Может быть. лучше отступить? Чем дольше я удерживаю их вдали от здания, тем лучше, но, может быть, все-таки сейчас лучший момент для отступления? Бондаренко заколебался. Внутри здания его солдаты будут лучше защищены, но тогда он утратит контроль над ними, не сможет управлять их действиями, когда каждый из солдат будет отделен друг от друга внутренними стенами А если они отступят внутрь здания и перейдут на верхний этаж, у афганских саперов появится возможность подорвать здание взрывными зарядами и обрушить верхний этаж – нет, это шаг, продиктованный отчаянием. Бондаренко прислушался к звукам выстрелов, стонам раненых и умирающих людей и никак не мог принять решение.

Рядом, в двухстах метрах, Лучник собирался принять решение за него. По ошибке сделав вывод, что большие потери, которые он понес на этой стороне здания, означают, что именно здесь сконцентрированы защитники, он перебросил остаток своих воинов на другую сторону. На это ему потребовалось пять минут, а оставленные им моджахеды вели непрерывный огонь по русскому периметру обороны. У людей Лучника кончились мины, кончились гранаты, которыми стреляли из гранатометов, и помимо автоматов осталось всего несколько ручных гранат и шесть подрывных зарядов. Вокруг пылали пожары, пламя которых взвивалось оранжевыми языками в темноту ночи, растопляя падающий снег. Лучник слышал стоны своих раненых воинов, собирая ударный кулак из пятидесяти человек, способных сражаться. Они бросятся в атаку как один, следуя за тем, кто привел их сюда. Лучник снял с предохранителя свой АК-47 и вспомнил трех первых русских, которых застрелил из него.

Бондаренко резко повернул голову, когда услышал крики, доносящиеся с противоположной стороны здания. Он взглянул назад и увидел, что ничего не случилось. И тут он решил поступить так, как считал правильным: «Всем в здание! Быстрее!» Два из десяти оставшихся у него солдат были ранены, и каждый из них нуждался в помощи. На отступление потребовалось больше минуты, и тишина ночи все время нарушалась автоматными очередями. Бондаренко взял с собой пятерых ч побежал с ними по центральному коридору первого этажа. Через несколько мгновений они выскочили на противоположную сторону здания.

Полковник не успел понять, удалось ли афганцам прорваться через линию обороны или это его люди отступали, – ему снова пришлось воздержаться от стрельбы, потому что обе стороны были одеты одинаково. Затем один из бегущих к зданию открыл огонь, полковник опустился на колено и срезал его короткой очередью Тут же появились другие, и Бондаренко едва не нажал на спусковой крючок, но в это мгновение услышал их крики:

– Свои! Свои! – Полковник насчитал восемь человек. Послед ним был сержант, раненный в обе ноги.

– Их слишком много, мы не могли…

– Всем внутрь, – крикнул полковник. – Вы можете сражаться?

– Да, черт побери! – Оба оглянулись. Нельзя обороняться, стоя в отдельных комнатах. Вести огонь придется в коридорах и на лестничных клетках.

– Подкрепление уже в пути. Из Нурека движется сюда целый полк. Нам нужно только продержаться до их прибытия! – сообщил своим людям Бондаренко. Он не сказал им, сколько времени потребуется для этого. Но для солдат это была первая хорошая новость за последние полчаса. По лестнице вниз спустились двое штатских. В руках у них были автоматы.

– Нужна помощь? – спросил Морозов. Он не проходил военного обучения, но только что узнал, что пользоваться автоматом совсем несложно-

– Как дела наверху? – спросил Бондаренко.

– Убили руководителя моего сектора. Я взял у него вот этот автомат. Много раненых, и остальные напуганы, как и я.

– Оставайтесь здесь, с сержантом, – распорядился полковник. – Не теряйте головы, товарищ инженер, и мы сумеем отбиться. Вот-вот прибудет подкрепление.

– Поскорее бы. – Морозов помог раненому сержанту встать – тот был еще моложе инженера, – и они направились в дальний конец коридора.

– Спускайтесь по лестнице. Осторожно, – предупредил Кларк. – У конца лестницы – поперечный брус. На него можно встать.

