у постели. А я сидел и смотрел, как она медленно угасает. Я с самого раннего возраста был отмечен судьбой.

— Каким образом?

— Мама верила, что у определенных людей бывает очень странный дар, определяющий их жизненный путь. Этот дар накладывает на своего носителя огромную ответственность, и тогда приходится многим жертвовать, чтобы не свернуть с этого пути.

— И она верила, что у тебя есть этот дар?

— Да. Она говорила, что я наделен уникальной проницательностью и острым умом, которые передались по линии ее предков. Она объяснила мне, что те, кто не наделен даром, никогда меня не поймут.

Господи. Родители Мика свернули ему мозги. Понадобятся десятки лет терапии, чтобы вернуть его в нормальное состояние.

— Что?

— Ничего. Просто я думала о Юлиусе, который сбросил на своего одиннадцатилетнего сына все бремя заботы об умирающей матери.

— Это не было бременем, это была моя возможность отблагодарить ее за все, что она для меня сделала. Сейчас, вспоминая это, я не вижу другого выхода.

— Он хоть был с ней, когда она умерла?

— Да, он был с ней, ясно?

Мик посмотрел на горизонт; его взгляд на миг затуманился воспоминаниями, но тут же стал острым как у орла. Он схватил бинокль.