— Ну а я при чем?

— Да нам на территорию нужно.

— То есть я вас должна провести?

— То есть да, — рассердился Ивакин.

— Против кого в овраге копать будете? — Она взялась за ручку машины, и Ивакин понял, что бабка не отпустит их, даже если они передумают ехать в поселок.

Семеныч смотрел на нее с возрастающим мужским интересом.

— Против кого… Это сложный вопрос. Во всяком случае, за того, кто, наконец, продаст дом самому главному покупателю. Это ведь с ним, с этим покупателем, приехали телохранители? Он сейчас там, что ли?

— Осматривает. Он считает, что дело уже решенное. — Старуха безразлично махнула рукой. — Я тоже думаю, что решенное… Ничего уже не изменить. Я сажусь в машину? — Она открыла заднюю дверь. — Только у меня условие. Я пойду с вами в овраг.

Семеныч послал Ивакину восхищенный взгляд. Ивакин ответил гордым поднятием левой брови, мол, знай наших!

Старуха расположилась на заднем сиденье, не внеся в машину никаких запахов: ни нафталина, ни валерьянки, ни старых вещей, ничего. Лишь подуло холодом от раскрытой двери.

Они подъехали к воротам. Ссора там продолжалась. Поперек въезда в поселок стояла серебристая машина. Вахтер, глядя на Ивакина, развел руками. Хозяин машины орал на охранников, сгрудившихся в темную толпу, и брызгал слюной на их черные пальто. Вахтер пытался успокоительно дотронуться до его плеча, но всякий раз хозяин сбрасывал его руку и распалялся еще больше.

Ворота между тем уже были открыты, шлагбаум поднят.

— Он генеральный директор телеканала, — насмешливо проговорила старуха. — Большой человек, и вдруг такое унижение! Бедненький.

— Переживет, — солидно вставил Семеныч.

— Думаете? — засомневалась старуха. — Я однажды прочитала об одном человеке, на которого напала змея. Он от страха укусил ее. И змея умерла от разрыва сердца. Хотя он укусил не сильно. Скорее, она не пережила унижения… Самой-то кусать можно, но чтоб ее…

Ивакин и Семеныч захохотали: несколько охранников подозрительно покосились на них.

— Это сосед мой слева, — продолжила старуха. — Все уговаривает меня продать хотя бы часть сада. Не хватает ему, убогому, пятидесяти соток. Еще и лес захватил. Но все мало. А так хороший парень. Только нервный. Ну, работа такая…

— Не будете ему продавать? — осторожно спросил Ивакин, глядя на старуху в зеркало заднего обзора.

— Я не буду сад делить вообще. После моей смерти… Потом. Кто-то купит все целиком.

Наконец, хозяин серебристой машины успокоился и уселся на водительское место, свирепо хлопнув дверью. Охранники рассредоточились, смущенно переговариваясь и пожимая плечами, машина взревела и влетела в поселок на полной скорости. Вслед за ней вкатился и «жигуленок» Ивакина.

— Ну, командуйте теперь, — сказал он старухе.

— Вперед не надо ехать. Там покупатель с телохранителями. Все равно вас не пустят. Мы по другой дороге доберемся. Вон за тем домом направо поворачивайте и там до упора. Затем налево до скамейки. Там машину оставим.

— А как же он дом осматривает, если еще с хозяином и не разговаривал? — удивленно спросил Ивакин.

— Нет, в дом он не заходил. По участку бродит. К соседям зашел, им тоже заодно предложил продать. А они вообще-то крутые. Вот удивились, наверное. В общем, делает рекогносцировку местности, — без запинки проговорила старуха. — Да он уверен, что купит. Предложит намного больше, чем другие, и всего-то делов. Видите? — она угрюмо посмотрела в зеркало прямо в глаза Ивакину. — Если судьба, человек не плетется, не идет — он летит навстречу ей! Судьба — это всегда под горку.

— Вы верите в судьбу? — прокашлявшись, спросил Семеныч.

— Да, я верю в судьбу, — зло улыбнувшись, ответила старуха.

Поселок был завален листьями. Стояла та короткая пора осени, когда опавшие листья еще не потеряли свой цвет, еще не превратились в ржавые и прелые ошметки былой роскоши. Они еще не хрустели под ногами, в них оставались соки, а их золотой цвет еще не померк.

— Неудачное время для поисков? — спросил Ивакин.