Мария с отвращением посмотрела на уходящую вниз лестницу, покрытую слизью, и начала спускаться, двигаясь словно во сне. За ней последовала дочь. Кларк обошел женщин и спрыгнул в лодку. Там он отвязал носовой линь и передвинул лодку, отталкиваясь руками от свай, к тому месту, где они его ждали. От поперечного бруса лодку отделяло три фута.

– По одной, вы первая, Катя. Спускайтесь медленно вниз, и я подхвачу вас. – Девушка начала спускаться, от страха и неуверенности у нее дрожали колени. Кларк схватил ее за лодыжку и потянул к себе. Она рухнула в лодку с элегантностью мешка, полного картошки. За ней последовала Мария. Кларк точно так же проинструктировал ее, но Катя, пытаясь помочь матери, оттолкнула лодку от пирса. Руки Марии соскользнули, и она с криком упала в воду.

– Кто там? – донесся окрик с берега.

Кларк не обратил на окрик внимания, схватил барахтающуюся женщину и втащил в лодку. Мария задыхалась от холода, но он ничем не мог ей сейчас помочь. Он включил электрический мотор и направил лодку к выходу из гавани. По пирсу загремели шаги бегущего человека.

– Стой! – раздался крик. Кларк понял, что это портовый охранник – так всегда, в решающую минуту появляется охранник. Он обернулся и увидел свет ручного фонарика. Слабый луч не доставал до лодки, но освещал кильватерную струю, остающуюся позади. Кларк поднял рацию.

– Дядя Джо, говорит Уилли. Возвращаемся. Солнце зашло.

– Их могли заметить, – сообщил офицер-связист капитану.

– Этого только нам не хватало. – Манкузо прошел вперед. – Гудмэн, поворот направо на курс ноль-восемь-пять. Двигайтесь к берегу со скоростью десять узлов.

– Мостик, докладывает гидролокатор. Контакт на пеленге два девять-шесть. Дизельный двигатель, – послышался голос Джоунси. – Два винта.

– По-видимому, патрульный фрегат КГБ – «Гриша», вероятней всего, – заметил Рамиус. – Обычное патрулирование.

Манкузо промолчал, лишь сделав жест в сторону группы управления огнем. Они вычислят координаты цели, идущей мористее, пока «Даллас» двигается к берегу на перископной глубине, подняв над водой радиоантенну.

– Внимание, девять-семь-один, это центр управления полетом Великие Луки. Поворачивайте направо на новый курс один-ноль-четыре, – произнес русский голос в наушниках полковника фон Эйка. Пилот сжал выключатель на руле управления.

– Повторите, Луки. Плохо вас слышу.

– Девять-семь-один, вам приказано повернуть направо на новый курс один-ноль-четыре и вернуться в Москву.

– А-а, понятно. Спасибо, Луки, но мы не согласны. Продолжаем полет по курсу два-восемь-шесть в соответствии с полетным планом. Конец связи.

– Девять-семь-один, приказываю немедленно возвращаться в Москву! – настаивал авиадиспетчер.

– Понятно. Спасибо. Конец связи. – Фон Эйк посмотрел на автопилот, чтобы убедиться, что самолет сохраняет заданный курс, и продолжил обзор. Всегда была вероятность появления неопознанных самолетов.

– Но ведь вы не поворачиваете обратно, – сказал русский летчик по системе внутренней связи.

– Нет, конечно. – Фон Эйк посмотрел на него. – Насколько я помню, мы ничего в Москве не забыли. – Так уж и ничего…

– Но вы получили приказ…

– Сынок, я командую этим самолетом, и мой приказ – лететь в Шаннон.

– Но… – Русский отстегнул ремни и начал вставать.

– Сидеть! – Резко скомандовал пилот. – Никто не смеет выходить из кокпита без моего разрешения, мистер! Вы являетесь гостем на борту моего самолета и, клянусь Всевышним, будете вести себя так, как я приказываю! – Черт побери, подумал полковник, все должно было пройти гладко. Он сделал знак инженеру, который повернул еще один выключатель. Теперь свет погас во всех салонах «Боинга». Начиная с данного момента VC-137 не нес ни единого огня. Фон Эйк снова включил радиопередатчик.