Изменить стиль страницы

— Когда Абуль-моут придет туда?

— Он хотел быть там послезавтра, потому что он собирается плыть и ночью, но я думаю, ему понадобится больше времени.

— Почему?

— Потому что уже к утру, задолго до наступления дня, он приплывет на место, где река полностью заросла камышом. Протиснуться через него на больших кораблях очень трудно, а ночью и совсем нельзя. Абуль-моуту придется ждать, пока станет светло, и пройдет еще очень много времени, прежде чем он прорубит камыш и снова выйдет на фарватер.

— Очень хорошо! Теперь скажи мне, может быть, ты слышал, не собирается ли Абуль-моут в скором времени предпринять новый поход за рабами?

— Мне говорили, что собирается.

— На кого он хочет напасть?

— На ниам-ниам. Но теперь ему придется отложить поход до тех пор, пока не будет восстановлено селение. Ему сейчас не нужны новые рабы, потому что Абдулмоут приведет их из Омбулы.

— Сколько он взял с собой ловцов рабов?

— Пятьсот.

— Знаешь ли ты Сеяд Ифъяла?

— Охотника на слонов? Да. Он был у нас как раз в тот день, когда загорелось селение.

— Ты знаешь, где этот человек сейчас?

— Нет. Никто не знает, куда он направился.

— Как его настоящее имя?

— Он его никому не открывает. Все знают его только под именем Сеяд Ифъяла.

— Он говорил тебе, куда собирается пойти?

— Нет. Он выменял у меня двух верблюдов. Когда мы утром проснулись, его уже и след простыл.

— Он ушел один?

— Да, как и пришел.

— Больше никто из пришельцев не интересовался Абдулмоутом и Омбулой?

— Здесь был один белый чужестранец, который хотел попасть в эту деревню.

— Зачем?

— Этого я не знаю. Он просил у меня проводника, но я сказал ему, что беланда — наши кровные враги и что тот, кто пойдет к ним отсюда, не вернется назад живым. Тогда он ушел.

— Куда?

— Он не сказал. Отправился, наверное, по своим делам.

— Ты говорил сегодня с Абуль-моутом?

— Да. Он приходил к нам, и я должен был рассказать ему все, что случилось здесь в его отсутствие.

— Об Охотнике на слонов ты тоже упомянул?

— Нет.

— А о белом незнакомце, который хотел нанять проводника до Омбулы?

— Ни слова.

— Почему?

— Потому что я просто не успел ему ничего рассказать. Абуль-моут очень спешил, он хотел как можно скорее отплыть.

— Как были вооружены нуэры?

— У некоторых из них были ружья, у других — нет.

— Ты видел их всех?

— Да, потому что я был здесь, когда они высадились на берег, а потом снова поднялись на корабли.

— Сколько примерно ружей у них имелось?

— Не больше двадцати. У остальных были стрелы копья, ножи и щиты из кожи бегемота.

— Но сам Абуль-моут и пять его арабов были хорошо вооружены?

— У них были ружья, пистолеты и ножи.

— Как у них обстояли дела с порохом?

— Его было ровно столько, сколько они имели в своих рогах. Абуль-моут был очень разгневан, потому что фельдфебель забрал с собой весь запас, который оставался в селении. Свинца для пуль тоже не было.

— Так! Спасибо тебе за подробный рассказ. Это все, что я хотел знать.

— Теперь я могу идти?

— Можешь идти, а если хочешь, то останься и продолжай рыбачить — тебе ничего не грозит. Чтобы ты поверил в это и перестал бояться, я подарю тебе один талер. Вот, возьми!

Только сейчас Шварц убрал руку с головы шейха, достал из кармана кошелек и вытащил из него один талер Марии-Терезии. Это оказалось самым верным средством успокоить негра. Он наконец отважился поднять голову и взглянуть в глаза своему страшному собеседнику и спросил:

— Господин, этот талер действительно принадлежит мне?

— Да.

— Тогда ты и правда не шайтан, а очень хороший человек. Ты гораздо умнее и добрее того белого незнакомца, который обещал мне денег, а вместо них хотел дать только несколько жалких жемчужин. Я вижу, что мне нужно с тобой дружить.