— Нет, Володя. Листья только здесь, где сады, а там, внизу — ельник, видишь? Наоборот, очень удачно. Главное сейчас найти, пока снег не выпал.

Ивакин остановил машину у лавочки.

— Теперь куда? Вниз? — спросил он старуху, помогая ей выбраться из машины. Хотел еще спросить, сможет ли она спуститься, но понял, что обидит, и решил довериться судьбе. Той, в которую она верила.

— Овраг идет вдоль всего поселка, — пояснила старуха и провела палкой слева направо. — Самый удобный спуск в него либо отсюда, либо от Марининого дома. Пошли?

Они начали спускаться. Впереди Семеныч, за ним старуха, Ивакин шел последним. Он шел и улыбался про себя: забавную они представляли картину, два старика и бабка с палкой. Старики-разбойники.

Овраг между тем показался. Исчез оранжевый ковер листьев под ногами, снизу потянуло холодом и сыростью.

Вокруг развернулся ельник. Он стоял не только по бокам, но и сверху, закрывая небо, он был и внизу — в виде мягкой хвойной подстилки и торчавших из-под земли черных сучков. Спуск становился все круче и круче. Ивакин встревожился.

— Мы не упадем? — спросил он Ираиду, имея в виду, конечно, не «мы», а «вы». И тут же упал, поскользнувшись на глиняном пятачке среди опавшей хвои. Обидно захохотал Семеныч. Старуха тоже смотрела на него весело.

— Эх вы! Сыщик! — сказала она. — Джеймс Бонд на пенсии.

Держась за ствол ели, Ивакин встал, потирая поясницу.

— К черту! — сердито выругался он. — Пора все бросать. Пусть милиция занимается этим делом.

— А действительно, — заметила старуха, помогая ему отряхнуться. — Вы-то зачем сюда приехали? Вы хотите что-то найти? Так почему вы, а не милиция?

— Не знаю, — ответил Ивакин, пропуская ее вперед. На всякий случай он подобрал с земли большую палку и пошел, опираясь на нее. — Я ведь не уверен на самом деле. И там ничего нельзя доказать. Это меня так расстраивает, что я стал сомневаться во всем. Хочу убедиться, что в главном я прав, и то, что должно лежать в овраге, там лежит.

— А что вы ищете? — спросила старуха.

— А вы не знаете? — удивился он.

— Нет. Откуда?

— Пистолет.

— Какой? — произнес она. — Тот самый? Это его Миша спрятал в овраге? Зачем?

— А затем, Ирина Федоровна, что из этого пистолета еще одного человека убили.

— Какого человека? И кто? — резко спросила она. Семеныч обернулся и посмотрел на них через плечо, неодобрительно качая головой.

— Марина убила, — сказал Ивакин. — Свою соперницу в любви.

— Так зачем вы ищете этот пистолет? — Старуха воткнула палку в землю и остановилась. — Что вы хотите с ним сделать? Ну-ка, признавайтесь. Я почти сто лет живу на свете, и меня не купишь дешевыми историями про сомневающегося сыщика. Что вы сделаете с пистолетом? Подбросите? Уничтожите?

Ивакин тоже остановился.

— Вы что же, думаете, я способен уничтожить улику? — обиженно проговорил он. — Хотя… сказать откровенно, была у меня такая мысль. Я подумал: выкопаю пистолет и уничтожу. Пусть потом Миша дает показания, а милиция, матерясь, роется в овраге. Это сочтут очередной его ложью. Я бы с удовольствием его посадил, Ирина Федоровна. Он все сделал для смерти своей сестры. Ради наследства. Но с точки зрения закона он не убивал. И я не способен — органически не способен уничтожить улику.

— Ты сам себя уговариваешь? — ехидно спросил Семеныч. Он стоял, опершись на ствол сосны, и курил. — Мы пришли, кажется? Это дом вашей Марины? — и он показал рукой наверх, где за стволами виднелось грязно-бурое пятно бревенчатой стены.

— Да, это дом архитектора. Как вы определили? — спросила старуха.

— Вы сказали, в овраг только два удобных спуска. Второй ведет от дома Марины, — пояснил Семеныч. — Это единственное более или менее пологое место, встреченное нами на пути. Значит, это и есть дом Марины. Она что — архитектор?

— Я ведь не представил вам моего друга! — светским тоном сказал Ивакин. — Его зовут Семеныч.