— Ты совершенно прав. Позови своих товарищей обратно и спокойно продолжай свой лов рыбы. Я уже ухожу. Через некоторое время мимо вас проплывут три больших корабля, но и их вам нечего пугаться: они не станут здесь останавливаться.

— Корабли, ты сказал? Что это за корабли? Кому они принадлежат? Откуда и куда идут? Может быть, на них будут работорговцы? — засыпал его вопросами шейх.

— Нет, на этих кораблях плывут не ловцы рабов, а честные люди.

— И они в самом деле не остановятся здесь?

— Нет. Можешь положиться на мое слово. Доброй ночи!

Шварц повернулся к негру спиной и скрылся в темноте. Сын Тайны и Бен Бафа поджидали его под ближайшими деревьями и слышали всю беседу. Шагая рядом с немцем к лодке, Сын Верности заметил:

— Теперь я понимаю, эфенди, что недостаточно умно вел себя со старым джуром.

— Почему же?

— Я спрашивал его только об Абуль-моуте, тебе же удалось выведать у шейха множество других полезных сведений.

— Откровенно говоря, я и сам не рассчитывал, что смогу узнать так много. Счастье, что мы встретили этих людей.

Как только Шварц и его спутники вновь оказались на борту лодки, ниам-ниам дружно взялись за весла и двинулись в обратный путь. Им пришлось плыть совсем недолго: уже через несколько минут впереди показались огни по-прежнему шедшей впереди дахабии. Для того чтобы дать Хасаб Мураду необходимые инструкции, Шварц приказал подвести лодку сначала к его нукверу, и, только переговорив с комендантом Магунды, поднялся на борт своего корабля.

На носу каждого судна горели большие костры, освещавшие фарватер. Они бросали красные блики на воду, из которой то и дело выпрыгивали стайки резвящихся рыбок. Ветер, все эти дни благоприятствовавший морякам, гнал снопы искр к берегу, туда, где горел еще один костер, и стоявшие возле него рыбаки молча провожали взглядами проходившие мимо корабли.

Часто, когда флотилия достигала очередной излучины, выступавший вперед край берега мешал ветру, и паруса вяло опадали. Позднее, около полуночи, ветер затих совсем и больше не поднимался. Тут уж ничего нельзя было поделать, и утешением могло служить только то, что и Абуль-моут где-то там, впереди, тоже вынужден беспомощно стоять на месте, пока не переменится погода.

— Эх, ничего бы нам сейчас не пришлось так кстати, как добрый ветер, который бы живо нас дальше потащил! — крякнул Пфотенхауер. — Кабы сейчас, по крайности, был день, мы б могли хоть тяговые канаты задействовать, понятно, если бы берег для этого годился. А далеко ли от нас сейчас находится этот Абуль-моут?

— Он отплыл из селения за час до захода солнца, мы же были там через два часа после заката. Значит, мы отстаем от него всего на три часа.

— Так мы, гладишь, завтра его и догоним!

— Несомненно.

— И что вы тогда делать думаете? Поймаете его?

— Да.

— Я б не так поступил.

— А как же?

— Я бы дал ему спокойно добраться до лагеря этого фельдфебеля. Там они все, как пить дать, передерутся, потому что изменники небось не захотят сдаваться-то. Ну, а как они наполовину друг-дружку бы перебили, тут бы уж и мы подоспели.

— Эта мысль приходила мне в голову, но я быстро понял, что она никуда не годится.

— Как-как? Ни на что не годится? Ну, это уж нельзя назвать большой мне похвалой!

— Да вы подумайте сами и убедитесь, что я прав.

— Что-то я покамест не могу с этим согласиться. Я думаю, что только мы Абуль-моута схватим, нам тут же придется за фельдфебеля браться. По мне лучше с ними обоими одним разом покончить.

— Нет, потому что я пока еще в здравом уме. С нашими тремя кораблями и отрядом в четыреста пятьдесят человек мы намного превосходим Абуль-моута. У него сейчас мало ружей и почти нет пороха, мы же в избытке снабжены и тем, и другим. Если мы нападем на него на реке, мы справимся с ним очень быстро и почти без потерь с нашей стороны. Позволить же ему добраться до залива — значит дать ему в руки порох и свинец. Конечно, ему и тогда нас не одолеть, но в последнем случае даже его жалких тридцати ружей будет достаточно, чтобы убить добрую сотню наших людей. А этого я хочу избежать любой ценой.